Но в конечном итоге, её мысленный список гостинцев и то, как можно угодить животному, иссякли. И она осталась один на один с мысленными картинками, которые никак не хотели уходить. Развилка на дороге. Арин у ручья. Отрывочное воспоминание того, как она впервые увидела его. Его нежелание поднимать глаза. Лицо в синяках, броня из ненависти. — Я была груба с тобой, когда ты работал на меня? — спросила она. — Нет. — Я тебя била? — Кестрел, нет! Почему ты спрашиваешь? — Я помню твои синяки. — Это не ты. Ты бы не смогла. — Вообще-то, насколько мне помнится, совсем недавно я тебе влепила пощечину, — заметила она. — Это другое. Ей вспомнилось, какой беспомощной она себя почувствовала, когда ударила его, и подумала, что поняла, что он имел в виду. — Какой я была, когда владела тобой? Никакого ответа, только звук шелеста листьев да шлепанье копыт Джавелина по грязи. Деревья поредели. Им открылся вид на дом Арина. — Ты ненавидел меня, — сказала Кестрел. Он остановил коня. — Пожалуйста, взгляни на меня. Она развернулась в седле и, как он и просил, посмотрела ему в глаза. — Сначала я ненавидел тебя, — сказал он. — Потому что ты выдавала себя не за ту, кем являлась. Я не знал, кем ты была. А потом узнал, немного. Ты казалась доброй. Доброта — не очень верное чувство для хозяина. Не для меня. Это ещё один способ заставить тебя умолять. Становишься благодарным за вещи, за которые не должен благодарить. Когда я был ребёнком, то был так благодарен за доброту. А потом я вырос и почти предпочел жестокость, потому что она была ближе к истине, и никто не прятался за ложью, будто он хороший. Я нарушил правила. Особенно с тобой. Я давил на тебя, чтобы ты наказала меня. Я пытался воздействовать на твою руку. Я хотел, чтобы ты явила свою истинную сущность. Выражение его лица было трудно прочитать. В горле саднило. Она опустила взгляд на гриву Джавелина. — Но это и была твоя истинная сущность, — сказал он. — Ты умная, смелая, умеющая манипулировать людьми. Добрая. Ты даже не прикладывала усилий, чтобы скрыть, кто ты есть. А затем я обнаружил, что сам хочу скрыть это. Ведь в этом была привилегия твоего положения, не так ли? Ты вовсе не должна была скрывать, кто ты? С моим же характером — я был обречен. И это правда. Порой, правда сжимает тебя так крепко, что ты не в силах вздохнуть. Я испытывал очень похожее ощущение. Но дело не только в этом, существовала и другая причина, из-за которой мне было больно смотреть на тебя. Ты была слишком привлекательной. Для меня. Она не знала, что сказать. — Я пытаюсь быть честным, — сказал он. — Я верю тебе. Но трудно поверить, что ты хорошо знал меня. Кое-что из сказанного тобой просто не имеет смысла. — Что именно? — Получается, что у меня противоречивый характер. — С чего ты взяла? — Не думаю, что можно быть манипулятором и добрым человеком одновременно. Он рассмеялся. — О, ты это можешь. Повисла тишина. Джавелин переминался с ноги на ногу. Арин коснулся её затылка кончиками пальцев. Он обнаружил под платьем на её плече заживший шрам, тонкий и длинный. Кожа, куда попал хлыст, омертвела, но кожа, граничащая со шрамом, была живой и покрыта мурашками. Она была рада тому, что ей больше не приходилось смотреть ему в лицо. — Ты изменилась, — пробормотал Арин, — и осталась прежней. Благородная и чистая. Я восхищаюсь тобой. Та дрожь растворилась в страхе. В страхе на развилке пути — пути, маячившем в лесу у них за спиной. Из-за того, что это означало — Арин знал её прежнюю и знал её нынешнюю, и восхищался ею. Она не просила, чтобы он ею восхищался. Она с подозрением относилась к восхищению. Кестрел уперлась коленями в бока Джавелина. Арин больше не касался её. Конь направился в стойло. В тот день Арин больше ничего ей не сказал, за исключением предложения самому вычистить Джавелина. Она согласилась. Ей хотелось побыть одной. Даже когда Кестрел вернулась в дом, она чувствовала себя живой. Пробужденной, непокорной. И эти чувства вовсе не щадили её. Они словно требовали от неё действий. Всё из-за прикосновения, которое, казалось, должно было бы успокоить. Но не успокаивало. Хоть день она и провела в тревоге, Кестрел продолжала мысленно прокручивать последнее сильнодействующее мгновение. Она решила, что Арин был полной противоположностью спокойствия. Глава 14 Арин снова исчез. Он оставил Кестрел записку, в которой сообщалось о его отъезде, но не было сказано ни о причинах, ни о том, сколько он будет отсутствовать. Она предположила, что это как-то связано с войной, и что он не решился что-то объяснить в записке, чем вызвал вопрос — почему он не поговорил с ней, что в свою очередь напомнило, как она вздрогнула от его прикосновения. Она поняла записку. Но та ей не понравилась. Она спросила Рошара, где Арин и зачем уехал. — Любопытство, любопытство, — сказал принц. Тон его голоса был игривым. Но довольно дружелюбным. Однако он чётко и жёстко дал понять, что Кестрел попусту тратит время, пытаясь выудить из него информацию. Они играли в «Пограничные Земли» в салоне. Окна были распахнуты, приближалось ненастье, но дождь еще не начался. Тучи заполонили горизонт. Ветер всколыхнул занавески, повеяло сыростью. Рошар поворчал, а потом ещё раз, глядя на игровые фишки. Арин не взял Джавелина. Все лошади остались стоять в стойлах. Она их пересчитала. Рошар взглянул на темнеющее небо. — Он в море? — спросила Кестрел. — Дорогуша, тебе-то какая разница? — Ты нервничаешь. — Я нервничаю из-за тебя. Ты меня выводишь из равновесия. — Я думала, вы воюете. Лучше тебе заняться делами поважнее, нежели здесь со мной играть в «Пограничные Земли». Он приподнял бровь, но ответил лишь: — Ходи. Кестрел сделала свой ход. Было приятно обнаружить, что она помнит, как играть. Что это не составляло для нее никакого труда. Она знала как: играть в игры, играть на фортепиано, ездить верхом, говорить на другом языке. Если и осталось что-то, чего она не знала как делать, — она не осознавала этого. Вопрос заключался в значениях предметов. Её память была коробкой с игрой, в которой она могла разглядеть доску и знала правила игры, но пока не могла узнать все фишки. — Кто командует Дакрано-Геранским альянсом? — спросила она. — Неужели не ясно? Разве я не излучаю бесспорный авторитет? — Какова роль Арина? — А вот это, — сказал он ей, — хороший вопрос. Ветер надул парусом занавеску. Она передвинула инженера, не отрывая взгляда от доски. — Удивлена, что твой народ поддержал альянс. Он пожал плечами, раздражительно пробормотав что-то короткое на своем языке. — Обычно в войне никто не стремится умереть за чужой народ, — сказала Кестрел. — Что именно хочет получить ваша королева от Герана? — Смертельное небольшое изобретение Арина для начала. — Оно у вас уже есть. Он отдал вам чертежи. — Империю нужно держать в страхе. Если они оккупируют полуостров, то это только вопрос времени, когда они возьмут восток. — Твоя сестра умна? Он одарил её раздраженным взглядом. Кестрел увидела ответ. — Значит, она должна желать чего-то большего, — сказала Кестрел. — Арину известно, чего она хочет?