— Нет, было. Губы Арина приоткрылись, но он ничего не ответил. Его тёмные глаза блестели. Кестрел раздумывала, а что будет, если дать телу то, что оно хочет. Оно знала то, чего не знала она. Её сердцебиение участилось, кровь забурлила в венах. — Первый день, — сказала она. — Прошлого лета. Твои волосы были спутанными. Мне хотелось убрать их назад и заставить тебя посмотреть мне в глаза. Я хотела тебя рассмотреть. Его грудь вздымалась и опадала под её рукой. — Я не знаю. Я не… Я не знаю, чего ты хотела. — Я никогда этого не говорила? — Нет. Она склонила губы к его губам. И поцеловала, и ощутила обжигающий вкус ликёра на его языке. Она почувствовала, как Арин сглотнул. Юноша притянул её к себе, запутался руками в её волосах, пил дыхание с её губ. Хотя уже невозможно было понять, где начиналось её дыхание и заканчивалось его. Арин целовал её в ответ, водил пальцами по лицу. А потом его руки куда-то исчезли. И Кестрел почувствовала лёгкое прикосновение к изгибу своего бедра, едва ощутимое. Как камень, брошенный в воду. Только он был и сразу же исчез. — Странно, — пробормотал он ей в губы. Кестрел уже не слушала. Она была рябью, кругами, расходящимися всё шире и шире. Мгновение соприкосновения камня с водой, маленькая воронка от воздействия на поверхность. Мгновение ожидания для камня перед тем, как наконец упасть вниз. Внезапно она поняла (или решила, что поняла), что именно он нашёл странным. Он провёл рукой по тому месту, где должен был висеть кинжал. И понял, что эта часть её отсутствует. Кестрел и сама начала ощущать, будто у неё не цельное тело, что в нём есть пустоты. Ею завладела мысль (пронзив остро и неожиданно), что она стала прозрачной, что прикоснись он к ней вновь, его рука пройдет насквозь по воздуху, мимо пустого пространства, которым она сейчас была. Кестрел не хотела быть пустотой, не хотела исчезнуть. Она хотела быть цельной. — Я хочу вспомнить тебя, — сказала она. Лицо Арина вспыхнуло эмоциями, бёдра напряглись, он притянул её ближе. Его веки отяжелели, глаза потемнели. Рот влажно блестел. Кестрел не поняла выражения его лица. Оно было новым. Девушка наклонилась и отведала этой новизны. Их поцелуй получился ожесточенным. Это она его сделала таковым. Она почувствовала его зубы, упивалась твердой уверенностью, какой никогда прежде не было между ними. Но в то же время она чувствовала каждый поцелуй, который они разделили в другой жизни, чувствовала, что они сейчас существуют внутри этого. Губы Арина заскользили по девичьей шее. Он зарылся лицом в её кожу. Кестрел нашла его губы и обнаружила, что теперь у них другой вкус. Она отведала вкус своей кожи, оставшийся на его губах. Медный. Она вновь проникла языком в его рот. — Кестрел. Она ему не ответила. — Это плохая идея. — Нет, — сказала она, — хорошая. Арин отстранился, закрыл глаза и опустил голову, прижав её к животу девушки. Кестрел чувствовала, как он шептал что-то, уткнувшись лицом в её ночную сорочку. Его рот обжигал даже через ткань. Стул Арина отъехал назад. Он больше не прикасался к ней. — Не так. — Да. Именно так. — Кестрел пыталась подобрать слова, чтобы выразить, насколько это помогло, что каким-то образом ей удалось выстроить карту себя, обозначить хребты, возвышенности и долины её настоящей. — Кестрел, мне кажется, ты меня… немного используешь. Это неприятно поразило её. Кестрел замерла. Ей пришло в голову, что сказанное им, было ещё одной версией того, что она пыталась сказать. — Только не так. Ох, это мучение. — Арин печально улыбнулся. — Это не значит, что я не хочу… — Она никогда не слышала, чтобы он говорил так неуверенно. Даже несмотря на провалы в памяти, она знала, что это ему не присуще. Это легко узнать, хотелось сказать ей. Воспоминания о нём вернулись довольно быстро. Это не больно, не так сильно, как она боялась раньше, в тундре, или в его пустой кровати. По крайней мере, это больше не причиняет боль. Уже лучше. По сравнению с… другими вещами. Безликий ужас. Монстр. Внутри неё. Он разросся, превратился в бесформенную массу. Она не будет её трогать. Ей с этим призраком не по пути. Арин был прав тогда, предположив, что она пережила нечто настолько ужасное, что не стоило и вспоминать. — Этого недостаточно, — сказал он. Ей потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что он продолжает настаивать на отказе и не отвечает на её мысли, которые звучали так громко, что у неё возникло такое чувство, будто она кричала о них вслух. — А чего будет достаточно? — спросила она. Арин покраснел. — Ты можешь мне сказать. — Ох, — ответил он. — Хорошо. Меня. — Я не понимаю. — Я хочу… чтобы ты хотела меня. — Я хочу. Он провел рукой по взъерошенным волосам. — Я не это имел в виду. — Он взмахнул рукой сначала в её сторону, а потом в свою. — Я… — Он изо всех сил прижал кулаки к глазам и позволил наконец словам сорваться с губ: — Я хочу, чтобы ты была моей, всецело, чтобы ты принадлежала мне и телом, и душой. Я хочу, чтобы ты разделяла мои чувства. У нее свело желудок. Кестрел поклялась себе не лгать ему. Он прочел ответ в её глазах. Арин помрачнел и ничего не сказал. Но убрал волосы с её лица, те пряди, что упали на ресницы и прилипли к губам. Подушечка его пальца медленно очертила линию вдоль нижней губы Кестрел. Ощущение отдалось мурашками на спине и бабочками в животе. А потом его рука опустилась, и она почувствовала себя одинокой. — Завтра я уезжаю с Рошаром, — сказал Арин. — Меня не будет некоторое время. Уголёк обиды. Старое чувство, оно было того же возраста, что и вся её жизнь. Кестрел всегда бросали. Война постоянно одерживала победу. Она увидела себя маленькой девочкой, сжимающей меч длиною в её рост. Как руки ныли под его тяжестью. Его нельзя ронять. Скоро его возьмет человек на лошади. Он смотрит вниз, а она гадает, может, ему просто интересно, сколько она сможет продержать клинок прямо. Он улыбается, и её сердце наполняется чувствами той девочки. Кестрел одновременно девочка и женщина, прошлое и настоящее. Её переполняют гордость и сожаление, а ещё гнев. — Возьми меня с собой, — попросила она Арина. Его лицо омрачила тень. — Нет. Это невозможно. — Я могу помочь. Я знаю, как работает система шпионов моего отца, его тактику, шифры, войсковые соединения… — Нет. — У тебя нет права решать за меня. — Этого не будет. — Арин понял, что разозлился не меньше Кестрел, поэтому добавил мягче: — Это слишком опасно. — Я могу о себе позаботиться. — Я не могу потерять тебя. — Горе окрасило его голос. — Ещё и тебя. Она увидела в глазах Арина отражение истории, что он рассказал ей о вторжении. Его взгляд помрачнел. Это отец Кестрел сделал это с ним. Она вспомнила отца, почувствовала, как память сдавила тело — до скрипа, хруста костей — и, казалось, она почувствовала, что Арин догадался, куда устремился её разум. Она ощутила, что сделало с ним направление её мыслей. Кестрел умоляла отца взять её с собой на войну. Он пообещал, что однажды обязательно так и поступит, но потом она выросла и больше не разделяла его желаний; она хотела, чтобы он остался вместе с ней, но он не уступил. Их с Арином истории переплелись в единый узор, который она пока не могла разгадать. А их молчание всё длилось и длилось. — Я останусь, — наконец тихо произнес Арин. Её взгляд взметнулся к нему. Это было так неожиданно, что у Кестрел все мысли вылетели из головы. — Если ты хочешь. Я могу остаться. Мы будем вместе. — Если ты останешься здесь, в то время как дакранцы идут на юг, чтобы сражаться, альянс разрушится. Арин уставился на свои руки. — Если только ты не сделаешь это ради королевы. Он укоризненно посмотрел на Кестрел. — А значит, ты не можешь остаться. — Ты хочешь, чтобы я остался? Кестрел задумалась, может, каждый вопрос — это просто попытка сдаться на милость другому. — Это слишком дорого тебе обойдётся. — Подумай об этом. Ты подумаешь? Мы уходим на рассвете. Встретимся у ручья, рядом с вьючной тропинкой, и ты скажешь мне, что решила. Её ответ должен быть «нет», но Кестрел не смогла заставить себя сказать это.