Что скрывают идеальные лужайки? Что прячется за уютными фасадами домов? Какие тайны хранят их владельцы? Видимая красота… идеал, к которому стремятся многие. Вот только зачастую в этих стенах полно скелетов и тайн, бережно скрываемых от глаз посторонних. У кого-то — забавных, у других — грустных, а у кого-то — мерзких и грязных… Спрыгнув с крыла дракона и ощутив под ногами землю, я по-новому обвела взглядом улицу. Тихий благополучный район. Я слышала пение птиц и шелест листвы деревьев, а с лёгким дуновением ветра донёсся запах леса: прелые листья, гниющие ветки, трухлявые стволы, вперемешку со сладкими раздавленными ягодами… Яркое ощущение смерти заставило меня передёрнуть плечами. Сколько бы я ни работала, но так и не привыкла, что она — моя извечная спутница. Широкая лесополоса окружала этот небольшой район с идеальными деревянными особняками, отгораживая от остального мира, создавая свой замкнутый мирок. Сделав шаг по белой гравийной дороге, я уловила новый порыв ветра, принёсший запах дыма костра и жареного мяса; а вместе с ними и смех; чистый, заливистый, пронзительно искренний… какой бывает только у детей. Это заставило меня вновь передёрнуть плечами. Дети — цветы жизни, согласна, но не стоит забывать, что цветы бывают хищными и весьма ядовитыми. Хруст камней под ботинками вернул моё внимание к дому и к гулу ветра под крыльями драконов, приземляющихся вслед за нами, а также — к взволнованному дыханию моего спутника. Приняв заявление о пропаже, я направила группу на работу к девушке и к её дому. Сейчас всё завертится, эксперты будут осматривать помещения в поисках следов: физических или магических. Будут суетиться и сновать везде, заглядывая за фасад этого идеального дома, разгадывая постыдные тайны… Они практически дышали мне в спину, желая быстрее заняться делом. Рохан нервничал, открывая дверь, вызывая то сочувствие, то подозрение. Согласно неутешительной статистике, если бы у него не было алиби, то он был бы главным подозреваемым в пропаже своей жены… Но он сидел под стражей, я самолично упекла его за решётку, где он был под круглосуточным наблюдением. И это всё усложняло. Алекса, не знаю почему, но располагала к себе. Я бы сказала больше: она мне нравилась. А это для драконов весьма показательно; мы — не самая дружелюбная раса. Потому-то я и приняла его заявление, к тому же лично занялась этим делом. Зайдя внутрь, я постаралась отстраниться от старых воспоминаний и посмотреть на дом свежим взглядом. Составить картину заново. Медленно делая шаги, я вновь окидывала помещение взглядом. Тёплый запах дерева и капелька ванили приятно щекотали нос. Уютно. Чисто. Идеально. Никогда бы не подумала, что Алекса такая чистюля. В её кабинете было больше цвета, чем дома, да и встречались небрежно поставленные на стол кружки, разбросанные книги или обёртки от сладостей. Нет, сказать, что она нечистоплотна, нельзя, но и что она заморачивается на уборке… Даже в домах более одарённых и магически сильных представителей не всегда так лаконично и чисто. Бытовые артефакты, как и заклинания, только кажутся простыми, но сами выкачивают достаточно магии из носителя, а ручками убирать такое пространство, наверное, утомительно, особенно — для обычного человека… — Следователь Шэрассия… — молодой парень заставил меня отвлечься от изучения идеального расположения тарелок на кухне. Они были разложены мало того, что по размеру, так и по цвету. Даже на моей кухне, где трудился профессиональный шеф и горничная, не было такого порядка… а ведь это их работа. — Да, господин?.. — окинула я взглядом молодого эксперта, чьего имени не знала. Опять мне подсунули новичка вместо умудрённого опытом профессионала. — Грегори Брайт, — вытянувшись, старательно отрапортовал он, глядя на меня восторженным детским взглядом. Принюхавшись, я сделала неутешительный вывод: оборотень, волк, к тому же — совсем юный. У нас, драконов, дети до первого совершеннолетия в пятьдесят лет никуда не суются и находятся под контролем старших. У оборотней совершеннолетие наступает раньше, также как у людей, но, в любом случае, этот паренёк только переступил грань взросления, а уже… эксперт. Выводы мои были неутешительны, а желание придушить начальника экспертного отдела неуклонно росло. — Никаких следов насильственных действий не найдено. — А запретных магических заклинаний в последние пару дней здесь никто не произносил? — парень смутился, и я сделала неутешительные выводы, что он попросту не подумал. Шикар-р-рно. Огонь катился по моим венам, а драконица внутри меня предвкушающе щёлкала зубами. — Н-нет, — с запинкой проговорил он, — никаких свежих следов магии здесь нет. Никакой магии. — Понятно. Продолжайте искать, — недовольно выговорила я, заталкивая хрупкую надежду, что будет легко, глубоко внутрь себя. Грегори же, кивнув, рьяно ринулся выполнять поручения. Я же, повернув голову, встретилась взглядом с прислонившимся плечом к дверному косяку мужчиной. — Нашли что-нибудь? — он был спокоен и собран. — Пока ничего… — Это всё вы виноваты, — оттолкнувшись, он медленно направился ко мне, — если бы не вы со своим расследованием, то с ней бы ничего не случилось! — Вы так думаете? — способность других винить всех, кроме себя, удивляла вновь и вновь. — Конечно! Если бы вы не влезли и не арестовали меня, то я был бы дома. Всё было бы идеально, мы бы жили так, как раньше… Его решительный взгляд наталкивал на мысль, что так оно могло быть… но, к сожалению, он изучал тюремную камеру. — Она такая хрупкая, и что бы с ней ни случилось, вы в этом виноваты! * * * Алекса Шорс Кап-кап-кап… Вот уже неделю срывающиеся с потолка звонкие капли были единственным моим развлечением, спасательным кругом, за который цеплялся разум. Я с трудом помнила, как меня бросили на холодные каменные плиты и с грохотом закрыли тяжёлую дверь. Память стремилась меня защитить, стирая травмирующие воспоминания. Кто меня похитил? Зачем? Я помню, как, придя в себя, рыдала и билась в истерике, поняв, что осталась одна взаперти в тёмном сыром подвале без окон с единственной закрытой дверью без возможности связаться с внешним миром. Моя сумочка и недавно купленные артефакты остались у неизвестного, запершего меня. Я была одна в кромешной темноте. Порой мне слышался тихий скрежет, казалось, что это крысы бегут сюда, чтобы обглодать мои косточки. Тогда сердце заходилось в бешенном ритме, а кровь стыла в жилах от страха. Я кусала губы и грызла оббитые ногти, не контролируя порывы испуганного тела, вздрагивая от каждого подозрительного шума, которыми полнится темнота. Но самое страшное было то, что обо мне, казалось, почти забыли… После того, как я пришла в себя в первый раз в этом подвале, прошло двое суток, прежде чем мне принесли воды, еды и маленький огарок свечи. Я тогда забылась беспокойным сном, а когда разлепила опухшие от рыданий веки, то с трудом поверила своим глазам. Свет. Блеклый свет… Заманчивый кусок хлеба и чистая вода. Я жадно глотала большими глотками живительную влагу. Тогда я ещё брезговала ловить капли тухлой воды, что сочилась с потолка в углубление у стены, а потому была обезвожена. Губы иссохли и потрескались. Казалось, что каждый вздох обдирал горло как наждачная бумага. Тогда я сглупила, выпив всю воду за раз. Хорошо, что ума хватило растянуть кусок хлеба. В следующий раз я была умнее. Правда, и жажды такой не было. Я стала ловить капли, что падали с потолка, и слизывать их с ладони, стараясь не думать, сколько грязи попадает в организм. Со временем я на ощупь изучила свой тёмный подвал. Пятнадцать шагов в одну сторону и десять в другую. Стены же в высоту были в пятнадцать больших плит, — это уже насчитала при тусклом свете свечи. За это время мне трижды приносили еду, но я ни разу не видела приходившего. В последний раз расщедрились на кашу и зелёное кислое яблоко. Сок, брызнувший мне в рот, стоило сжаться зубам, ещё никогда не был для меня так сладок… Как только я прикрыла веки, съев его, рот тут же наполнился слюнями, а желудок протяжно застонал, желая получить добавку. Я теряла силы. Чувствовала это, когда, не желая сдаваться, в очередной раз вставала и, пошатываясь, обходила комнату, ища тайные ходы, как в дрянных книжках. Увы, не находила и, с трудом удержав при себе крупицы надежды, падала в самый сухой угол комнаты. — Зачем я только злилась на Рохана? — мой хриплый голос, словно карканье ворона, разносился в темноте. — Подумаешь, морок… ерунда… от розовых очков ещё никто не умирал. Был бы любимый рядом… Сейчас все мои обиды казались такой глупостью; я бы всё отдала, чтобы вновь оказаться в его объятиях. Чтобы, уткнувшись носом в его шею, вдыхать запах его кожи и пьянеть от него, чтобы чувствовать, как уверенно бьётся под ладонью мощное сердце, ощущать на себе его снисходительно-насмешливый взгляд… Свернувшись в позе эмбриона, я старалась хоть как-нибудь согреть замерзающее тело. Сил на растирание давно не осталось. Как и сил, чтобы здраво мыслить. Лицо Рохана постоянно плыло перед глазами, выдёргивая меня из безумия, что постепенно зарождалось во мне. Вдруг тяжёлые шаги, разнёсшиеся по лестнице, заставили меня подобраться и сжаться в комок. Наконец узнаю, зачем я здесь. Загремел старый засов, дверь скрипнула… но не открылась. Мне казалось, что я вовсе перестала дышать, в то время как сердце испуганной птицей билось в груди. Я ждала… И похититель тоже. Через несколько минут шаги раздались вновь, только теперь они удалялись. Что бы это значило? С трудом поборов страх, я встала, опираясь на стену, и медленно двинулась к двери. Толкнув её, облизнула пересохшие губы, не решаясь сделать шаг из своего подземелья. Это была чья-то гнусная игра. И что бы я сейчас ни сделала, я последую чьему-то коварному плану. Никто не хочет быть пешкой, но порой выбора-то и нет. Потому, занеся ногу над порогом, наконец, сделала шаг. Глава 26 Лестница была узкой, вдвоём здесь не разминуться. Я облокачивалась на обе холодные стены, поднимаясь, что было к лучшему, ведь я постоянно пошатывалась, ища руками опору. Холодный гладкий камень скользил под ладонями, а вдали маячил тусклый свет.