— Хулиган? — переспросила я. — Ну да. Дверью вечно хлопает, а если я ему замечание делаю — иностранными словами обзывается: ктулхой и носфератой. — Ясно! — я сделала в блокноте пометку. — А остальные двое? — Те-то, Коля с Васей, они из других подъездов, но к нам часто заходят. Приятели у них здесь. Коля Пустышкин — тот хороший мальчик, воспитанный. Всегда поздоровается, дверь непременно придержит, чтобы не хлопнула. Вася-то, то есть Наклейкин, — тот не очень-то, вроде Петьки, такой же хулиган… — И что — последние дни они к вам тоже заходили? — Коля заходил, а Наклейкин к бабушке уехал, в деревне у него бабушка, под Псковом… Я всегда удивлялась тому, как много знают консьержки. Вроде бы никуда не уходят, сидят у себя в подъезде, носки вяжут или кроссворды разгадывают — а при этом полностью в курсе всех дел, не только в своем доме, но и во всем микрорайоне: кто развелся, кто женился, у кого в семье прибавление, а у кого сына в армию призвали. Поэтому дядя Вася и велел мне поговорить с консьержкой — уж она-то наверняка все про всех знает! — А как у них в семьях дела обстоят? — продолжила я расспросы. — Полные семьи? И папа, и мама имеются? — Имеются, имеются! — закивала консьержка. — Только у Коли отец временный — то он есть, то его нету. Все равно как свет в нашем подъезде — то потухнет, то погаснет… — Это как? — спросила я удивленно. — А так — два месяца он дома сидит, а два месяца на каком-то перроне работает… — На перроне?! — переспросила я. — Он что — железнодорожник? — Зачем железнодорожник? Нефтяник он! — Нефтяник? Тогда, может быть, не на перроне, а на нефтяной платформе? — Во-во, на платформе! На нефтяной платформе в самой Африке! Какая только разница — на перроне или на платформе? По мне, так хоть на полустанке! Главное дело, что деньги он получает несусветные. И мало того, когда не работает, дома сидит, — такие же деньги ему идут! Он дома спит или, к примеру, полку на кухне приколачивает — а ему страшные тыщи капают. Вот умеют же некоторые так устроиться!.. А тут сидишь круглые сутки в этой стеклянной коробке, бдишь, как собака сторожевая, — и все за копейки!.. — Ну, я смотрю, вы не очень-то бдите! — Я выразительно взглянула на газету с кроссвордом, но моя собеседница сделала вид, что не поняла намека. Прежде чем уйти, я задала последний вопрос из дяди-Васиного списка: — А вы случайно не знаете, у этих… Пустышкиных и Сковородкиных, у них гаражей нету? — У Сковородкиных? — переспросила тетка. — Это какие такие Сковородкины? Не знаю никаких Сковородкиных! Нету в этом доме никаких Сковородкиных и в соседних тоже! — Ну как же! Вы только что про мальчика Петю говорили, который иностранными словами обзывается! — Так это никакие не Сковородкины, а Сковородниковы! И гаража у этих Сковородниковых нету, зачем им гараж? У них и машины-то нет. У них из транспорта только Петькин велосипед и хозяйственная сумка на колесиках, с которой в магазин ходят… — А у Пустышкиных? У них-то машина наверняка имеется! — А как же, — консьержка кивнула. — У Пустышкиных, у них целых две машины. У отца Колиного, который на перроне работает… тьфу, то есть на платформе… у него такая здоровенная машина, прямо как автобус похоронный, и тоже черная. Джип называется. А у мамаши — своя машинка, маленькая такая, зеленая. Это зачем же людям целых две машины? Нашим людям две машины без надобности! — А гараж? — не сдавалась я. — Гараж у них есть? — И гараж есть, — солидно кивнула тетка. — Хороший такой гараж, кирпичный, прямо как дом. Только мать Колькина свою машину туда не ставит, она ее на стоянке держит около дома, говорит, ей так удобнее. А в гараже этот… джип похоронный стоит, пока сам хозяин в Африке своей загорает… Я подробно расспросила консьержку про расположение гаража Пустышкиных и только после этого отправилась домой к дяде Васе. Мой шеф стоял в прихожей перед зеркалом и мрачно разглядывал свое лицо. За время моего отсутствия лицо его не претерпело заметных изменений и подходило только для того, чтобы играть живого мертвеца в каком-нибудь малобюджетном фильме ужасов. У ног дяди Васи расположился Бонни. Он тоже был разукрашен зеленкой, но не очень по этому поводу огорчался. Я пересказала Василию Макаровичу все, что удалось узнать у консьержки. Он неохотно оторвался от созерцания своего лица и прошествовал в кухню. Там налил себе чашку чаю, достал из буфета сухарь с маком, обмакнул его в чай и только тогда заговорил: — Теперь понятно, как к Пелагее Петровне попадали записки от похитителей и почему никто не видел того, кто эти записки приносил. Ну что ж, тезка, считай, что мы с тобой это дело раскрыли… Я так не считала, мне еще многое было непонятно, но я не стала задавать никаких вопросов, чтобы не ударить в грязь лицом перед Василием Макаровичем. Он и без того то и дело дает мне понять, что детектив в нашем агентстве только он, а я — так, девочка на побегушках! — Но главная-то наша задача еще не выполнена, Сережу мы еще не нашли, не вырвали его из рук похитителей! — Не вырвали, — дядя Вася отчего-то усмехнулся. — Ну, как раз сейчас мы и пойдем на дело… вырывать его из этих самых рук. Пойдем, Бонни? Бонни радостно заурчал — он обожает, когда его берут на дело! — Но как же, дядя Вася! — проговорила я с сомнением. — Вы в таком виде не хотели выходить из дома, чтобы не пугать окружающих. А уж Бонни сейчас вообще страшнее собаки Баскервилей… — Как раз сейчас это нам очень поможет, — дядя Вася выглянул в окно. — На улице уже темнеет, и пойдем мы огородами, так что пугать прохожих мы не станем, а то, что нас с такими мордами увидят похитители, — это даже хорошо… в воспитательном смысле! Короче говоря, через сорок минут мы уже пробирались в сгущающихся сумерках мимо того самого забора, где минувшим утром разыгралась история с оранжевым грузовиком. Обойдя забор, мы миновали ту бытовку, при штурме которой дядя Вася и Бонни были обстреляны зеленкой. Бонни покосился на бытовку и сердито зарычал. — Тише, Бонечка, тише! — проговорила я вполголоса. — Мы не должны выдать себя раньше времени! Дядя Вася промолчал. Видимо, он разделял переполнявшие Бонни чувства. Обойдя бытовку, мы углубились в тот проход между гаражами, куда утром скрылись злоумышленники. Бонни выглядел очень возбужденным, короткая золотистая шерсть у него на загривке поднялась дыбом. Наконец мы подошли к тому месту, где, по описанию консьержки, находился гараж семьи Пустышкиных. — Ага! — проговорил дядя Вася и выразительно переглянулся с Бонни. — Вот как раз поблизости от этого гаража мы утром и потеряли след! Так что все сходится! Он оглядел основательный кирпичный гараж, вполне соответствующий описанию консьержки, и скомандовал: — Бонни, заходи сзади — там наверняка есть какой-то лаз! А мы с тобой, тезка, пойдем через главный вход. Бонни зарычал и скрылся в высокой траве сбоку от гаража, а мы с дядей Васей подошли к гаражным воротам. — Думаете, похитители здесь держат Сережу? — проговорила я с сомнением в голосе. — Думаю, тут они все! — подтвердил мой шеф. Он прильнул ухом к железным воротам, прислушался. Потом кивнул мне и сделал знак рукой, чтобы я держалась у него за спиной. В первый момент я хотела возмутиться — что это он относится ко мне, как к кисейной барышне! Я такой же детектив и оперативник, как он, и не собираюсь прятаться за его спину! Но затем вспомнила выстрел из водяного пистолета, вспомнила дяди-Васино зеленое лицо и послушно отступила назад. Одно дело — огнестрельное ранение, пусть даже и очень опасное, и совсем другое — получить на пару недель жуткий зеленый цвет лица! Дядя Вася осторожно подергал за створку ворот. Она не поддавалась. Тогда он огляделся, нашел в траве какую-то гнилую доску, обмотал ее пучком травы и поджег. От этого самодельного факела пошел густой вонючий дым. Дядя Вася закашлялся, вытянул руку как можно дальше вперед и поднес факел к гаражным воротам. Видимо, там был сквозняк, потому что дым затянуло в щель между створками ворот. Почти тут же из гаража донеслись истошные вопли: — Горим! Пожар! Полундра! В следующий момент громыхнул засов, створка ворот приоткрылась, и на пороге появился мальчишка лет десяти со слезящимися от дыма глазами. Увидев перед собой дяди-Васино зеленое лицо, он в ужасе взвизгнул: — Носферату! Живой покойник! — и бросился обратно в гараж. Василий Макарович метнулся за ним и, прежде чем мальчишка успел закрыть ворота, схватил злоумышленника за шкирку: — Стой, Колька, не уйдешь! Тот пытался вырваться, визжал, но дядя Вася держал его крепко. Тогда малолетний преступник крикнул в глубину гаража: — Серый, линяй! Делай ноги! К этому времени я вслед за дядей Васей протиснулась в гараж, и мои глаза привыкли к царящей внутри полутьме. Я разглядела большой черный джип, а за ним, возле задней стенки гаража — уютный закуток, пару складных стульев и маленький столик, на котором стоял термос и валялся кулек с конфетами. Возле этого столика стоял испуганный мальчишка с огненно-рыжими волосами и густо посыпанным веснушками лицом. Услышав Колькин крик, он согнулся пополам, метнулся к задней стене гаража и хотел юркнуть в какой-то неприметный лаз, как вдруг оттуда навстречу ему высунулась огромная жуткая морда ужасного желто-зеленого цвета с оскаленными клыками… — Мама! — завопил мальчишка и стремглав бросился в обратную сторону, то есть прямо к нам. На этот раз я была наготове и схватила его возле самых гаражных ворот. Тут я как следует разглядела его и убедилась, что это не кто иной, как Сережа, племянник нашей заказчицы Пелагеи Петровны. Сережа, чье похищение мы с дядей Васей расследовали. — Куда же ты убегаешь? — спросила я его. — Мы же пришли спасти тебя от похитителей!