– Меня в это не втянуть, – как ни в чем не бывало говорит тот. – Ты убил ее, не так ли? Вопрос риторический. – Я больше не желаю слышать эту чушь. – Это правда, Боб? Вы – брат бывшего мужа Келли? – спрашивает Сара. – Да, но я не имею ко всему этому никакого отношения. – Боб опускает голову. Сара тяжело вздыхает. – Господи… Это дело уже было закрыто, – раздраженно говорит шериф Стивенс. Скотт начинает тяжело дышать, а затем в одно мгновение подскакивает к Бобу и отбрасывает его в сторону. Шериф и Хадсон кричат, чтобы он остановился, и оттаскивают его. После какофонии криков хаос стихает, и тяжелое дыхание начинает заполнять пространство. – Я заберу твой гребаный значок, ты, обезьяноподобный кусок дерьма! – Изо рта у Боба брызжет кровь. Он, похоже, физически не способен справиться с полицейским один на один, но если б взгляд мог убивать, Скотт уже был бы бок о бок со своей покойной женой. – Пожалуйста, мистер Миллер, примите наши самые искренние извинения. Такое поведение было совершенно неуместным. Офицера Саммерса немедленно отправят в неоплачиваемый отпуск, – пытается все уладить Стивенс. – Идите вы все! Вы только что совершили огромную ошибку, все вы! – кричит Боб. Похоже, его никак не успокоить, и мудрый шериф просто кивает. Окружной прокурор поворачивается к Саре: – Я собираюсь отложить расследование, потому что, похоже, у вас есть еще что представить обвинению. Просто позвоните в мой офис, и я попрошу кого-нибудь приехать и забрать всё, когда всё будет готово. Он быстро уходит, явно не желая быть втянутым в эту неразбериху. Мэтью гладит Сару по плечу, пытаясь утешить ее. Это я должен был гладить ее по плечу, а не гребаный Мэтью… – Хорошо, все вон! Мы сейчас же едем в гребаный участок. – Шериф Стивенс теряет самообладание. Думаю, что в конце концов я обрел почву под ногами. 45 Адам Морган Еще до того, как ярость поглотила меня, я знал, что добром для меня это не кончится. Я гребаный идиот и уверен, что Сара воспользуется любой возможностью, чтобы напомнить мне об этом. Сейчас, однако, меня больше всего беспокоит сильная боль, вызываемая тугими наручниками. – Вам не нужно так сильно тянуть, – умоляю я шерифа Стивенса. – При всем моем уважении, мистер Морган, вы не в том положении, чтобы решать, что нужно, а что нет. Так что, пожалуйста, если б вы могли просто заткнуться на хрен и пойти со мной, я был бы премного благодарен. – В его тоне достаточно снисходительности, чтобы смирить даже самых суровых «клиентов». Я хочу ответить умной шуткой, но разум подсказывает, что это не принесет мне никакой пользы. Я просто делаю то, что мне говорят. По крайней мере, сейчас я в лучшей форме, чем Боб. Одна эта мысль вызывает легкую ухмылку на моем лице. – Всё это должно быть вам хорошо знакомо, мистер Морган. Однако, в отличие от прошлого раза, мы не будем быстро пытаться выпустить вас отсюда. Что-то подсказывает мне, что вы пробудете здесь еще какое-то время… Но, эй, что я знаю? Я просто привлекаю к ответственности плохих парней. Я не устанавливаю законы, – сообщает мне шериф Стивенс. По какой-то причине, когда он называет меня «мистер Морган», это звучит пренебрежительно. Лучше б он назвал меня «Адам». Звучит так, будто фамильярность обращения по имени – это не то, чего он хочет от таких подонков, как я. «Мистер Морган» проецируется с холодной отстраненностью далекого наблюдателя, как будто я нахожусь на другой планете и принимаю радиосигналы. – К сожалению, знакомо, – говорю я, стараясь сдержать сарказм. Всё, чего я хочу от этого вечера, это то, чтобы он поскорее кончился. – Надеюсь, так или иначе, это будет ваш последний раз с нами. – Это высказывание может быть воспринято как доброе или как злое. Он радуется моему осуждению? Неужели он всё еще убежден после всего, что видел, что я убил Келли? Черт. Если он так думает, то что тогда подумают присяжные? Я чувствую начало панической атаки. Делаю дыхательное упражнение и сосредотачиваюсь на осознании того, что я ничего не могу решить. Во всяком случае, не здесь и не сейчас. Меня отпускает. – Я оставлю вас с этими парнями на минутку, – говорит шериф и кивает паре полицейских с неприятным выражением лиц. – Я просто должен спросить… почему? Вы знали, что на вас браслет. Вы знали, что мы найдем вас. Вы знали, что это только ухудшит ситуацию. Так почему же? – Потому что я не убивал Келли, и никто меня не слушает. – Понимаю… – Стивенс на мгновение замирает, глядя в пол, словно каким-то образом пытается найти ответ, скрытый в узоре серой краски, отслаивающейся от грубо залитого бетона. Затем поднимает глаза и открывает рот, чтобы заговорить, но всё, что из него выходит, – это вздох. Он закрывает рот, качает головой и идет обратно ко входу. – Мистер Адам Морган, не так ли? – спрашивает один из его коллег. – Да, это я. – Сам пойдешь, или мне придется тащить тебя за эти чертовы наручники? Я в любом случае хороший, но подозреваю в тебе «риск бегства». – Всё это время он причмокивает жвачкой как можно громче, чтобы подчеркнуть это. – Сегодня вечером я не доставлю вам никаких хлопот, сэр. Я слишком устал, чтобы сражаться дальше. – Разумное решение. Интересно, что думает обо всем этом Сара? Гнев, разочарование, шок от моей глупости, конечно, бесспорны, но как насчет того, что я говорил? Она должна знать в глубине души: я не стал бы совершать эту бессмысленную вылазку без веской причины. Я просто надеюсь, что кто-нибудь – кто угодно – наконец-то выслушает меня. Но единственный человек, который думает, что я не сумасшедший – и это Скотт Саммерс, – решил пойти против уважаемого адвоката и теперь больше похож на Майка Тайсона, чем на несчастного вдовца. Насколько я облажался? Даже не уверен, что хочу знать ответ. 46 Сара Морган Когда мы с Мэтью прибываем в отделение полиции, стоянка для посетителей почти пуста. Мы идем ко входу. Он ободряюще смотрит на меня и кивает, придерживая для меня дверь. – Тебе это удалось. – Спасибо, – мои губы складываются в маленькую натянутую улыбку. Я вхожу в приемную, расправив плечи и высоко подняв подбородок. Мне нужно будет собрать все свои силы и уверенность, чтобы пережить этот вечер. – Могу я вам помочь? – спрашивает Мардж через пуленепробиваемое стекло. – Я просто жду. – Нужно, чтобы вы зарегистрировались, – говорит она, засовывая планшет под стекло. Мы с Мэтью подходим, записываем наши данные и занимаем места в приемной, ожидая прибытия Боба и Энн. Я разберусь с Адамом после того, как их допросят. – Думаешь, они придут? – Если они невиновны, то придут, – предполагаю я. На самом деле вряд ли их появление будет иметь какое-то отношение к невиновности, но, как говорится, невинные люди не убегают. Менее чем через двадцать минут прибывают Энн и Боб. Они сидят на противоположной стороне зоны ожидания. Боб смотрит вдаль, потирая виски, а Энн все еще плачет, опустив голову от стыда. Мое лицо выражает отвращение, а единственный вопрос, который снова и снова повторяется в голове, когда я сердито смотрю на них: «Кто эти люди?» Время медленно тает, пока мы четверо пребываем в чистилище. Наше единственное наказание – находиться в обществе друг друга. Неловкость ситуации и стыд Энн, смешанный с гневом Боба, заставляют время тянуться еще медленнее. Я никогда не думала, что буду испытывать такое чувство, но я действительно с нетерпением жду встречи с шерифом Стивенсом. Как раз в тот момент, когда я думаю, что хуже уже быть не может, в полицейский участок входит Элеонора, одетая во всё черное. Она похожа на Мрачного Жнеца[38]. Я встаю, готовая рассказать обо всем, что произошло, пока ее не было, но прежде чем успеваю произнести фальшивое приветствие, она встает прямо передо мной с настолько плотно сжатыми губами, что кажется, будто их филлер может вытечь. – Как ты могла позволить этому случиться? Меня не было всего день! – Она практически плюется мне в лицо. – Вашему сыну тридцать шесть лет. Он – взрослый человек и сам отвечает за свои поступки. Я не могу наблюдать за ним в режиме двадцать четыре на семь. – Нет, ты, очевидно, не можешь. И вероятно, именно поэтому он был тебе неверен, – она вздергивает подбородок. Я делаю небольшой вдох. Не бить ее. Не бить ее. Не бить ее. – Это несправедливо. Я делаю для него всё, что в моих силах. – Выпрямляюсь, стараясь казаться выше нее. – Не должно было быть даже дела. Он невиновен. Но теперь предстанет перед судом по обвинению в убийстве и побеге из-под залога, потому что ты не могла за ним присмотреть. – Элеонора, остановитесь. Вы ведете себя нелепо. – Я? Неужели? Ты даже не могла присмотреть за собственной матерью – и посмотри, что с ней случилось. – Уголки ее рта изгибаются в усмешке, как будто она довольна своим маленьким комментарием. Энн громко вздыхает. Боб неловко ерзает на стуле. Мэтью наполовину встает, но затем снова садится. Я с удовольствием вырубила бы ее и била черепом о землю снова и снова, пока не увижу мозг – если он у нее вообще есть. Но мне не нужно навлекать на себя обвинение в убийстве. Я должна положить конец ее участию в этом деле и моей жизни и точно знаю, что нужно сказать. Делаю глубокий вдох. – Ваш сын – лжец, мошенник и, возможно, убийца. И это ваше сюсюканье и чрезмерная материнская забота втянули его в эту историю. Лучшее, что вы могли бы сделать в качестве его матери, – принять это как данность и покончить с собой. Глаза Элеоноры расширяются еще сильнее, а рот приоткрывается. Она поднимает руку и сильно бьет меня по лицу. – Ты не знаешь материнской любви, маленькая сучка!