Мэтью закидывает ногу на ногу и наклоняется вперед. – У меня просто есть теория, что животные и дети – это безделушки нашей жизни. Приятно смотреть и интересно собирать, но они не служат никакой реальной цели. – Это ужасно, – с отвращением говорит Энн. – Но так ли это? Зачем добавлять бремя, которое замедляет вас? Во всяком случае, я, как альтруист, забочусь об интересах Сары. – Я же сказала: ты не хотела знать. Я люблю все, что касается Мэтью, кроме этого. – Я сажусь на свой стол рядом с другом и со смехом хлопаю его по колену. – Это его единственный недостаток. – И что я гей, – добавляет Мэтью со смешком. – Это не недостаток. – Это для тебя, – он подмигивает и щекочет мой бок. – Ну, я думаю, это здорово, что вы с Адамом пытаетесь завести ребенка, – Энн улыбается. – Так ли это? Я что, сошла с ума? – смотрю на Энн и Мэтью. – Да, – говорит Мэтью. – Ни за что! Почему ты так говоришь? – спрашивает Энн. – Не знаю… Я никогда раньше не хотела детей. Мое детство было далеко не идеальным. – Мэтью кивает в ответ на мои слова. – Но эта мысль просто поразила меня, когда я сидела в кафе на прошлой неделе. Я увидела, как женщина катает своего ребенка в коляске, и тут меня охватила ревность, как будто я нуждаюсь в собственном ребенке. А теперь, я думаю, может быть уже слишком поздно. – Никогда не бывает слишком поздно. Существуют программы по рождаемости и усыновлению, – Энн ободряюще улыбается. – Будем надеяться, что уже слишком поздно, – огрызается Мэтью. Я прищуриваюсь, глядя на него, приказывая ему остановиться, в то время как Энн бросает на него строгий взгляд. – Мне тридцать три года. Есть ли у меня вообще силы быть мамой? – Ты что, издеваешься надо мной? Ты как чертов кролик-энерджайзер, Сара. Ты продолжаешь идти вперед. Приходишь сюда до семи утра и уходишь после шести вечера почти каждый день, а иногда позже. У этого счастливчика не хватит энергии, чтобы угнаться за тобой. – Это единственное, в чем я могу согласиться с Энн. У тебя действительно сумасшедшее количество энергии. Я улыбаюсь им обоим. Я так много сделала в своей карьере и достигла того, чего большинство людей никогда не добьются. Я защищала нечестных политиков, убийц и лиц, занимающихся отмыванием денег. Я руковожу командами корпоративных юридических фирм и помогала создавать эту компанию с нуля. Но по какой-то причине, несмотря на всё, чего я достигла, единственное, что меня пугает, – быть матерью. То, что должно быть естественным. – Спасибо, Энн, – говорю я искренне. – И никакого спасибо тебе, Мэтью. Тот драматически хватается за грудь, притворяясь убитым горем. – Что Адам думает обо всем этом? – интересуется Энн. – Я никогда не видела его таким счастливым. – Почему я не удивлен? – Мэтью закатывает глаза. – Что это значит? – Его карьера пошла на спад. Ребенок заставит его почувствовать, как будто его жизнь снова обрела смысл. Единственная причина, по которой человеческая раса не вымерла, – это то, что люди без цели размножаются. У Энн отвисает челюсть, но я привыкла к нестандартным мнениям Мэтью. Он говорит такие вещи только для того, чтобы вывести людей из себя. Я научилась никогда не давать ему такого повода. – Что привело тебя в округ Колумбия? – спрашиваю я, игнорируя его предыдущее заявление. – Шестимесячный контракт. Ты будешь часто меня видеть. – Он подмигивает. – Разве нам не повезло? – саркастически говорит Энн. Она привыкнет к нему. – Конечно, дорогуша. Мэтью подходит к книжной полке и начинает извлекать случайные тома. Энн выходит из моего кабинета, закрывая за собой дверь: она хочет убедиться, что всё будет готово для суда сегодня утром. Это громкое дело поглощало мое время весь прошлый год, и я надеюсь, что, как только оно закончится, смогу сосредоточиться на Адаме. – Наконец-то, – говорит Мэтью. – Остановись. – Я беру какие-то бумаги со своего стола и перекладываю их. – Я просто шучу и издеваюсь над ней. – Знаю. Я точно знаю, какой ты, – я улыбаюсь. – Я всегда проверяю людей. Если они не смогут справиться со мной в моем худшем состоянии, они не заслуживают меня в моем лучшем виде, – говорит он, поднимая подбородок. – Но с тобой нет ничего лучшего, Мэтью. – Это секрет, который они узнаю́т, когда становится слишком поздно, – он смеется. – Теперь, когда я в городе, у тебя найдется для меня время? – Тебе даже не нужно спрашивать. 6 Адам Морган Когда я открываю глаза, Сары уже нет. Впервые за долгое время я просыпаюсь с чувством, что всё будет хорошо. Сара наконец-то хочет того же, чего и я: семью. Мы на одной странице нашего романа. Всё это время я опережал ее на несколько глав, и теперь она меня догнала. Я надеюсь, что она отойдет от фирмы и сосредоточится на создании семьи. У меня такое чувство, что то, что мы сделали прошлой ночью, сработало, и через девять месяцев мы будем приветствовать малыша Моргана в этом мире. Это то, кем я должен быть, – отцом. Соскальзываю с кровати и надеваю трусы, скомканные и брошенные рядом с тумбочкой. Чищу зубы, поправляю изголовье кровати и выплескиваю на лицо пару пригоршней воды. Сегодня будет хороший день. Сейчас 11:30, и я проспал немного дольше, чем намеревался. Но это не имеет значения, потому что сегодня первый день моей новой жизни. Когда я спускаюсь по лестнице, меня молнией ударяет мысль. Келли. Черт, я не должен был писать эту записку! Я должен был покончить с этими отношениями прошлой ночью. Бегу обратно наверх, чтобы забрать свой мобильный телефон. Как только я хватаю его, звонят в дверь. Быстро надеваю брюки и футболку, засовывая телефон в карман. Снова раздается звонок. – Господи Иисусе… Иду! Раздается несколько громких ударов. – Бегу! Спускаюсь по лестнице и направляюсь к входной двери. Распахиваю ее – и вижу двух мужчин в коричневой униформе, в комплекте с поясами и широкополыми шляпами. Выражения их лиц суровые и разочарованные… или это отвращение и недовольство? Не могу понять. Я протираю глаза. Тот, что слева – высокий белый мужчина с твердой челюстью и пронзительными зелеными глазами, – говорит первым. – Я шериф Райан Стивенс. Вы Адам Морган? Я киваю. Следующим говорит тот, что справа: еще более высокий чернокожий мужчина с широкими плечами и лицом, которое выглядит высеченным из камня. – Я помощник шерифа Маркус Хадсон. Нам нужно задать несколько вопросов о вашем местонахождении вчера вечером. – В чем дело? – Я хватаюсь за входную дверь одной рукой и обмениваюсь взглядами с шерифом и его заместителем. На улице припаркованы две патрульные машины. – Нам просто нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов. – Шериф повторяет это чуть более сурово и нетерпеливо. Я делаю шаг назад, все еще держась за дверь. – Что происходит? – Я в замешательстве, но стараюсь оставаться хладнокровным, спокойным и собранным. Легче сказать, чем сделать. Я понятия не имею, почему сотрудники правоохранительных органов внезапно появляются у моей двери. – Может быть, будет проще, если мы поговорим с вами в участке? – предлагает шериф. – Как это «будет проще»? Что, черт возьми, происходит? Сара в порядке? С ней что-то случилось? – Моя первая мысль всегда о Саре. Она – известный юрист с огромным количеством врагов. Ей угрожали смертью. Ее домогались. А однажды она даже подверглась физическому насилию. Я знаю, что Сара работает над большим делом, хотя не уверен в деталях. Потому что я никогда по-настоящему не спрашивал ее об этом. Я должен был это сделать. – Мистер Морган, постарайтесь сохранять спокойствие. – К черту. Я звоню жене. Вытаскиваю телефон из кармана и пытаюсь закрыть дверь. Шериф Стивенс придерживает ее ногой, и они с Хадсоном протискиваются внутрь. – Убирайтесь к дьяволу из моего дома! Полицейские бросаются вперед, хватают меня и заводят обе мои руки за спину. Мобильный телефон падает на пол как раз перед тем, как я завершаю звонок. Я борюсь. Я знаю: всякий раз, когда вы видите, как люди борются с полицейскими, вы всегда думаете, что они идиоты. Не сопротивляйтесь полиции. Вы никогда не выиграете эту битву. Но когда вы оказываетесь в такой ситуации: когда понятия не имеете, что происходит, в порядке ли те, кого вы любите, или почему это происходит… Вы деретесь как черт. Я бросаю шерифа Стивенса на землю и освобождаю руку. Шериф бормочет что-то вроде: «Вот придурок», – и встает на ноги, накидываясь на меня. Его помощник всё еще держит мою вторую руку. – Ладно, с меня хватит этого дерьма, – Хадсон ударяет коленом мне в лицо. Я падаю на землю. Из моего носа брызжет кровь. Хадсон врезает мне коленом в спину, в то время как шериф надевает на меня наручники. – Ты просто должен был это сделать, не так ли? – говорит шериф Стивенс со смешком и выражением разочарования на лице. – Я не против того, чтобы немного испачкать руки, – говорит Хадсон с усмешкой; я предполагаю это, так как не вижу его лица. Они ставят меня на колени. – Готов сейчас поехать в участок, ты, кусок дерьма? Я плюю кровью ему под ноги: