Когда я ездила в машине с мамой и папой и один из них замечал полицейскую машину, они обычно говорили: «Осторожно! Впереди копы!» Как будто полиция — это какой-то опасный зверь. Да, некоторые копы и правда звери. Но я не нервничала в их присутствии. До того дня, когда один из них появился у моего шкафчика. — Привет, Саванна, — сказал мистер Прайс, сложив руки перед собой, будто служка в церкви. — Ты не могла бы зайти ко мне в кабинет? — добродушно спросил он. — Я опоздаю на второй урок, — предупредила я, как будто он сам не понимал. — Ничего страшного, — заверил он. Мне не понравилось, как на меня смотрит коп, и поэтому я спросила: — Я в чем-то провинилась? Директор плотно сжал губы, словно это был очень сложный вопрос. Вместо него ответил коп: — Нет, мисс. Вы ни в чем не провинились. Тогда зачем они хотят со мной поговорить? Мне вдруг захотелось сбежать, но куда? Территория школы закрыта, на заборах острые шипы, не выйти и не войти. — Это касается твоих родителей, — мягко сказал мистер Прайс, и мое сердце камнем ушло в пятки. — Что с ними? — спросила я. Он снова поджал губы. И тогда полицейский снял фуражку, а я тут же поняла, что случилось худшее. Мой калькулятор упал на пол, а колени подогнулись. Я дернулась вперед, как будто меня толкнули в спину. Меня поймали две пары рук. Директор опустился рядом со мной на колени и обнимал меня, пока я кричала. Глава 10 Мне никогда не везло с мальчиками. По вполне очевидной причине. У меня не та фигура, которая притягивает внимание. Моя мама выиграла в генетической лотерее грудь четвертого размера и осиную талию, а я… В шестнадцать я выглядела как Слендермен — высокая, с тощими руками, без бедер и с сиськами, похожими на шарик мороженого. Да, Слендермен в свое время был легендой, но никто в здравом уме не пошел бы с ним на свидание. Была еще одна причина, по которой я ни с кем не встречалась. Мальчики из моей школы были отстойными. Большинство все время ходили под кайфом, а те, кто хотел учиться, из школы сразу спешили домой, где разговаривали с родными на корейском или армянском, им, скорее всего, со мной даже просто поболтать не разрешили бы. Так что можно представить мое изумление, когда офигенно симпатичный выпускник, который на следующий год поедет в Гарвард (да, именно в Гарвард), после школьных отборочных для легкоатлетов спросил, какой у меня ник в «Инстаграме». Я занималась бегом с препятствиями. В основном из-за длинных ног и нечеловеческой гибкости. Начинала я с танцев, но родители не могли себе позволить оплачивать уроки балета, а в моей старой школе танцев не было. Поэтому я вступила в команду по легкой атлетике и ко всеобщему удивлению, в том числе и моему собственному, стала там звездой. В моей новой школе была хорошая команда по легкой атлетике. В гимнастике и танцах, если хочешь чего-то добиться, нужно брать частные уроки у стервозных прима-балерин, которые тычут учениц в живот (втянуть!) и растягивают им ноги, пока девочки не разревутся. И это дорого стоит. А у нас никогда особо и не было денег. Но чтобы выигрывать забеги, красивые ноги ни к чему, важна только скорость. А это бесплатно. Конечно, можно натренировать ноги в тренажерке, но для этого не нужна никакая Светлана, которая когда-то там танцевала в Большом театре. Плюс мы жили на четвертом этаже в доме без лифта, так что мне каждый день выпадала возможность качать квадрицепсы, а еще я все время куда-то опаздывала, так что за раз перескакивала по две-три ступеньки. Это богатым девушкам не нужно бежать на автобус — еще один балл в мою пользу. Отборочные прошли неплохо. Я была не в лучшей форме и за лето немного растеряла силы, но по-прежнему пробегала стометровку меньше чем за пятнадцать секунд, а триста метров — меньше чем за пятьдесят, что неплохо для моего возраста. Тренера явно впечатлил мой дух соперничества, на котором, в отличие от веса, месяц рыданий у маминой больничной койки никак не сказался. — Для белой девчонки бегаешь ты быстро, — заметил красавчик, глядя на мои ноги, пока я делала растяжку. — А ты у нас, значит, расист, — ответила я, притворяясь, что на меня не произвела впечатления копна черных волос, спадающих на небесно-голубые глаза. — Как тебя зовут? — спросил он, и я помедлила с ответом, разглядывая его. — А что, хочешь записаться в мой фан-клуб? — спросила я. Может, я и не ходила на свидания, но много раз репетировала, как их назначать. — Именно, — серьезно сказал он. И тогда я ответила. — Саванна Кендрик, — важно представилась я. — И да, я здесь новенькая, если это следующий вопрос. — Привет, Саванна. Меня зовут Логан. Я тоже новенький, — он протянул руку. А потом спросил: — Ты в десятом? Я кивнула. — А ты? — Я в прошлом году выпустился, — отозвался он, — но не из этой школы. Я прищурилась, глядя на него. — Так ты что же, клеишься ко всем подряд? Он запрокинул голову и рассмеялся, показав безупречно ровные белые зубы. — Я же не смогу стать президентом твоего фан-клуба, если к тебе не пристану, — пошутил он. — Я решил передохнуть до поступления в колледж. Я был капитаном команды легкоатлетов. А теперь буду помощником твоего тренера. Но только на добровольных началах. Так что меня не смогут уволить, если я решу за тобой приударить. Флирт был настолько откровенным, что я растерялась. И совершенно точно покраснела. А он совершенно точно это заметил. — Это же ты, Саванна Кендрик? — спросил он, показывая свой телефон с моим открытым профилем в «Инстаграме». — Да, — подтвердила я, внезапно смутившись, что этот красавчик увидит все мои дурацкие посты. Я прокляла себя и понадеялась, что он не успеет в них покопаться, пока я не сотру самые постыдные. — Ясно, — сказал он, подписываясь. — Теперь я официально к тебе пристал. И от его сверкающей улыбки я покраснела до самых ушей. — Повезло же мне, — хмыкнула я, надеясь, что это прозвучало язвительно. Хотя в глубине души трепетала от восторга. Либби Три месяца назад Кран в ванной отломился прямо у меня в руке. К счастью, это случилось, когда я пыталась открыть его, а не закрыть, и я не промокла. К несчастью, мне срочно нужна была вода, потому что отшелушивающая и омолаживающая маска с морской солью и авокадо у меня на лице уже подсохла и тянула уголки рта в стороны, делая меня похожей на печальную игуану. Я пошла в туалет, открыла кран там (очень осторожно) и смыла маску. Промакивая щеки полотенцем, я заметила, что прямо над плинтусом начали отходить обои. Мы собирались поменять их сразу после того, как въехали. Но все как-то было недосуг. А потом мы прочно сели на мель. Я старалась не злиться из-за отсутствия денег — у мужа и без того депрессия. С утра до ночи он торчал в мастерской, прячась от собственных переживаний и меня. Он сказал, что никто не объяснил, почему отменили встречу, которая должна была «изменить нашу жизнь», хотя он все равно не поверил бы объяснениям. Сказал, что от таких людей правды не дождешься. Они скажут что угодно, лишь бы не выглядеть засранцами. Представляю, как тяжело превратиться из репортера, охотящегося за фактами, в начинающего сценариста, которому не открывают даже самых элементарных. Но что-то в этом деле его не отпускало. Он так радовался этой встрече, что репетировал свою речь перед зеркалом, в душе и в машине. Он даже приоделся, чего никогда раньше не делал, в узкие брюки, которые я купила ему в «Банана репаблик» и одну из немногих своих футболок без фотографии какой-нибудь рок-группы из восьмидесятых. Я не видела его в таком приподнятом настроении с тех пор, как Клуни выписал ему чек, ставший первым взносом за этот дом. А это, судя по состоянию нашей ванной комнаты, было уже давно. Я поковыряла отставший край обоев пальцем и задумалась, не приклеить ли их обычным клеем-карандашом. И вдруг громко рассмеялась над тем, во что превратилась моя жизнь. Я получила докторскую степень по психологии в Колумбийском университете и когда-то была высокооплачиваемым специалистом. И вот, переехав на другой конец страны и родив двоих детей, я превратилась в домохозяйку, пыталась спасти стремительно ухудшающуюся внешность и поддерживала мечту мужа стать голливудской звездой. У меня были запутанные отношения с жизнью. Я любила Калифорнию и этот район, но мне стоило громадных усилий сюда вписаться. Я старалась, насколько это возможно в домашних условиях, сама делала маски для лица и избавлялась от волос на теле с помощью воска из аптеки, но противостоять неминуемому течению времени без помощи профессионалов было невозможно. А их услуги стоили денег, которых у нас и так не было. Я нашла клей-карандаш в комнате Татум. Приклеила обои и разгладила их тюбиком. Вот если бы так же просто было разгладить морщины на моем лице. Просто нанести на них клейкую мазь и раскатать. Если б я изобрела нечто подобное, то заработала бы миллионы! Сейчас это казалось мне столь же вероятным путем к богатству, что и успех моего мужа. Я вернула клей на место и заправила кровать Татум. Вчера ночью она спала со мной, а здесь спал мой муж. Он объявил, что допоздна будет готовиться к важной встрече и не хочет меня будить. Татум была несказанно рада, как и всякий раз, когда папочка работал допоздна. А это случалось частенько. По правде говоря, он вообще редко спал в нашей постели, и Татум могла бы ложиться рядом со мной, когда захочет. Просто мы не всегда ей об этом сообщали. Мне хотелось помочь мужу добиться успеха на избранной им стезе, но так не могло продолжаться бесконечно. В конце концов мне придется с ним поговорить и потребовать, чтобы он нашел нормальную работу, за которую платят. Но сначала мне нужно починить кран. Так что я отогнала мысли о нашем катящемся под откос браке и понадеялась, что он не станет таким же жалким, как мое обвисающее лицо и рассыпающийся дом. Глава 11 Я увидела ее на парковке у супермаркета. Она загружала покупки в «Лексус» — прямо как мой, только новехонький. Я отметила, что у нее люксовая комплектация — хромированные колесные диски и приборная панель из красного дерева, контрастирующая с гладкой, как масло, обивкой песочного цвета. Мы всегда выбирали машины с черным салоном, потому что на нем не так виден износ. Раз наша новая соседка отправилась за продуктами в десять утра буднего дня, значит, она не работает, как и я. Это время неработающих домохозяек. На парковке кроме нас было еще несколько нянь с детьми.