Три месяца назад Пора было помыть машину. Я мог бы поехать на мойку, но по очевидным причинам решил этого не делать. Мое настроение было настолько хмурым, что я едва замечал прекрасный солнечный день с ярко-голубым небом. Отдраивая бампер желтой губкой, я чувствовал себя леди Макбет («Прочь, проклятое пятно! Прочь!»), набрасываясь не только на материальные остатки нашего подлого поступка, но и на чувство вины и стыда. Натирая мыльным раствором капот, я старался не думать о том, как все обернулось для той женщины, или о том, что мое грехопадение настолько же неизбежно. Третий закон Ньютона определенно имеет зловещую трактовку — чем выше заберешься, тем больнее будет падать. В киноиндустрии это происходит постоянно. Молодые актеры внезапно обретают славу, а всего через несколько лет умирают от передозировки, перерезают себе вены или травятся угарным газом из выхлопной трубы. Мы виним прессу за то, что совала нос в их жизнь. Виним их родных за то, что недостаточно их любили и поддерживали. Виним так называемых друзей за то, что упивались новоприобретенной славой и слишком многого требовали, из-за чего бедняге-актеру казалось, будто его используют. Но возможно, все куда проще. Может, эти несчастные души сгорели, потому что попали в мир, не предназначенный для них. Быть может, им было предначертано жить незаметно. Стремясь к цели, но не достигая ее. А слава и богатство — не их подлинная судьба, так сухопутные животные не могут жить в море. Неужели у людей и правда есть предназначение? И что случается, если на пути встречается препятствие? Или неожиданный подарок? Или потеря предназначенного им подарка? Поднимая дворники, чтобы вымыть ветровое стекло, я подумал, не совершаю ли ужасную ошибку, ввергая Холли Кендрик в неведомый ей мир. Там ли ее место? Стоит ли внезапно окружать ее душу роскошью? Я размышлял о том, что делаю с ней, вознося до привычного мне уровня роскоши и комфорта. Не нарушаю ли я естественный порядок вещей? И чем это закончится? И что я делаю с сыном, резко меняя его траекторию и направляя по иному пути, чем было предначертано? Я считал, что никогда не получу ответов на эти вопросы. Считал их порождением своих сомнений и чувства вины. Но я ошибался. Ответы я получил. И они были ужасны, как я и боялся. Глава 36 Мы почуяли запах гари до того, как увидели огонь. Я решил, что это далекий лесной пожар, каких много в это время года. Я даже помолился про себя, чтобы он был небольшим, и никто не пострадал. Но потом Эван свернул на улицу, где жила Холли, и ужас острыми когтями впился в мое сердце. — Боже мой! — услышал я свои слова, а Эван нажал на газ, и мы пулей долетели до дома. — Жди здесь! — рявкнул он, выпрыгнул из машины и бегом пересек лужайку. Перед входом уже стоял человек, кричал и барабанил по двери кулаками. Эван окликнул его, вытащил телефон и с его помощью открыл гараж. Когда они нырнули под дверь, я заметил внутри «Лексус» Холли, который выбрал для нее Эван. Если машина там, то дома и хозяйка. Меня охватила паника, я отстегнул ремень и побежал за ними. Невозможно представить, что мой сын имеет к этому отношение. Тогда почему я об этом подумал? — Холли! Холли! — закричал где-то впереди Эван. Я видел фотографии дома, но никогда не был внутри. Я не знал расположения комнат и на мгновение застыл, не понимая, куда идти. — Саванна! Это был другой голос, того человека у крыльца. Он выбежал, по всей видимости, из кабинета и скрылся впереди. Я побежал дальше. Появилась лестница. Вниз по ней змеился дым. — Я иду наверх! — выкрикнул я, не ожидая ответа, прикрыл рот воротником и бросился наверх, перескакивая через две ступени. Внизу было жарко, но наверху — настоящее пекло. Интересно, если я здесь погибну, меня запомнят как героя или как идиота? Я отбросил эту мысль и заглянул в комнату девочки, а затем в соседнюю спальню. Пусто. — Джек! Стой! — окликнул меня сзади Эван, и я услышал его приближающийся топот. Теперь я видел пламя, лижущее стены спальни в конце коридора. Вопреки инстинкту самосохранения, я опустил голову и ринулся туда. Эван догнал меня у порога. Я понятия не имел, что там найду, но голова кружилась от мыслей об этом. Где мой сын? Он был здесь? Он до сих пор здесь? Неужели я опоздал? Пока я оглядывал комнату, глаза щипало от дыма. Повсюду был огонь, он пожирал шторы, кровать, стены — дом буквально превратился в ад на земле. Я уже собрался повернуть обратно, как Эван схватил меня за руку. — Там! — выкрикнул он, указывая на дверь с приставленным к ней ночным столиком. Я не сразу понял, зачем нужен ночной столик перед закрытой дверью. Но когда до меня дошло, к горлу подкатила тошнота — он перегораживает выход. Там люди. И кто-то не хотел, чтобы они выбрались. Мы с Эваном помчались к забаррикадированной двери. Над нами и вокруг трещали и обваливались балки и стены. Яростно кружились в воздухе раскаленные угли. Было так жарко, что я даже не заметил, как один такой уголек упал мне на руку. — Рукав! — рявкнул Эван и захлопал по горящей ткани голыми руками. Я смахнул его руки и упал на пол, затушив пламя собственными весом. Я пополз к ночному столику, который пытался сдвинуть Эван, перекатился на спину и ногами помог ему толкать. Ночной столик сдвинулся, и через несколько секунд мы открыли дверь и увидели неизбежный результат того, что я сделал с этой семьей. Стыд душил меня не меньше, чем дым. — Холли! — закричал Эван и упал на колени. Двумя пальцами он нащупал пульс на ее шее. — Она жива! Я перешагнул через ноги Холли, чтобы подобраться к девочке, которая была подвешена к штанге для одежды за запястья. Я постарался не задаваться вопросом, какое чудовище это совершило, потому что ответ меня сокрушил бы. — Боже мой, Саванна! — раздался голос незнакомца. И в ту же секунду мужчина оказался рядом со мной. Я ошеломленно уставился на него. Я ведь его знаю! — Нужно приподнять ее и освободить руки, — скомандовал он. Я посмотрел на его бледно-голубые глаза и ямочки на щеках, я точно его где-то видел, но никак не мог вспомнить, кто он такой. Я обнял худой девичий торс и приподнял ее на трясущихся ногах. Пока мужчина возился с ремнем на ее запястьях, я посмотрел на его обувь — новенькие конверсы — и тут же понял, что этот добрый самаритянин помогает нам спасти не только бедную девочку, но и мою гнилую душу, потому что это тот самый журналист-расследователь, чей сценарий я только что купил. — Почти получилось! — сказал он, решительно трудясь над жестким кожаным ремнем. Конечно, ремень я тоже узнал. Потому что сам купил его сыну. На пряжке было выгравировано его имя. Вероятно, чек до сих пор лежит у меня в бумажнике. Из самых глубин души к глазам поднялись слезы, перемешавшись со слезами от дыма и жара. — Мама? — пробормотала девочка, и я крепко сжал ее. — С твоей мамой все хорошо, — успокоил ее я. — Мы вытащим вас отсюда. Эван вынес Холли из двери как пожарный, перебросив ее через плечо, а ремень наконец-то упал, и руки девочки освободились. — Пошли! — рявкнул Энди, если я правильно запомнил его имя. Он поднял Саванну на руки. — Пошли, Джек! Мое имя он, конечно же, помнил. Я посмотрел на ремень моего сына с его монограммой на пряжке. Никаких сомнений, это он. — Нет, — отрезал Энди, и я обернулся к нему. — Ты и так уже слишком долго хранил эту тайну. У меня перехватило дыхание. Не было времени размышлять, какие фрагменты истории сумел составить вместе проницательный репортер. Я не мог спросить, как и когда он догадался или что мне теперь с этим делать. Время для ответов наступит позже. А пока я просто понял, что он совершенно прав. Эта тайна разрушила нашу жизнь. Хватит держать ее под замком. Я опустил взгляд на ремень моего сына. И оставил его лежать на месте. Эпилог Три месяца спустя