Чуть позже я съел яблоко, позаимствованное на прощание в столовой пансионата, и лег спать. А что еще делать в поезде? За тридцать шесть часов что угодно надоест. Помирились мы в Тихорецке. Да, том самом, из песни, куда состав отправится. Почти двенадцать часов продержалась Томилина. Практически рекорд, что и говорить. – Андрей, дай мне нормальную музыку какую-нибудь, – как ни в чем не бывало сказала она, толкая меня в бок. – Что за гадость ты слушаешь? От этого голова только болит! – И тебе доброе утро, солнце мое, – ответил я, пытаясь скрыть зевок. – Что за станция такая? Дибуны? Или Ямская? – Тихорецк, – буркнула Лена. – Вставай уже, поедим хоть. Впрочем, примирение окончательным трудно было назвать. Вроде и разговаривали, и даже играли в морской бой и в дурака. К вечеру в качестве сюрприза я обучил Томилину неведомой ей доселе игре деберц. Любимое развлечение одесских и харьковских катал пошло на «ура». Беллы, терцы, полтинники и последы впитались как вода в песок, а систему записи Лена восприняла как само собой разумеющуюся. Куда уж тут их дамскому преферансу! – Так скучно играть, – предложила она после третьей или четвертой партии. – Давай хоть по одной десятой копейки за очко. – На раздевание, – пошутил я. А глаза грустные-грустные. Шутка не зашла. Я проиграл семь рублей с мелочью, пока мы не легли спать. Я, который научил ее играть несколько часов назад! Признанный победитель многочисленных турниров на нашей подстанции! Я вспомнил ситуацию с проданной абхазам распиской. Лишь бы Томилина не уверовала в свои силы и не пошла в коммерческие бои. Не то что без штанов, без квартиры оставят! В столицу нашей родины поезд прибыл точно по расписанию. Бывают в жизни мелкие приятности. Мы не спеша вышли на перрон. Мне милостиво была оказана честь выноса чемодана. Ненадолго. Комитет по встрече в составе обоих родителей Томилиной ношу перехватил (отец) и дочь обтискал, будто она не на море ездила, а в космос летала (это мама). Поздоровались, меня пригласили прокатиться до моего дома. Я уже открыл было рот отказаться – вещей с собой не обильно, да и обременять людей не хочется, но тут меня отвлек какой-то мужик в мятом поношенном сером плаще. – Андрей Николаевич, пройдемте со мной. Мы вас подвезем. В отличие от того случая с ментами, чуть ли не насильно затащившими меня в машину, от этого угрозы не исходило. Обычный мужик, сутуловатый, с зачесанными назад волосами, он больше тянул на водилу какого-то, не больше. Я попрощался с Томилиными и пошел за своим провожатым. Мы прошли сквозь здание вокзала и… да, удивился я, сказать нечего. Никак этот невзрачный мужик с черной «Волгой» с номерами серии «МОС» не вязался. И был он явно не шофером, разве что доверил своему другу посидеть за рулем, пока меня встретит. Мы сели на заднее сиденье, и водила тут же вышел на улицу. Наверное, пассажир заранее предупредил, иначе с какой бы радости он так резво выскочил подышать свежим воздухом? – Меня зовут Юрий Геннадьевич, – наконец-то представился мужчина. – Я помощник Михаила Андреевича. Вот моя визитка, – мне в руку лег картонный прямоугольник. – Сообщать мне о своих передвижениях. Чтобы не пришлось вас искать. – В каком объеме? – поинтересовался я. Мне это обстоятельство никак не нравилось, но сам понимал, куда лезу. Да и мало ли что понадобится семидесятивосьмилетнему деду. Это я на отдыхе зашел в библиотеку, прочитал статью про Суслова в Большой советской энциклопедии. Поинтересовался возрастом пациента. И почему этот мужик так одет? Не бомж, конечно, но максимум – бухгалтер из райцентра Костромской области. Или они там все как шеф ходят, в калошах и в одном пальто, купленном еще до войны? – Если планируете уехать больше чем на день. Про работу и учебу – не надо, и так знаем. В экстренных случаях я вас буду предупреждать, тогда и про поход в магазин сообщать придется. Понятно? – Да, – вздохнул я. – Предельно ясно. – Охать не надо, – почти нежно сказал Юрий Геннадьевич. – Не за идею работаете, так же? Вот и приходится терпеть неудобства. Кстати, вот вам… небольшая премия на Первомай, – он вытащил из внутреннего кармана конверт и отдал мне. Не открывая, я сунул его в стоящий у меня на коленях рюкзак. На машине с такими номерами можно ездить, наверное, пьяным и стреляя из автоматического оружия на ходу – хрена с два у какого-нибудь гайца будут такие стальные яйца, чтобы показать полосатую палку. Но водитель этой машины ничего и не нарушал, ехал спокойно, под красный не летел, скорость не превышал, старушек не давил. Зато я испытал три секунды триумфа, когда, вылезая, чуть не сбил дверцей незабвенную Оксану Гавриловну. Уж номер она точно заметила. На лице было выражение Мордюковой из «Бриллиантовой руки»: «Наши люди на такси в булочную не ездят». – Подождите, Андрей Николаевич! – позвал меня мой провожатый, когда я буркнул «до свидания» и пошел вслед за охреневшей Пилипчук. – Вам заказик к празднику. Извините, чуть не забыл. Так что нагрузили меня еще черным полиэтиленовым пакетом, весьма увесистым. Я зашел домой, открыл балкон, чтобы проветрить комнату, и начал знакомиться со своими приобретениями. Визитка. Горленко Юрий Геннадьевич. Ни должности, ничего, только ФИО и два номера телефона, у первого маленькая галочка стоит. Конверт. Пятьсот рублей четвертными. Спасибо, приятно порадовали. Не широкий цыганский жест, как у Гали Брежневой, а ровно столько, сколько положено. Не много и не мало, чтобы новый сотрудник помнил – от него ждут свершений. Принято. Пакет. Спасибо, вот это подгон! Неплохо у нас идеологи праздники отмечают. Водка «Столичная» в экспортном исполнении, с ручкой. Почти два литра, без одного стакана! Это ж упиться можно! Коньяк «Юбилейный». Шампанское «Советское». Колбаса «салями» производства Финляндии. Почти килограмм «Докторской», подозреваю, получше той, что у нас в гастрономе. Балычок, шмат осетрины горячего копчения, и то, и другое в вакууме. Курица венгерская. Конфеты в коробке, шоколад, сыр, консервы. Не бычки в томате, надеюсь? Нет, не они. Икра красная – две баночки. И черной – одна. Горошек, болгарский кетчуп, лечо. Что еще надо советскому человеку, чтобы получился праздник? Конечно же товарищ, который никогда не подведет! Я поднял трубку и набрал номер. – Товарищ Ашхацава? Приглашаю вас на небольшой пир. В честь чего? День международной солидарности трудящихся не отметили? Не отметили. Девятое мая тоже! Непорядок. Хлеб только купи, пожалуйста. Ржаной и батон, а то у меня даже сухарей нет. И пива возьми, бутылочки четыре, утром они пригодятся. Дамы? Тут я задумался. Крепко. – Тоже приветствуются. Тогда с тебя шампанское, а то у меня всего одна бутылка. И какая-нибудь видеокассета с музыкой. Нет, звуки и мелодии советской эстрады не надо. А что надо? Бони М, Сикрет Сервис? Ну давай… Договорились, жду! * * * Конечно, Давид в первую очередь думал о себе. Потому что одна из наличных дам была Сима Голубева, кто же еще? А привезли они с собой Аню, которая оказалась двоюродной сестрой Серафимы. То есть вроде и есть девушка, а вроде и не особо, потому что я столько не выпью, чтобы забыть нравы этой семейки. Симпатичная, слов нет. Брюнетка, глаза зеленые, ноги стройные, грудь есть, талия на месте. Но вдруг за нее мстить будут покруче Лебензона? Как зашла, глаза округлила и сразу же сообщила мне о моем несомненном сходстве с каноническими изображениями писателя Есенина. Спасибо, мадемуазель, вы весьма оригинальны. К тому же оказалось, что Аня – будущий литературовед. Первый раз, кстати, увидел живого представителя этой профессии. Так что пили, да. Девчата остановили свой выбор на шампанском. Я решил захмелиться так понравившимся мне «Юбилейным». Отличный коньяк, скажу вам. Дорогой, собака, но своих денег стоит. Ну и Давид тоже присоединился. Весело было, конечно. Нет, правда, какое-то настроение было – все заботы ушли. Мы рассказывали анекдоты и смешные истории, танцевали и даже пели. Хорошо, врать не буду. Мне очень понравилось. Правду говорил один производитель водки, к которому я пристал с вопросами о качестве продукта. «Зависит не от водки, – сказал он. – Только от тебя. Вот недавно я встретил товарища своего, сто лет не виделись. Радость огромная. Сидели, вспоминали. Купили водки в магазине, фигню какую-то, пили из бумажных стаканчиков, рукавом занюхивали. Шла как вода. А потом пришлось с такими тварями встретиться – аж передергивает, как вспомню. Ресторан отличный, напитки, закуски. А я на них гляну – кусок в горле стоит». Но коньячку надо будет купить, для себя. В какой-то момент дамы пошли попудрить носики. Не знаю, в чем кайф ходить в туалет с подругой – помогают они там одна другой штаны снимать, что ли? Но мы остались с Давидом вдвоем. Естественно, выпили за это дело по рюмочке. И тут абхаз поделился секретом. Ему его поведала Голубева, тоже конфиденциально, конечно. Ибо видела она Елизавету Николаевну Шишкину в ресторане. С неизвестным дамской науке блондином. Они там употребляли алкоголь и закусывали. Ну и танцевали немного. Секса на столе не было, да и вообще, вели они себя довольно скромно, как бы ни хотелось Симе сенсаций. Я ничего не сказал. У меня настроение не понизилось ни на йоту. Просто принял к сведению. Посмотрим, что будет. Даже если так случится, что я останусь один – так баба с возу. Аж целыми двумя проблемами меньше. Потому как оба варианта не идеальны. Было бы это большое чувство, так можно бы и наплевать на руководящую и направляющую роль мам у обеих моих подруг. Так нет же, голый прагматизм, и поэтому я всегда держу в голове, что женщина пытается свить семейное гнездышко по маминым рецептам. А я и сам руководитель неплохой. Но выпить мне захотелось почему-то. Что и осуществили мы с Ашхацавой на пару. Тут и дамы вернулись. И танцы продолжились, как без этого. У меня даже появилось настроение почитать Ане стихи на ушко. Не Есенина, другого поэта. «Возьми на радость из моих ладоней немного солнца и немного меда». Не напрасно девушка учится на литературоведа. Она оценила прелесть стиха. Потому что, дождавшись строчки «Нам остаются только поцелуи», она тут же меня поцеловала. А я и не сопротивлялся. А потом… Ничего не случилось. И не из-за того, что стоило мне закрыть глаза, и я тут же вспоминал, как Лев Аронович грозит мне длинным тощим пальцем, гневно глядя из-под очков. Просто всё кончилось. Сима вдруг решила, что уже пора домой – и как только произнесла эту фразу, волшебство исчезло. Я проводил компанию до такси, отправил их и вернулся домой. Посмотрел на горку посуды в мойке и мысленно махнул на нее рукой. Завтра помоется, никуда не денется. Я тут один живу. Водичкой сейчас залью только, чтобы не засохла. Увернувшись от рыжего диверсанта, попытавшегося броситься мне под ноги, я шагнул к мойке. Но тут зазвонил телефон. И кого это на ночь глядя? – Алло! – Андрей, ну свинство просто! Ты где пропадаешь? – спросила Шишкина. – Дозвониться до тебя не могу неделю уже. Где тебя носит хоть? Глава 7 – Ты мне не нравишься. – Я не червонец, чтобы всем нравиться! Екатерина Тимофеевна Дыбенко по кличке Дыба разглядывала меня словно через лупу. Сначала полистала личное дело, что передали из кадров, потом обошла вокруг. Я сидел в кабинете заведующей «скорой» Матвеевской больницы словно на иголках. Только примчался с зачета по ухогорлоносу, где мне кровь попили, и вот на тебе, подставляй артерии опять – Дыба вытащила клыки. Нет, сначала она мне даже понравилась. Подтянутая такая, халат лопается на обширной груди, стягивает талию. Ямочки на щеках. И даже очки придают облик сексуальной милфы-училки. Интересно сколько ей? Лет сорок, наверное. Но очень, очень хороша. – С тобой проблемы будут. – Это почему? – А я позвонила Лебензону, – Екатерина Тимофеевна поправила прядь тщательно уложенных каштановых волос. – Лев Аронович мямлил что-то, прям на себя похож не был. Обычно он про коллег не стесняется. Я тоже у Лебензона поспрашивал про Дыбу. Собственно, кличку и узнал у него. Трижды была замужем, двое детей, член партии с какого-то там лохматого года, потомственная врачиха, строит все ЦКБ, и даже Чазов ее боится. – Оказывается, с тобой, Панов, столько было приключений за последний год, – Екатерина Андреевна опять обошла меня по кругу. – И людей ты в утопленном автобусе спасал, и болезнь генерала вовремя поймал, к нам в ЦКБ отправил. Австрия, да? Как там? Каштаны на Рингштрассе цветут? Главврач «скорой» явно была за границей. И похоже не раз. – Цветут, – покорно согласился я. – А нам тут приключения не нужны, – Дыба повысила голос и покачала у меня перед носом наманикюренным пальчиком. – Мы тут по инструкции работаем! И не дай бог шаг влево, шаг вправо – расстрел. Первый отдел исполнит, прямо тут, у нас в подвале. Где полк НКВД был. – В каком месте смеяться? – Тебе не смеяться надо, а меня слушать. Я с тобой цацкаться не буду. Генерал, не генерал, мне на твои мохнатые лапы плевать и растереть, это ясно? – Предельно. Со своей стороны, хочу сказать, что нарушений трудовой дисциплины мною допущено не было, жалоб на меня от населения не поступало, этику с деонтологией я не нарушал. К тому же, Екатерина Тимофеевна, я сюда не просился. Меня пригласили. – Вот и отличненько, – Екатерина Тимофеевна перешла на ласковый тон, от которого мурашки побежали. – Будешь паинькой – сработаемся. Только предупреждаю сразу. Девок в бригадах мне не портить. На работе никаких амуров. Выгоню с волчьим билетом, утки не возьмут в Зажопинской больнице выносить. Бухать тоже нельзя. Даже после смен. Учую выхлоп – прогоню! И учти, Панов. То… особое обстоятельство, о котором мне сообщил Евгений Иванович… это совсем не плюс. Оно не отменяет твоих прямых обязанностей. Вопросы есть? Да что же она меня так с ходу сношает-то? А где ухаживания, прелюдия? – Вопросов нет, вариант первый. – Не поняла? – зависла Дыба. – Приятель из Харьковского меда рассказывал. У них там есть доцент на рентгене, Игорь Федорович Бодня. Вот он и говорит, что вопросов не бывает в трех случаях: когда все ясно, когда ничего не ясно и когда, как зайцы поют, «а нам всё равно». – Шутник, – хмыкнула Екатерина Тимофеевна. – Пойдем, покажу наши хоромы и познакомлю с коллективом. Хоромы впечатляли. Свежий ремонт, везде цветы – фикусы всякие, драцены, даже две пальмы. Отдельная комната отдыха для врачей, отдельные для фельдшеров и водителей. Везде цветные телевизоры, холодильники. Хочешь питайся в столовой, хочешь – с собой приноси. Своя медицинская библиотека, ну и оборудование… Фонендоскопы, тонометры, аппараты ЭКГ – все немецкое, мухи не сношались. Познакомили с коллективом. Восемь бригад, две в постоянной готовности. Мужчин и женщин пополам, из последних – есть симпотные. Но такие, с задранным носом, прямо Шишкина № 2. Кстати, Лизуню на летнюю практику распределили сюда, на Волынку. В кардиологию. Папочка расстарался. Именно это мне так хотела сообщить подружка. А я, гад, трубку не брал, в институте не появлялся. А как появился… Лизун сразу запалила загар. Как ни прятался под зонтиками в Сочах – все одно слегка подкоптился.