52 La violencia[136] «La tristeza de Miami»[137], как говорила Пала, началась с мариэльского исхода[138], с притока в город этих безумных людей. В городе поселился дух какой-то ветхозаветной убийственной напряженности. Появилось слишком много странных людей, слишком много странных денег в руках у слишком немногих. Одним жарким днем она услышала по радио в машине, что четверых белых полицейских, которых обвиняли в том, что они забили до смерти Артура Макдаффи, оправдали в Тампе. Буквально несколько минут спустя город харкал кровью. Она всегда возвращалась домой на машине. Любила водить, любила свой новый бизнес – бюро путешествий, любила спешащих людей. Даб от всего этого устал, но в ней еще бурлила кубинская энергия, ей доставляло удовольствие выкладываться, чтобы дела шли хорошо. Ей было необходимо работать. Она не могла уйти на покой. Не хотела. Не то что Даб с его орхидеями. Жарким ранним вечером она ехала в машине, слушая взволнованный голос диктора. Солнце било в глаза, и она замешкалась на вершине эстакады, вливающейся в автостраду. Толпа мужчин, размахивавших битами, набросилась на ее машину, тяжелые маленькие осколки лобового стекла посыпались на ее обтянутые юбкой колени, камень расплющил пальцы правой руки, стиснутой на руле; голос из радиоприемника сквозь звуки ударов и звон стекла звучал тревожно, словно диктор был рядом и заглядывал в машину, чтобы увидеть, много ли крови пролилось, или, может, кому-то отрезали язык и воткнули красную розу в кровоточащее отверстие? Но она нажала на педаль газа и врезалась в ревущую толпу, постепенно прибавляя скорость. Ветер швырял стеклянную пыль ей на грудь. Маневрируя, она разогнала налетчиков, кроме одного, который, распластавшись на капоте, вцепился в рваный край дыры в лобовом стекле. Она вела побитую машину через скопление пригородного транспорта, не снимая руки с клаксона. Что еще она могла сделать? Окружающие водители, завороженные голосом того же диктора, замедляли ход в потоке красных тормозных огней, съезжали на соседние полосы ради нескольких футов выгоды, рвались вперед, и, казалось, никто не замечал украшения на ее капоте. Чернокожий. Она видела его черные пальцы с побелевшими от хватки ногтями. Он по-прежнему держался. Выехав на среднюю полосу, она прибавила газу, щурясь от встречного воздушного потока. Выждав, когда позади нее образуется свободное пространство, она резко ударила по тормозам и увидела, как мужчина, перекувыркнувшись, рухнул на проезжую часть. Она снова нажала на газ, и машина подпрыгнула, переезжая через его ноги. Потом она остановилась прямо на средней полосе, выключила мотор и посреди застопорившегося движения стала ждать, пока под какофонию полицейских сирен, автомобильных магнитол и хриплых воплей чернокожего мужчины не подъехала полиция. После этого у нее пропала охота одной ездить по Майами. Она вообще больше не хотела жить в Майами. Как и тысячи других людей, которые не желали больше оставаться в Майами. Гламурный город опустел, богатые люди и инвесторы бежали, не распродав свои кондоминиумы, не сдав офисные башни в аренду, побросав недостроенную недвижимость. Пала выбрала Хьюстон. Хьюстон – подходящее место для агентства путешествий, сказала она Дабу. – Я хочу покончить с недвижимостью. Совсем. В деньгах у нас нужды нет. Ты будешь забавляться своими орхидеями, а это будет моим хобби. Для меня туристский бизнес – развлечение. Они уехали в тот месяц, когда Христо[139] начал обертывать розовым пластиком острова вокруг залива. У Палы купальный костюм такого же цвета, подумал Даб. Цвета фламинго. В Хьюстоне ничего подобного быть не могло. 53 Фульгурит в форме кости[140] – Вам следовало бы позвонить, – сказала девушка-регистратор. Плоское индейское лицо, очки с синеватыми линзами и мелированная завивка. – Доктор Гарч сам ведет дневник деловых встреч. Никто не знает, появится ли он сегодня вообще. Из города он вроде уезжать не собирался, но кто знает. – Она сказала, что Лоял может подождать в холле перед кабинетом Гарча. Если хочет. Лоял просидел там все утро с костью динозавра, завернутой в газету, обвязанной бечевкой и прислоненной к стене за деревянным стулом. Добирался он сюда долго и трудно. Неделю провалялся в кузове своего пикапа с настигшим его снова проклятым бронхитом. Легкие уже никуда не годились. Спал он на переднем сиденье. Не выздоровевший до конца, неотчетливо представлявший себе даже, какое сейчас время года. Пикап тоже был не в лучшем состоянии. Время его вышло, мотор вот-вот загнется, система выпуска отработанных газов уже полетела. Проезжая по городу, машина ревела, как бомбардировщик. В полдень регистраторша ушла на ланч, на каждом шагу шлепая своими китайскими матерчатыми туфлями. Когда, звеня ключами, появился Гарч, Лоял спал, прислонившись затылком к стене и широко открыв рот. Проснувшись, он увидел мужчину невысокого роста, в готовом костюме, с взлохмаченными на макушке и коротко подстриженными на висках волосами, тонкими, как у мексиканского теледиктора, усиками и мягким подбородком. При виде Лояла, потянувшегося за костью, глаза у него засветились. – Что-то принесли? – Он жестом указал на стол из огнеупорной пластмассы у себя в кабинете, под которым теснились коробки с костями, пыльными конкрециями[141], охряными известняковыми брусками, красными комьями. Лоял закашлялся; после сна он всегда надрывно кашлял, пока не начинал задыхаться. – Когда-то я копал кости динозавров, искал ископаемые следы – в Дакоте, Колорадо, Вайоминге, Юте… Ну, это было лет двадцать назад и давно закончилось. Но я никогда не видел ничего похожего на это. – Он водрузил свою ношу на стол и отошел, предоставив Гарчу развернуть ее. Черт возьми, он чувствовал себя дрожащей развалиной. А Гарч был здоровым мужчиной в отличной форме, с твердой рукой. Кость походила на отполированный блестящий камень. Гарч склонился, пробежался по ней пальцами. – Я пришел по двум причинам, – сказал Лоял. – Во-первых, мне хочется узнать, какому дьяволу эта кость принадлежала, ну и во-вторых, насколько она ценная. Гарч выпрямился. Лоялу показалось, что в его блестящих глазах появилась легкая настороженность. – Ясно. Вы хотите продать ее. – Ну-у… – Это не кость… – Черта с два! А чем же еще это может быть? Да, странная, строение у нее необычное, но ничем другим это быть не может. Только не говорите мне, что это камень. Это не камень. – Нет. Согласен с вами, это не камень. Думаю, это фульгурит. Даже уверен в этом. – Он ухмыльнулся. – Это что еще за фульгурит такой, черт возьми? – Ему не нравился Гарч. По виду этого умника можно было сразу сказать, что он никогда не работал в поле, не потел, высвобождая из крошащейся земли хрупкие ископаемые останки. – Это – работа молнии. Молния может ударить в скалу, или в песок, или в землю и выпарить ее. Десять тысяч градусов по Кельвину – это, знаете ли, почти температура поверхности Солнца. Эта штука – что-то вроде спекшегося стекла. Или какого-нибудь редкого металла. Ваша находка – крупная, очень крупная. Мне бы хотелось поизучать ее несколько дней. Купить? Думаю, Геологическая служба или Геологический музей наверняка заинтересуются. Не знаю, сколько они предложат, но, если хотите, могу с ними переговорить. Оставьте мне свой номер телефона. Через пару недель я с вами свяжусь. – Вообще-то я хотел бы продать ее прямо сегодня. Я, видите ли, здесь проездом и хочу продолжить свой путь. Причем, как можно скорее. Болею и хочу побыстрей вернуться. – Хотя места, куда он мог бы вернуться, не существовало. – Послушайте, вам придется задержаться на несколько дней. Мне нужно кое с кем посоветоваться, они захотят провести определенные тесты и так далее. Я ведь не ношу деньги на приобретение таких вещей в кармане. Черт, как же он ненавидел этого маленького засранца. – Тогда я лучше отвезу его куда-нибудь еще. – Он вспомнил того парня, Безумные Глаза, и в памяти вдруг всплыла фамилия палеонтолога с загорелой женой – Хорсли. Фамилия, которую он столько дней не мог вспомнить. – Отвезу его Хорсли. – Хорсли? Фэнти Хорсли? – Гарч выдавил кислую улыбочку. – Хорсли умер. Погиб при извержении Святой Елены[142]. По иронии судьбы он был там в отпуске. В любом случае его профессиональные интересы лежали в другой области, не имеющей никакого отношения к фульгуритам. – Тогда я просто заберу его. – Послушайте, мистер… не знаю вашего имени. – Он подождал, но Лоял ничего не ответил. – Послушайте, так дела не делаются в наше время. – Он изобразил нарочитую терпеливость. – Вы не можете просто заявиться в какой-нибудь университет с улицы и что-то продать, независимо от того, насколько это интересно с научной точки зрения. Существуют специальные учреждения, бюджеты, процедуры приобретения экспонатов. Каналы. Это вне моей компетенции. Я специализируюсь на черепной остеологии гадрозавринов. А вам нужен геолог. Лоял принялся снова заворачивать свою находку в газету. Тот чудила в ковбойской шляпе из Юты, который, бывало, покупал кости, он купит ее. Купит, как только увидит. Лоял помнил только, как выглядело место, где это было, он ясно увидел, как пыльная дорога сразу после спуска с горы сворачивает налево, потом направляется к низким разрушающимся холмам и речной долине, и там вскоре будет бар того человека, который торговал костями, у него вся задняя комната была забита ящиками с этими штуками, фульгуритовыми костями. – Ну, если вы так решили… – сказал Гарч. – Хотя я думаю, что вы совершаете ошибку. – Никакой ошибки, – ответил Лоял и ушел. Он надеялся, что ему хватит бензина доехать до торговца костями. Если тот живет не в Юте, значит, в Монтане. Он узнает дорогу, как только увидит ее. Он был в этом совершенно уверен. Регистраторша подняла голову от компьютера – экран светился разноцветными движущимися геометрическими фигурами. – Решили свой вопрос? – Это то, что я собираюсь сейчас сделать. Найти кого-нибудь, кто не сидит годами сложа руки и не плюет в потолок. Что это за город? – Что за город? С утра был Рэпид-Сити. 54 Что я вижу Он едет явно не по той дороге, застрял в плотном потоке транспорта. Дорожные указатели не видны, пока не подъедешь к ним вплотную, когда уже поздно съезжать на крайнюю правую полосу, чтобы свернуть куда нужно. Где он находится, черт побери? Туман. Вода. Тысячи гусей, расправив крылья, летят над ним, наискось пересекая дорогу. Они плавают в кюветах и озерах, скользят по изгибам реки, издают гнусавые однообразные звуки, как толпы разгневанных демонстрантов, марширующих через водоросли. Движение медленное. «Впереди ремонтные работы, следующие 48 миль». Дорога сужается до одной полосы, заваленной комьями земли, металлические загородки заставляют ехать правыми колесами по обочине. Провода линии электропередачи провисают, натягиваются, снова провисают. Белая проволока. Впереди, направляясь на север, стирая протекторы колес, грузовики тащат на прицепе платформы, груженные заляпанными грязью вездеходами, легковые машины – моторные лодки. Земля изрыта бульдозерами. Голос по радио предупреждает, что, судя по результатам тестов, вода в районе Фан-Хилл загрязнена, местным жителям рекомендуется связаться с… Через полуразрушенный мост, выставивший напоказ ржавые соцветия изношенного кабеля, мимо скрученных глушителей и черных полумесяцев разорванных шин. Гуси исчезают в стороне, в дымной дали. Поток транспорта еле ползет, магистральная артерия вбирает в себя из боковых дорог все новые и новые легковые автомобили и шипящие пневматическими тормозами грузовики с высокими кузовами-фургонами. Воздух загазован настолько, что Лоял не может понять, в каком направлении едет. Над дорогой возвышается закусочная, заманивающая ярко окрашенной крышей и обещанием стейков и домашних завтраков. Въезд на ее стоянку, как воронка, засасывает транспорт. Лоялу удается въехать. Пока он будет пить кофе, туман рассеется. Кофе прочистит мозги. Посетители нависают над золотистой стойкой. Мужчины читают спортивные новости. Какая-то парочка, обхватив ладонями меламиновые[143] чашки, тяжело опускается за стол. На большинстве мужчин кепки, у женщин – завитые волосы. К стенам прикручены ламинированные картинки с охотничьими собаками и навьюченными лошадьми в отдаленных заснеженных горах. Стенные панели имитируют древесину сучковатой сосны. Лоял заказал кофе. Поесть он не мог себе позволить, но немного денег на кофе и заправку машины у него имелось – если спать на переднем сиденье своего пикапа. Придется немного подождать, предупредила его официантка: повар не вышел на работу, не хватает рабочих рук. Он хочет спросить у нее, где находится, но она уже поворачивается и уходит. Мотоциклы влетают на стоянку, как рой обезумевших пчел. Мотоциклисты входят, растирая замерзшие ладони и похлопывая себя по плечам. Женщина, неестественно толстая. Ее ноги тонут в потертых мотоциклетных сапогах. На ее спутниках – ковбойские сапоги. Тощий мужчина ведет всю компанию к столу в центре зала. Он сдвигает на затылок кепи с логотипом «Харли-Дэвидсон» и закуривает сигарету. – Черт, помнишь того парня? Как, черт побери, называлось то место? Я тогда еще вошел и сказал: «Эй, какого дьявола делает старина Ларри в таком месте, как это?» – Мужчины переговариваются грубыми голосами, женщина смеется, навалившись на стол. – Ну, скоро я понял, что эта проклятая штуковина раскаляется. Официантка приносит меню. В правой руке у нее кофейник. Кофе Лояла едва теплый, чашка заполнена лишь наполовину. Он кивает официантке. – Добавьте пакетик у меня из кармана. Он достает длинный узкий пакетик порошкового кофе с молоком из кармана ее фартука. Пакетик хранит тепло ее тела. – Ты был там вчера, когда этот чертяка Том ел свою дурацкую манную кашу? – Нет, а что с ней было не так? Комки? – Господи Иисусе! Да она выглядела как щебенка. Сносившиеся покрышки подскакивают на заделанных дорожных трещинах, сквозь туман проступают контуры скалы, похожей на за́мок. По радио сообщают, что сбежал арестант, обвиняемый в изнасиловании. Он едет по объездной проселочной дороге. Здесь движение не такое напряженное. Но это все равно не то. Каким-то образом он развернулся в обратную сторону. Должен был ехать по направлению к сухой равнине, а вместо этого видит кладбища, камешки и горшки с пластмассовыми цветами на надгробьях. С белых камней на него выпрыгивают имена: Гейдт, Хансен, Хитцман, Швебке, Грюндвальдт, Пик. На одной могиле лежит початок. Это совсем не те места. Он сворачивает на грунтовую дорогу, тянущуюся через черные поля Швебке, Грюндвальдта и Хитцмана. Из-под колес вспархивает краснокрылый черный дрозд, по мягкой земле плывут тени облаков; витрины магазинов, собранные из гофрированного металла мастерские по ремонту техники, зернохранилища, склады удобрений. Тракторы на полях. Господи, это, должно быть, Миннесота. Он едет на восток, наверное, пересек Южную Дакоту в северо-восточном направлении. Разворачивается. Строго назад.