– Буду, – кивает и идет вместе со мной на кухоньку. – В никуда, но говорит о многом. Сейчас карту покажу, сама поймешь. Через пять минут бесцеремонно устраиваемся на диванчике в кабинете начальника. Ярослав раскладывает карту на журнальном столике, водит пальцем по улицам, поясняет: – Я вчера еще покатался по округе, на одной из улиц фонари абсолютно новые. Вот тут. Предполагаем, что не горели они как раз тогда, когда было нужно и получаем однозначный ответ: тебя вели к цели. Но вот какая штука. Терехов и Северская на подобную сложную схему не способны. Есть более простые и дешевые способы сообщить тебе о том, что твой мужик ужинает с бывшей. Например, отправить снимок, остановив время в тот момент, когда она касается его. Или, когда он моргает, помогая ей с соболями. Терехов вообще мог сказать сам, типа, не обожгись как я. Миллион вариантов, понимаешь? – Все, кроме одного, – хмурюсь. – Если не они, кому это нужно? Все так… филигранно и изящно, – произношу это и замираю, получив неприятный укол под ребро. – Я думала, я ей понравилась… – бормочу уныло. – Я напросился на ужин. И, честно говоря, обрадуюсь, если это она вносит коррективы. В противном случае – у меня ни одной зацепки, Вер. Сложность исполнения напрягает страшно. Владу пока не говорил, психовать начнет, но если считаешь… – Нет-нет, – машу руками и подбираю надувшиеся губы. – Сорвется наверняка, никогда такими темпами не запустится. До завтра точно ждет, тем более что после того раза ничего подобного не случалось. Вдруг она просто хотела, чтобы мы это обсудили? Намекнула, не встревая лично. Может же такое быть? – Конечно, – кивает с готовностью. – Да и много всего после случилось, – продолжаю убеждать не то его, не то себя. – Она меня так обнимала после выступления, как мама прям, тепло, крепко. И плакала сама, невозможно же так сыграть. – Да, Вер, согласен по всем пунктам. А верит сам? Не верит? Скажет ли она правду? Поймет ли он, если соврет? Вопросов много, а железобетонный факт лишь один: если Покровская против наших отношений, спокойной жизни можно не ждать. *** Ярослав весь день крутится перед глазами, как будто дел других нет. Заглядывает в глаза, шутит, поддержка его бесценна, но пока Влада не потискаю – так и буду дергаться. Зависимость от его объятий сформировалась конкретная: восполняю запасы душевного тепла, не иначе. Но он слишком далеко, чтобы просто съездить в обед, так и сижу на иголках, срываясь в танцевальную студию сразу же по окончанию рабочего дня, ни минутки не задерживаясь. В зале обязанности Ярослава как-то незаметно перенимает Богдан, чувствуя мою нервозность и несобранность. Гоняет меня как сидорову козу, даже подумать не успеваю, но чуть только оказываюсь в раздевалке, мысли догоняют. И так с них беспокойно опять, что от перспективы сидеть одной в огромной квартире выть хочется. Из машины звоню Владу. Трубку он берет сразу же, но говорит приглушенно, фоном слышу голоса. – Прости, дым коромыслом, – оправдывается, вздыхает. – Думаю, еще пару часов тут, плюс дорога. – А я… так грустно без тебя, – лопочу быстро, не желая надолго отрывать его от дел, но получается все равно немного плаксиво. – И подумала, что, если я вещи съезжу соберу кое-какие? Все равно заняться нечем, и я точно без тебя не усну. – С Ярославом, – режет коротко. Голос строгий. – Владислав Михайлович, – слышу мурлыканье из динамика и чувствую, как заходится спазмами пустой желудок. – Ой, простите… Влад тяжело вздыхает. Очень тяжело и чрезвычайно недовольно. – Уже раздали? – не слишком тонко намекаю на блэкджек, повинуясь внезапному приступу ревности. Язвительность – уровень Бог. – Вера, – пробирается в мою голову укоризной, а меня не к месту осеняет. – Софочка, – брякаю внезапно. – Если… – замираю и задерживаю дыхание. – Я понял… – голос немного хриплый и, похоже, улыбается. Представляю его умиротворенное счастливое лицо. Морщинки в уголках глаз, хитрый лисий взгляд исподлобья. – София, – смакует, проговаривая четко. – Идеальнее идеального. – Напишу Ярославу, – тараторю, отчего-то дико смущаясь. Лицо огнем горит, сердце в груди не помещается. – Обнял, – обволакивает бархатным голосом. Покровский отключается, я строчу Турову, стараясь побыстрее переключиться и не ухнуть в собственные фантазии. «Как оно?». «Каверзные вопросы до десерта – неприлично. Еще не подали». «Боже, у нее есть прислуга?». «Ага. Батя мой». Прыскаю и давлюсь смехом. «Мило. Я за барахлом. Точнее, мы». «Повременить никак?! Шило в заднице!». «Ты слишком много думаешь о моей заднице». «Стервозина. Дождись на квартире». «Я веду себя вульгарно, переписываясь и ухмыляясь за столом». «Мне сделали замечание». «Кранты тебе». – Упс… – оскаливаюсь и откладываю телефон, трогаясь с места. Не водила по ощущениям вечность. Только этим можно объяснить тот факт, что я совершенно не следила ни за скоростью, ни за датчиками, за что и поплатилась километрах в трех от дома, когда машина вдруг сама собой начала замедляться, пока не встала посреди дороги. – Ах уехал мой автобус, – кривляюсь, глядя на довольно приметный красный огонек. Бензин по нулям. Все заправки я, разумеется, уже проехала. До дома шкандыбать никакого желания, усталость от убойной тренировки дает о себе знать: ноги гудят и шевелиться отказываются. О том, чтобы вызвать такси, речи идти не может: зарплата в понедельник, просить денег у Покровского не хочется, не всех тараканов еще перетравила. Попутку ловить опасно. На мне чертов браслет и нагоняй я получу в любом случае, придется дождаться Ярослава в машине, но для этого ее для начала нужно откатить к обочине. Включаю аварийку. Нехотя выхожу. Машины проносятся на сумасшедшей скорости, невежливо мне сигналят, добавляя негатива. Но все это – просто фигня в сравнении с тем, что я чувствую, когда на обочине останавливается черный внедорожник. Когда дверь со стороны водителя открывается и моим глазам предстает, очевидно, сам Спаситель. Константин Терехов. Глава 34 – Ты чего тут? – лопочу вместо приветствия, когда он подходит. Несчастную «Ласточку» качает от порывов ветра, создаваемых проносящимися автомобилями. Волосы в лицо лезут, придерживаю их обеими руками. – Мимо проезжал, – Терехов криво улыбается и натягивает на мою голову капюшон куртки. Его пальцы касаются моего лица, я дергаюсь назад и влетаю спиной в приоткрытую дверцу. Костя невесело хмыкает, сует руки в карманы и отводит взгляд. Очередной водитель считает себя обязанным посигналить на полном ходу, я морщусь и ломаю себя просьбой: – Откати, пожалуйста. Одной не справиться, боюсь, кто-нибудь влетит. Выставить на дорогу нечего, себя разве что. – А себя не жалко? – осуждает взглядом, я только плечами пожимаю: о себе привыкла думать в последнюю очередь, а вот память о папе хочется сохранить. – Рули, – улыбается краешками губ и, когда я сажусь на водительское, упирается руками в раму. Худо-бедно оказываюсь на обочине: поток сумасшедший несмотря на позднее время. Сижу прямо в свете фар его роскошной тачки, он смотрит, встав в паре шагов, чтобы, наверное, было видно меня всю. Было б что разглядывать: я в спортивных штанах, безразмерной куртке и с небрежным пучком на голове. Но подсветка на уровне. Как в аквариуме, бессмысленно открывая и закрывая рот, потому как разговаривать с ним ну вот вообще никакого желания. И все же, вежливость никто не отменял. – Спасибо, выручил, – выдавливаю скупую благодарность. – Подвести? – Кость… – Что ты, на хрен, думаешь, я с тобой сделаю?! – вспыхивает внезапно. Толкает дверцу рукой, от чего та открывается на максимально возможную ширину и… немного больше. Со скрежетом металла в мое сердце впивается острый кинжал скорби. – Блядь… прости, – он пытается закрыть ее, но очевидно даже мне, что это бесполезно: теперь можно только выломать окончательно. «Влад все исправит. Все починит», – успокаиваю себя мысленно, считаю от одного до четырнадцати, крепко сжимая руль. Выхожу: сидеть на обочине в машине без возможности закрыться прельщает меня еще меньше, чем перспектива пройти три километра по знакомому району. – Вер, прости, – Терехов морщится. – Я не специально, клянусь. Я заплачу за ремонт. – Не стоит, – цежу сквозь зубы. – Я пойду. Домой хочу. – Нет, не пойдешь, – чеканит жестко. – Ты сядешь в мою машину, я отвезу тебя, и мы поговорим. – О чем, Кость? – вскидываю брови, таращусь на него во все глаза. Изумление даже наигрывать не приходится, я в самом деле поражена. – О нас, – отбивает резко. Вижу, что злиться начинает: желваки играют, глаза мерцают нездоровым блеском. Но, черт меня дери, почему это должно стать моей проблемой?! – Нет никаких нас, – отражаю хмуро. – Давно нет. А то, что было… знаешь, смешно вообще, – расхожусь неожиданно, раздраженно посмеиваюсь даже. – Я поверила тебе. Ну, в твой рассказ в гримерке. В самом деле поверила, мне родители в свидетельство о рождении эту уникальную особенность характера прописали. Исключительную наивность, то есть. – Я сказал правду, – огрызается, я останавливаю его, выставив вперед ладонь. – Разговор предполагает, что собеседники слушают друг друга, не так ли?