– Валяй, – хмыкает, заталкивает руки в карманы. Понятно, что мои слова ни до мозга, ни до сердца не доберутся, но я так взвинчена сегодня, что по фигу. Продолжаю. – Я тебе поверила. Приняла все твои слова за чистую монету. Но о чем говорят твои действия, м? Ты хоть на секунду задумайся, что ты делаешь вообще? Я раньше не понимала, а теперь уверена: влюбленный мужчина ни за что не стал бы делиться. Даже чтобы самому себе что-то доказать. Не позволило бы банальное эго. Ты же просто игрался и продолжаешь делать это сейчас. – Чушь! – рявкает мне в лицо, опуская руки вдоль тела и подаваясь вперед. Набрасывается, атакует с громкими признаниями: – Я тебя люблю! Всегда любил, потому и отпустил, но не смирился! – Вот уж в самом деле чушь, – бормочу на выдохе, тру лоб. – Откуда тебе знать, что внутри у меня творится? Откуда, блядь?! Извините, недостаточно благороден для тебя оказался! – ехидничает и сдувается, проговаривая неожиданно спокойно: – Но это не значит, что я любить не могу, Вер, – как будто весь запал разом испарился, оставив только тихо тлеть черную душу. – Не значит это ни-ху-я. – Кость, я с невестой твоей ужинала недавно, – пытаюсь использовать последний аргумент. Говорю четко, разборчиво, спокойно, как с умалишенным. – Ты женщине другой предложение сделал, осознаешь ты? Терехов немного округляет глаза, а потом вдруг разражается громким смехом, театрально задрав подбородок к затянутому тучами небу. Отшатываюсь. «Точно сбрендил» – думаю ошарашено. Надо уходить и уходить срочно, пока он не выкинул какой-нибудь дикости. И то, что он после пожалеет, мне вряд ли как-то поможет. Лезу за сумкой в машину и проскальзываю мимо него, быстро удаляясь. – Вер, подожди, – все еще посмеивается, догоняет. – Ты и вправду наивна, но тебе даже идет. – Да-да, спасибо и всего хорошего, – отмахиваюсь и ускоряю шаг. – В это интересное положение меня твой женишок обожаемый поставил, – будто кол мне в спину вбивает, и я резко останавливаюсь. – Не сам, разумеется, но… я и пожрать люблю и пожить еще хочется. – Кость, что ты несешь? – выдуваю, устало посмотрев на него. Улыбочка эта его от уха до уха только подтверждает мои опасения касаемо его душевного здоровья. – Вера, Вера… – цокает языком и осуждающе качает головой. – Ты понятия не имеешь, под какой мразью лежишь. Или имеешь? Все выше и выше взбираешься, малышка. Я, Радов, Покровский. Дальше только к самому черту в койку. – Не собираюсь это выслушивать, – выпаливаю резко и снова шагаю в сторону дома. Пульс от встряски заходится, но меня бьет озноб, пробирая до костей. Холод проникает в сердце и пронзает иглами сомнения, причиняя ощутимую физическую боль. Да еще и точно на грудь кто-то давит, сжимая ребра до хруста. – Ты такое солнышко, Вер, – Терехов равняется со мной, притягивает к себе за плечи, сбивая с шага. Голос ласковый, мягкий. – Понимаю, почему он в тебя так вцепился. Теплая, домашняя, с такой же изуродованной судьбой. Он умнее, признаю. Я был слишком избалован, чтобы понять, что лучше уже не найду. Грелся бы на твоих сиськах и печалей не знал, но я дебил. А ты, Вера, дура. – Класс, – брякаю недовольно. – Ну, извини, – смеется тихо. – Давай я расскажу тебе о своей, с позволения сказать, помолвке с самой беспринципной сукой в городе. – И зачем мне это? – бубню, скрещивая руки под грудью. – Да скучно идти, – посмеивается. – Довезти не получилось, но не проводить не могу. Задатки воспитания и у меня присутствует, знаешь ли. – Кость… – Это всего лишь разговор, – чеканит сухо, сжимает мое плечо, неприятно впиваясь пальцами. Веду рукой, морщусь, но он как будто не замечает. – Я когда тебя на выставке этой увидел, ну, думаю, судьба. В целом, так и вышло. Как считаешь, долго нужно расплачиваться за ошибки? – О чем ты? – лопочу с беспокойством, бросаю на него взгляд, спотыкаюсь. – О преступлении против личности, – поясняет, поймав меня. – Знаешь, склад мне было даже не жалко. Подумал тогда – заслужил. Дорого мне моя выходка обошлась, врать не буду, но… мстить? Тебе, что ли? Смех. Но сейчас… Радов – просто душка в сравнении с Покровским. Этот размениваться не стал. – Да поясни ты нормально! – рявкаю, не выдержав. – Хватит круги нарезать! – Утро после той встречи у бара, – проговаривает отстраненно. – Под дворником сложенная пополам фотография. А на ней – моя горячо любимая сестренка берет в рот два здоровых члена. Глазища горя-я-ят… даже предъявить нечего. По кайфу ей было. – Это не он, – блею жалко и отрицательно мотаю головой. – Не знаю, с кем она была, но не с ними. – Ты лучше меня знаешь участников, – потешается, но вряд ли ему весело. – Он со мной был, – выпаливаю противным дрожащим голосом. – Со мной! Не надо всех под одну гребенку! – А кто говорит о той ночи, Вер? – хмыкает. – На снимке дата была. Еще в том году сестренку осчастливили. Тормознул, выждал, момент выбрал. – Я тебе не верю… – шепчу и снова спотыкаюсь, зажмуриваясь. Дышать трудно. Больно! Не может быть, просто не может! Он бы никогда не поступил так… наверное. Что я вообще знаю о нем, кроме того, что он показывает и рассказывает сам? Что он за человек? – Да ты не переживай так, Вер. Сестра не в накладе. Мне только мерзко, у нее все прекрасно. Идиотка… – он сплевывает и убирает с меня руку, сжимая кулаки. – Методы у него действенные, Вер. Всегда в яблочко. Я много всего слышал, на рожон старался не лезть, никто уже не лезет, все конкуренты отвалились едва его папаша в ящик сыграл. Развернулся. Амбиции вперед него родились и этому только завидовать можно. Поэтому, когда понял, что моему бизнесу пиздец в скором времени, резко начал искать бабки на новый, – дышу, как гончая в упряжке. Мелко, быстро, слезы в глазах стынут, но слушаю молча, не перебиваю больше. – И вот тут нарисовался Северский. Константин, – понижает голос и паясничает, изображая, судя по всему, отца Камилы. – У меня к тебе взаимовыгодное предложение. Я хочу дожить до внуков. А мне куда деваться? Что? Любовь? Да кому нужна она, любовь моя… тебе вот нужна? Нет, у тебя своя. Большая. Я, кстати, в сауне с ним как-то отдыхал. Давно дело было, но, знаешь, невольно взгляд да бросишь. Закрываю глаза, чувствуя, как по щекам слезы катятся. Сердце мотает, стучит так неравномерно, словно не определилось еще, разогнаться и взорваться или просто остановиться. – Выродок он, Вер, – добивает отстраненным шепотом. – Не знаю, какая клоака его породила, но ни одна адекватная баба своего ребенка в коробке у ворот не оставит. Ни семьи, ни ценностей. Подлый уебок, действующий исподтишка. Шантаж, подкуп, откаты, ничем не брезгует. Благородство это все напускное… блевать тянет. Невестушка моя ему под стать, но эта еще и тупая и скрыть то, что папашу своего она попросила мне денег всучить не смогла. Визжала как припадочная – ты мне всем обязан! Ты никто без меня! Ты не посмеешь меня бросить! – теперь ее передразнивает и ржет. – Что-то не очень похоже на разговор о нас, – говорю тихо и заторможенно. – Давай уедем, а? – выпаливает неожиданно, хватая меня за руки. – Ты и я, по хуй на деньги, ничего они не дают, кроме геморроя. Ты и я, Вер. Я изменился, клянусь! Устроюсь на скучную работу, где-нибудь подальше отсюда, создадим семью, без грязи всей этой, в которой детям не место. Прямо сейчас, сядем в машину и уедем! – Я… я… – бормочу, снова задыхаюсь. Как же он смотрит на меня. Сколько огня, сколько надежды, восхищения и… безумия. Мнет мои пальцы, ждет ответа, как будто есть хоть мизерный шанс, что я скажу «да». И так грустно с этого. Так тошно. Потому что в самом деле есть. Потому что разочарование топит меня, утягивает на самое дно, в ил, в зловонную топь. – Решайся, – подначивает горячим шепотом. – Решайся, малышка, нам хорошо будет вместе, обещаю, все сделаю для твоего счастья. Никто больше не нужен, ничто не нужно, нет ничего важнее! Внутренний мир корежит. Белое с черным мешает, всю правду наизнанку выворачивает. Выглядит искренним, к истории его не подкопаешься, да и когда-то я в самом деле мечтала создать с ним семью. Информацию приходится обрабатывать со сверхзвуковой скоростью, решение принимать в моменте. Сердце, разум, логика, все работает сообща, отбрасывая шелуху. – Что скажешь? – переспрашивает в нетерпении. Вдыхаю и выдыхаю вместе с ответом. Глава 35 Меня еще трясет. Терехов же, напротив, успокоился. Снова обнимает за плечи, идем в ногу к моему дому, молча, без мыслей. Почему-то кажется, что и он ни о чем не думает. Только планы в голове. Вдруг свист. Протяжный. И следом – пьяный смех на несколько голосов, приближается. – Эй, мужик, сигареткой угости, – слышу незнакомый мужской голос. Терехов теснее прижимает меня к себе, не отвечает, слегка прибавляет шаг. Всего два дома до моего, в крайнем случае – добежим. – Эй, ты, ферзь! – Не курю, мужики, – спокойно отражает Терехов. – Дай позвонить! – выплевывает еще один, снова слышится противный смех, со спины, совсем близко. Их четверо, по меньшей мере. Оборачиваюсь, проверяя догадку. – Вера, блядь, – шипит Костя. – Это не наши, – бормочу чуть слышно. Нервно сглатываю. – Что им тут понадобилось… – Вообще неинтересно, – отбивает резко и вдруг его рука слетает с моего плеча. – Слышь, ферзь, оглох?! Шарахаюсь в сторону, вижу, как Терехов сбивает руку одного из мужчин со своего плеча и сразу же пропускает удар в челюсть. Со спины его ловит еще один, удерживает руки от ответного удара. Меня перехватывают под грудью и пульс резко взлетает. Перед глазами неминуемо темнеет, эта моя особенность падать в обморок тогда, когда нужно бежать, появляется как по заказу. Терехова держат двое, безжалостно избивает третий и все происходит в такой страшной тишине, что кровь в жилах стынет. Слышны только звуки ударов, да слабая возня, я четвертому вообще никаких хлопот не доставляю, постепенно сползая в его руках к асфальту. – В тачку ее! – вдруг разрезает тишину грубый бас. Мое тело приходит в движение, сумка с лязгом замочков падает на асфальт, я тихо стону, пытаясь закричать, но борьбу веду, по сути, сама с собой. Внутреннюю. – Вера! – орет Костя с земли. – Уебки! Вера! Он воет, пытаясь вывернуться, освободиться, я моргаю, с трудом открывая глаза и вдруг слышу топот.