— Вследствие чего вы так поступили? — спросил сэр Уигмор и оглядел суд с видом человека, который готовится произвести на зрителей эффект. — Вследствие того, что у меня была назначена встреча с другом. Журналисты подняли головы, как собаки в ожидании корма, а сэр Уигмор так резко дернулся, что уронил свои записи на голову сидевшего под ним секретаря палаты лордов. — Вот как? А теперь, свидетельница, будьте внимательны. Не забывайте, что вы говорите под присягой. Что вас разбудило в три часа утра? — Я не спала. Ждала встречи. — Пока ждали, слышали что-нибудь? — Абсолютно ничего. — У меня, леди Мэри, ваше заявление, сделанное под присягой коронеру. Я вам его зачитаю. Пожалуйста, слушайте внимательно. Вы сказали: «В три часа меня разбудил выстрел. Я подумала, что это, вероятно, браконьеры. Звук был очень громкий, поблизости от дома. Я спустилась выяснить, что это было». Вы помните, что делали такое заявление? — Помню. Но это неправда. — Неправда? — Да. — В свете этого вашего прежнего заявления вы продолжаете утверждать, что в три утра ничего не слышали? — Абсолютно ничего. Спустилась, потому что у меня была назначена встреча. — Милорды! — Сэр Уигмор заметно порозовел. — Я вынужден просить вас отнестись к показаниям данной свидетельницы как к показаниям в пользу противной стороны. Однако жестокий выпад обвинителя не возымел эффекта, кроме повторения утверждения, что ни в какое время звука выстрела не было. В отношении трупа леди Мэри объяснила, что, восклицая: «Ты его убил!» — она считала, что перед ней тело друга, с которым была назначена встреча. Последовали бурные прения, имеет ли история со встречей отношение к делу. Лорды решили, что имеет. Всплыла вся линия с Гойлсом, и выяснилось, что он сам в зале и может быть представлен суду. Громко хмыкнув, сэр Уигмор передал свидетельницу Импи Биггсу, который элегантно, с представительным видом поднялся и вернул обсуждение к моменту, более раннему по времени. — Простите характер вопроса. — Он обходительно поклонился. — Как по-вашему, горячо ли вас любил капитан Кэткарт? — Нет. Я в этом абсолютно уверена. Мы так договорились для удобства каждого из нас. — Зная его натуру, считаете ли вы, что он был способен на глубокое чувство? — Да, если бы нашлась подходящая женщина. Он был страстным человеком. — Спасибо. Вы нам сообщили, что прошлым февралем, когда ездили в Париж, несколько раз встречались с капитаном Кэткартом. Заходили ли вы с ним в ювелирный магазин господина Брике на улице Де-ла-Пэ? — Могла. Точно не помню. — Дата, к которой хочу привлечь ваше внимание, — шестое число. — Ничего не могу о ней сказать. — Узнаете эту безделушку? Свидетельнице передали зеленоглазого кота. — Нет. Никогда не видела. — Капитан Кэткарт вам ее не дарил? — Нет. — Но вы обладали когда-либо таким ювелирным изделием? — Уверена, что никогда. — Милорды, этого кота из платины и драгоценных камней я приобщаю к делу. Джеймса Флеминга допрашивали очень тщательно, но он так путался и нагонял туману, что у суда осталось впечатление, что герцог вообще не получал никаких писем. Сэр Уигмор, в начале своей вступительной речи делавший неблаговидные намеки, пытаясь очернить личность подсудимого, с кривой усмешкой передал свидетеля сэру Импи. Тот, видя, что свидетель не дает ни положительных, ни отрицательных определенных ответов, быстро перешел к следующему пункту. — Вы можете вспомнить, приходили ли письма той же почтой другим членам компании? — Да. Три или четыре я отнес в бильярдную. — Можете сказать, кому они были адресованы? — Несколько — полковнику Марчбэнксу, одно — капитану Кэткарту. — Он тут же его распечатал? — Не знаю, сэр. Я немедленно покинул комнату, чтобы отнести письма в кабинет герцогу. — Как в Лодже собирали письма для отправки по почте? — Клали в закрывающийся почтовый мешок. Одним ключом владел его милость, другой был на почте. Письма опускали внутрь через щель сверху. — Забирали ли письма на почту наутро после смерти капитана Кэткарта? — Да, сэр. — Кто их относил? — Я сам взял мешок. — У вас была возможность увидеть, какие в мешке лежали письма? — Видел, как два или три письма достала из мешка работница почты, но не могу сказать, кому они были адресованы. — Спасибо. Сэр Уигмор вскочил, как разъяренный черт из табакерки. — И вы только сейчас впервые упоминаете о письме, которое, по вашим словам, доставили капитану Кэткарту в вечер убийства? — Протестую, милорды! — закричал сэр Импи. — Я протестую против подобных оборотов речи. У нас пока нет доказательств, что было совершено убийство. Это было первое свидетельство того, какую линию защиты предпочел избрать адвокат, и по залу прокатился шумок. — Милорды, — продолжал адвокат, отвечая на вопрос председателя суда, — полагаю, до сих пор не было попытки доказать, что произошло убийство, и пока обвинение не установит этого факта, слово «убийство» не следует вкладывать в уста свидетелей. — Возможно, сэр Уигмор, лучше пользоваться каким-либо иным словом, — согласился председатель. — Для нашего дела это не имеет значения, милорд. Я склоняю голову перед вашим решением. Небо свидетель, я не собирался одним пустым, незначительным словом провоцировать защиту на столь серьезное заявление. — Милорды! — возмутился сэр Импи. — Если наш ученый обвинитель считает слово «убийство» пустым и незначительным, то хотелось бы знать, какие слова он полагает важными. — Ученый обвинитель согласен употреблять другое слово, — успокаивающе проговорил председатель суда и кивнул Уигмору продолжать. Сэр Импи, добившись цели — охладить напор атаки Уигмора на свидетеля, — сел. Обвинитель повторил вопрос. — Я упоминал о нем мистеру Мерблсу примерно три недели назад. — Как я понимаю, мистер Мерблс является солиситором обвиняемого? — Да, сэр. — Как же вышло, — свирепо начал обвинитель, водрузив на свой довольно длинный нос пенсне и сверля свидетеля взглядом, — что вы не сказали об этом письме ни на дознании, ни на других следственных мероприятиях? — Меня о нем не спрашивали, сэр. — А почему потом вдруг решили поведать мистеру Мерблсу? — Он меня спросил. — О! Он вас спросил, и вы без труда вспомнили, когда вам подсказали? — Нет, сэр, я помнил все время. Просто не придавал значения. — О! Помнили все время, но не придавали значения! А я утверждаю, что вы вспомнили тогда, когда вам об этом подсказал мистер Мерблс. — Мистер Мерблс мне ничего не подсказывал. Он спросил, приходили ли другие письма по почте, и я вспомнил. — Именно. Вспомнили, когда вам подсказали, но не раньше. — Нет, сэр. Если бы меня спросили до этого, я бы вспомнил и сказал. Но меня не спрашивали, и я решил, что это неважно.