— Я прошу. — Тогда идем. Под дождем Шэрон стала похожа на распустившийся весенний цветок, покрытый сверкающими каплями росы. Голова у нее была не покрыта, и ветер свободно трепал ее волосы. Взяв меня под руку, она со смехом шлепала по лужам, и съежившиеся под зонтиками редкие прохожие с удивлением смотрели на нас и улыбались. Мы перекусили в небольшом итальянском ресторанчике, потом, пройдя пару кварталов, заглянули в бар, где не было ни души, за исключением самого хозяина. Он подал наш заказ и опять уткнулся в телевизор. — Как славно, Дог. Давно мне не было так хорошо. — Подождем, что ты скажешь завтра, когда схватишь воспаление легких. — А «завтра» будет? — Конечно. У меня появилось чувство ответственности за тебя. — Как бывает, когда подбирают отбившуюся от стаи птицу? — Вроде того. — Хорошо. Я тебе позвоню. Здоровая, полная сил и молодости… — она вдруг запнулась и посерьезнела. — Я… не хотела тебя… — Котенок, я не мальчик. Вижу себя в зеркало каждый день, когда бреюсь — и седину и морщины. Это со всеми бывает. — Ты мне нравишься таким. — Тем лучше, поскольку другим мне не стать. А общаясь с тобой, авось помолодею. Мне это напоминает юность. — Мондо Бич? Моя рука с бокалом остановилась на полпути. — Откуда ты знаешь? Ее глаза лучились. — Потому что я из тех же мест. В шести милях от вашего поместья. Когда я была маленькая, мы гуляли в северной части вашего парка, которая не была огорожена. Иногда мы плавали у лодочного причала и устраивали пикник, воображая себя богачами. — Вот оно что. — А ты там бывал, Дог? — Несколько раз. Я больше предпочитал уединение. — А знаешь, мой отец проработал на заводе Бэрри- нов пятнадцать лет. Я бывала с отцом в большом доме, когда он относил туда какие-то бумаги с завода. — Мир тесен. Зачем ты уехала из провинции? Чего тут хорошего, в этом чертовом городе? — Предпринимательство. Нужно же как-то кормиться, одеваться. Мне казалось, что завод — не совсем для меня. Когда отец умер, у меня не было никаких шансов в этом городке. Сам понимаешь. Я пододвинул поближе блюдце с орешками. — Я-то уехал из своих мест не совсем добровольно. Меня подтолкнули. Ты много потеряла, если не слышала всю эту историю. — Из разговоров взрослых кое-что до нас доходило. Но я как-то не вникала. Как раз перед моим отъездом было много шуму по поводу твоих двоюродных сестер. Мне это было ни к чему. Твое возвращение, видимо, большая неожиданность для них? — Мой адвокат уже готовит их. Почему тебя так интересуют Бэррины?. — Наверное, мне хочется услышать хоть что-нибудь о доме, о старых местах. С тех пор я там ни разу не была. — Так давай съездим. Она несколько секунд помолчала, с улыбкой глядя на меня, и согласно кивнула головой: — О’кей. Когда? — Завтра… если сможешь отпроситься. — Мистер С. К. Кейбл по уши в долгу у меня, дорогой Келли. Я теперь достаточно долго смогу распоряжаться своим временем. Глянув на часы, я увидел, что уже шел второй час ночи. — Давай-ка провожу тебя домой. А то и выспаться не успеешь. Где ты живешь? — Недалеко. Дойдем пешком. Оставив деньги на стойке бара и прихватив горсть орешков, я подал Шэрон плащ. — Пойдем, морской котик. Она жила на Ист-Сайде, в высоченной коробке из стекла и бетона, примыкавшей к такой же башне, с общим входом, охраняемым бдительным привратником в ливрее. Приветливо и искренне Шэрон предложила мне зайти и выпить чего-нибудь на сон грядущий. Она вошла первой, зажгла свет, мы разделись, и она повесила плащи. — Ты пока наливай, — сказала она, указав мне на бар, — а я-пойду переоденусь в домашнее. И сухое. А тебе придется пострадать. Думаю, не захочешь щеголять в моем халате, — засмеялась она своим звонким смехом. — Обойдется. Наполнив бокалы, я обошел комнату, удивляясь холодной деловитости современного жилья. Все было по- американски функционально, в соответствии с типовым манхэттенским дизайном. Только спустя некоторое время до меня дошло, чего здесь недоставало. Квартира не имела лица. Это было просто… жилье. Как гостиничный номер. Я почувствовал, что она наблюдает за мной из затемненного угла комнаты. — О чем ты думаешь, Дог? — Давно ты здесь живешь? — Четыре года. А что? — Не скажешь, что здесь живет девушка. Я обернулся. Она вышла из темноты такая прелестная в своей тонкой кофточке, завязанной узлом под грудью, и простенькой юбчонке, колышущейся вокруг стройных ног. Полотенце, завязанное на голове тюрбаном, делало ее похожей на героиню «Тысячи и одной ночи». Сердце у меня екнуло, но я быстро овладел собой. — Необычное наблюдение. Большинство мужчин этого не замечают. Но ты прав. Взяв протянутый мной бокал, она удобно устроилась на диване, подобрав под себя ноги, и продолжила с улыбкой: — Не могу назвать домом квартиру в Манхэттене. Просто я здесь живу. Даже не хочу украшать ее разными женскими безделушками. Предпочитаю подождать. — Чего? — Настоящего дома, который будет у меня. Позвенев льдом в бокале, я пригубил его. — Да ты положительная девочка. Уже выбрала кого- нибудь? С лукавой улыбкой она ответила: — Я уже обручена и могу позволить себе быть положительной. — Кому-то здорово повезет, котенок. — Знаю. — Поставив бокал, она встала и медленно подошла ко мне. Подняв руки, она обняла меня за шею, ее повлажневшие губы приоткрылись. — Хочешь, чтобы повезло тебе, Дог? Поцелуй был необычный. Сначала медленный и легкий, затем он, как магнит, притянул нас друг к другу, потом стал неистовым, растворял ее тело в моем, наполняя меня жаром и безумным желанием. Узел блузки развязался, ее теплая нагота касалась меня, из ее губ вырвался слабый стон. Когда я ее отстранил, мое дыхание было подозрительно прерывистым, и я ‘с трудом овладел своим голосом. — Ты обручена, Шэрон. Забыла? — Бывают моменты, когда я об этом легко забываю. Я завязал узлом ее кофту. — Не заставляй меня пыхтеть. А то я начинаю чувствовать себя одним из тех повес, которые околачивались на вечеринке у Уолта. Мне пора идти. — Если хочешь, можешь остаться. — Не могу.