Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 6 из 51 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Право выбора даете? Ну и щедрые же… Из рюкзака вытащили шкатулку, и слова увязли в горле. Резные бока, золотое покрытие, петли для семи замков. Пустые. – Выбор есть всегда. У каждого, – Виктор не глядел в его сторону, полностью поглощенный трофеем. – Хорошая работа, кстати, – приподнял крышку пальцами. – Чистая. Кабан молчал, только в разнузданной позе пробивалось торжество. Виктор кивнул, будто самому себе, и закончил похвалу: – Не зря ее клетка без замков. Рони поджал пальцы на ногах. Там, где Лея – там и Ильяз. А если Ильяз с Леей не удрали, то Серж с Дагом… – Не верю, – огрызнулся Рони, почти не различая рези в стоптанных ногах. – Кто угодно мог подделать это барахло… Кабан собрал брови домиком, источая фальшивое сострадание, и покачал головой. Взял совет у Виктора: – Придется девчонку показать? – в ответ ему зевнули, и Рони вклинился в тот же миг. – Всех. Если поймали кого, то показывайте… всех, – он уже потерял так много, что дерзить будто и не страшно. Хоть только и последняя мразь возьмет в заложники членов семьи, а от распоследних мразей пощады не ждут. – И этого, – кабан прищурился, на носу проявились складки кожи – как кислятины обожрался, – показать? От дурного предчувствия Рони медленно поднялся со стула, сам и не заметил – как. Виктор последовал его примеру. Обошел кабана по правую руку, хлопнул по предплечью, будто бы это могло заставить того сообразить быстрее. И лениво распорядился: – Всех и каждого. Спокойной ночи. – Дня, – буркнул кабан тихо-тихо, так аккуратно, что, кажется, и не стоило вовсе открывать ему рта. – Что вы с ними сделали?! – угрожающе подался вперед Рони, не зная, бояться ему или уже оплакивать то, чего стоило испугаться раньше. – Мы, – оскорбленно бросил Виктор, – ничего. Кабан с жаром закивал: – Не успели бы, пока тебя пасли. Рони по привычке втянул воздух носом и издал какой-то жалобный всхлип вместо задуманного рыка: – Если хотя бы один волосок, да хоть… с любой из голов, я вас… Целиком его угрозу услышал только кабан – Виктор без намека на раскаяние повернулся спиной и покинул комнату. Дверь захлопнулась тихо, не грубо. Будто и сквозняка у коршунов не водилось. – А… – Рони так опешил, что надолго прилип взглядом к безучастной двери. Рони Младший. Заберись хоть на самый высокий шкаф к пяти годам или башню Хэлт в свои двенадцать. Младший, ненужный, пустое место. Никто не воспримет всерьез – пыжься ли, грозись. Мир зашевелился вместе с тычком кабана – опять эта увесистая лапа на плече: толкает, помыкает. Оторвать бы ее и… «Кого б ты еще испугал, кроме себя самого, мелюзга», – сказал как-то братец. Сказал – на всю жизнь одарил. – Двигай, ну. Заснул, что ли? – потормошил его кабан, и Рони не сразу заметил, что руки ему освободили: вот иглами колется кровь, вернувшись в сосуды. Не боятся его совсем, и правильно делают – не убийцей уродился, да и старшим всех подвел. Первые шаги до двери дались со скрипом, и не только от половиц. Пробежать половину города, а то и более – задачка не из легких. Под кожей все горело. Тело, почуяв отдых, сдало все позиции и явно мстило за марафон. К нему присоединилась и голова, упорно бодаясь с реальностью. Рони не верил. Не верил тому, что выберется малой кровью. И тому, что спускались они в сырой подвал к его стае, а не каким-то недотепам, что к Рьяным отношения не имели. А потом, уже добравшись под конвоем к последней лесенке вниз, не поверил, что ушли его родные, миновав заслон из десятка жандармов. – Просили же тебя, сто лет под небом, – Рони в Распорядителя и до того не верил, но в этот раз – совсем обозлился, будто сам себя обманул. Проси – не проси, все одно. Что у графа, что у виконта, что у самого Распорядителя и всех его духовников. На ржавеющей железно-бетонной лестнице Рони поверил в худшее. С чего бы не верить, что звери, стрелявшие в спину, не побрезгуют и заложников брать? Или что не станут калечить беззащитных, только его носом отделавшись? С чего бы не верить, что кто-то из воробьев уже не вернется по его вине? – Не хлебай сопли, – отчего-то смилостивился кабан. – Живы твои бандиты. ***
В подвале кабан красочно расписал, как разделили воробьев по двум клеткам. Только не пояснил, для чего. Первым делом причиталось посмотреть на Лею и Сержа. В узком коридоре, пригодном больше для хранения закаток и сыров, вширь помещалось полтора человека. Кабан пихнул его вперед, насоветовав долго не задерживаться. – Я бы вообще с ребятами отсюда ушел, да ключей не дают, – устало огрызнулся Рони. Он сделал еще пять шагов среди тусклого света, пыли в нишах стен. И увидел камеры. Пока – пустые. Всего две. – Хедрик! – рявкнул кабан за спиной. – Чаго еще?! – заголосил кто-то из коридора. – Гость к тебе, на пяток. Пригляди. Из-за угла послышалось бурчание и шорох ткани, будто бы поймали Хедрика при исполнении совсем иного долга. Перед природой. Рони повернул, куда указал кабан – за правый угол. И чуть не столкнулся с охранником. В него выдохнули вчерашним перегаром: – Этот, шо ли? – Этот, – устало ответил он вместо кабана. – Рони! – донеслось из-за спины Хедрика. Бодро, звонко, знакомо. Рьяные узнают друг друга и по шагам. И он потеснил жирную тушу перед собой, просочившись вдоль стены, на голос. Четыре шага, под желтушный свет тусклой лампы, к прутьям, почти вплотную. Под грязной, пропотевшей рубахой прошел холодок. На скамье лежал Серж, и по первости казалось, что он не дышит. Легкий всхрап с его стороны прогрел Рони от макушки до костей ног. За толстыми прутьями из железа – напротив Сержа – на скамье сидела взломщица Рьяных. Живьем, не подбитая, своя. Рони путался в чувствах, бестолково открывая рот, чтобы назвать их по очереди, не зная, с которого начать. С радости – что увидел ее: целую, без синяков. Горечи, что не на воле. Или страха, потому что все это, быть может, надолго. Навсегда. – Лея… В полутьме казалась она ему еще краше, чем когда-либо на крышах. Не заметил, как в Ильязовы сапоги влез? А может, всяк становится дороже, чем был, едва замаячит весть о скорой утрате. Она и сама удивилась – глаза синие широко раскрыты. Не ожидала от него такого промаха. Вот тебе и умелый воробей: и своих не защитил, и сам попался. Рябчик, птенец, дуралей… – Тебя били, – не вопрос, не претензия. В голосе – обида, притаенная злость. – А, – Рони потер нос – на место его поставили по прибытию в логово, а ныть еще дней пять будет, – да это так, ерунда. Послушай, Лея… Но его прервал охранник, наплыв тенью из-за спины. Сам встал под свет: – Пять минут, и тикай отседова. По виду Хедрик ничем не лучше кабана: ячмень на глазу, форма грязная, обвислая. Показал еще своими кривыми пальцами знак, будто Рони числам не научен. – Да-да, понял я, понял, – затараторил Рони, торопясь. – Лея, тот коршун, что за главного… Говорит, ему Джеки нужен. – Джеки? Тот самый?! Он же не в городе, – Лея аж вспорхнула со скамьи. На второй безмятежно похрапывал Серж, не просыпаясь. – А мы тут каким боком… – Не обниматься, – рявкнул охранник, голос полнился злобой и, кажется, завистью. Рони опасливо сделал шаг назад, подняв руки к груди в жесте смирения. И продолжил сбивчиво объяснять: – Затирали мне там, что вернулся. А я, стало быть, на него теперь охочусь. Таков уговор. Лея недоверчиво склонила голову набок, приобняла себя за плечи, будто озябла. Есть над чем задуматься, есть о чем помолчать, когда старшего изловили, чтобы на легенду науськать. Да не на простого ветерана, вроде покойного Стивена, или отошедшей от дел Жанет. А на самого зубастого, если так позволено выразиться, из воробьев! – На Джеки Страйда, – эхом повторила она. И самому не верилось. Рони все детство трепетал от уважения, вспоминая зачистку Большой Часовни, налет на рынок Жаклин, дважды успешную кражу в замке Уинтерс… Теперь он, пусть и не желторотый, но все еще обычный молодняк из Рьяных, положит конец легенде Гэтшира. Против воли, хоть и дали ему скудный, но выбор. Ни одна легенда не стоит своей стаи. Не стоит же? Рони потер лоб кулаком, будто заставляя мозги поработать. Паршиво и тошно. Восхитительно. То по очереди, то одновременно. «Будто и забыл про свою свободу, да, как чижик мелкий? Поманили тебя славой, может, еще и сам за решетку после дельца полезешь или руку отдашь, а?» – внутри лепетала совесть. Серж заелозил в дреме на кривых досках. – Значит, за Джеки теперь свободу дают, а мы, вроде как, гарантия? – Лея цыкнула зубом. Рони кивнул. Умница Лея, хорошо, что с ней посоветоваться дают. – Помнишь, что Жанет говорила о коршунах? – Лея моргнула так, как обычно кивают в ответ. Помнит. Светлая голова. Рони тоже помнил: «Коли коршун тебе на ухо запоет, не верь. Даже если скажет он, что перья у него черно-карие. Ни слову не верь».
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!