* * * Маленькая девочка танцевала в лучах солнца. Она была похожа на сказочную фею из доброго фильма. Теплые, свежие и струящиеся потоки утреннего света, в которых толкались мириады пылинок, создавали легкую дымку, отчего фигура девочки казалась еще тоньше и призрачнее. Девочка танцевала. Она не обращала внимания на нервно гудящие машины, время от времени рвущиеся через лес. Ей не мешал гул теплоходов, бороздивших океан где-то неподалеку. И даже рев самолетов не мог заглушить звонкий мотив, звучащий у нее в голове. Девочка отбивала такт неслышимой мелодии и улыбалась. Она была настолько хороша, что суровый бородач, мстящий за предков и религию, остановился на несколько мгновений и залюбовался ею. Пара конгрессменов в галстуках, решающих судьбы человечества, прервала переговоры, чтобы посмотреть на сказочный танец. А маленький мальчик Рома, умирающий на руках у матери, задержал последнее дыхание, чтобы полюбоваться девочкой, лучами и мириадами пылинок. В последний раз. Внезапный грохот разорвал мирный гул леса. Мелодия в голове у девочки оборвалась и уступила место крикам, полным боли и страдания. Кто-то умирал, подорвавшись на бомбе, заложенной бородачом. Умирал за неведомые ей ценности. Девочка остановилась и нахмурилась. Ей не нравилось, когда кто-то грубо вторгался в ее танец. Она могла простить лишь небольшие вмешательства, не нарушающие ритма и такта. Девочка взмахнула рукой, и бородач, безоговорочный лидер миллионов людей, обитающих где-то по соседству, растворился в воздухе, разорванный на мелкие кусочки. Он случайно наступил на мину, которую конгрессмены-миротворцы продали его же соратникам. Мины не должно было быть в лесу, как ничего не должно было нарушать танец девочки. Конгрессмены ей тоже не понравились, да и гул самолетов внезапно показался слишком назойливым. Легким движением руки девочка перенесла важную парочку в один из них. Щелкнув пальцами, она отправила самолет в океан, который слишком загромоздили теплоходы, заодно избавившись от нескольких из них. Девочка прислушалась, склонив головку набок. И улыбнулась. Океан снова мирно перекатывал волны, поглотив тех, кто еще несколько минут назад решал судьбы человечества. Смешно. Разве они действительно могут что-то решать? Робкая мелодия снова ворвалась в ее мысли. Но она уже не была такой звонкой и плавной. Ей не хватало одной-единственной ноты, легкого дыхания. Девочка улыбнулась и легонько дунула, отправляя невесомый поцелуй маленькому мальчику Роме. Тот вдруг открыл глаза и сел на кровати. Он не понимал, почему так удивленно смотрят на него врачи и почему мать безостановочно рыдает и целует его. Ему снился такой чудесный сон, а какая-то глупая танцующая девочка разбудила его легким дуновением. И Аля вдруг осознала, что маленькая танцующая девочка – это она сама. * * * С легким вскриком она проснулась и обнаружила себя в мягком зеленом кресле, укрытой пледом, пахнущим какими-то травами. Лаванда и еще что-то. Кажется, мама называла такие пледы антистрессовыми одеялами. Впервые за долгое время Аля почувствовала себя свежей и отдохнувшей. Медленно приходя в себя, автоматическим движением она достала телефон из заднего кармана и ужаснулась количеству пропущенных звонков. Все от дяди Паши. Она резко вскочила и чуть не упала, запутавшись в пледе. – Алечка, нет на этом свете ничего такого, кроме жизни твоей и твоих близких, что не могло бы подождать пять секунд. Не торопись. – Аля даже не заметила, что мать находится в комнате, сидит за своим столом, погруженная в какие-то книги. Компьютера у нее не было. Мать считала, что новомодная техника нас медленно убивает. Всеми ее счетами, отчетами и прочими документами занимался Василий Петрович, бухгалтер на пенсии, который работал из своего собственного офиса, появляясь в материнском кабинете, чтобы подписать нужные бумаги. Неожиданно Аля заметила в кабинете мужчину лет сорока пяти. Высокий, стройный, богемного вида. Длинноватые вьющиеся волосы с проседью зачесаны назад, светлые глаза под немного опустившимися веками, стильная небритость. Одет мужчина был в белую рубашку и черные брюки, словно только что сошел со сцены театра. Аля вопросительно взглянула на мать. – Это Александр. Новый директор нашего драмтеатра. Мы познакомились в поезде по пути сюда. Знаешь, он очень интересуется народной медициной. Аля кинула ошалевший взгляд на мать, одновременно кивая Александру и делая мысленную отметку собрать на него всю информацию. После чего набрала номер Пал Палыча. – Орлик, где тебя черти носят? – гаркнул тут. – У мамы, – честно призналась Аля и даже хихикнула, вспомнив, что мать считают ведьмой. Непонятно, чем мама ее напоила, но зелье в корне изменило ее настроение и придало энергии. – Мама – это святое, – тут же изменил тон Пал Палыч, всю жизнь так и оставшийся холостяком и вырастивший Алю с Никой как своих дочерей. Иногда Але казалось, что это все из-за того, что он безответно влюблен в их мать. – Что случилось? Опять кого-то убили? – поинтересовалась Аля. – Хуже, Орлик. Нам прислали следака из столицы. Убиты две такие важные птицы, куда уж нам справиться своими силами, – заворчал Пал Палыч. Борьба с вышестоящими инстанциями была извечным камнем преткновения. Инстанции считали, что местные полицейские способны решать лишь мелкие бытовые конфликты да искать пропавшие велосипеды. Им доверяли убийства алкашей, но, конечно же, смерть известного журналиста и промышленника доверить не могли. Это было понятно и ожидаемо. – В общем, дуй сюда, представлю тебя широкой общественности. Плюс тут уже парочка журналистов ожидают, хотят комментарии. Маме привет, – буркнул Пал Палыч и отсоединился. Не успела Аля засунуть телефон в карман, как мама уже стояла рядом с плетеной корзинкой в руках, набитой какими-то коробочками. – Оранжевую отдашь Пал Палычу, не нравится мне цвет его лица в последнее время, давление бы понизить. Пусть пьет по чашке свежего отвара утром натощак и перед сном. Зеленый – это Роме. Ему на ночь будешь делать большую кружку, пропорции на коробке. Не превышай. – А мне? – Аля не отказалась бы от того напитка, которым мать напоила ее, вырвав из действительности на несколько часов. – А тебе пока ничего не нужно, – покачала головой Анна. – Иди, все будет хорошо. Она обняла дочь и поцеловала, а Аля, чувствуя себя отдохнувшей и окрыленной, вышла из аптеки, автоматически свернув к парковке, но по ходу вспоминая, что машины у нее теперь нет. Придется опять дворами. Негоже опаздывать, когда такие персонажи на пороге. Путь к управлению лежал через пустырь с незаконченной стройкой, где обитали Достоевский и Ксенофонт. На этапе строительства запланированной многоэтажки выяснилось, что архитектор не учел такой момент, как грунтовые воды, и строительство пришлось остановить. Инвестор вскоре заболел и умер, а других желающих браться за сомнительный проект не нашлось. Поэтому стройку забросили, она потихоньку ветшала. Поначалу ее просто огородили ленточкой, но, после того как один подросток, искавший уединения, чтобы распить спиртные напитки, свернул себе там шею, а еще парочка серьезно покалечились, стройку огородили забором и на всякий случай прикрепили сверху табличку «Опасно для жизни!». Место облюбовали местные бомжи, в холодное время года они прятались на первом этаже, иногда разводили там костры, но на это все смотрели сквозь пальцы. В этом городе и до более достойных членов общества мало кому было дело, а уж судьба бомжей и вовсе никого не волновала. Кроме Али. Федора Михайловича по кличке Достоевский и Ксенофонта она знала лично и при случае приносила им еду и сдавала места, где собирались выбросить просроченную продукцию. Они же взамен докладывали ей, если в городе происходило что-то странное. Поэтому, отправляясь в сторону пустыря, встретиться с местными жителями Аля не боялась. Она вообще ничего не боялась, кроме болезни Ромы. На самом пустыре Аля не бывала уже давно, кажется, в последний раз она заглядывала сюда в прошлом августе, после чего начались затяжные дожди, а потом выпал серый снег. В такую погоду она предпочитала просто подъезжать на машине и быстро передавать еду своим знакомцам. Но от пустыря до управления было рукой подать, поэтому она и направилась в этом направлении, погруженная в собственные мысли. Она обдумывала, стоит ли ей говорить Роме о продаже квартиры или все-таки утаить от него этот факт – потом ее обругает, конечно, может, даже обидится и не станет с ней ужинать (но ужин, конечно, приготовит, потому что у нее руки из того места, откуда у людей обычно ноги). С одной стороны, она разрушает доверие мужа, но с другой – бережет его от плохих новостей. Рома же не дурак, сразу поймет, что, если речь идет о продаже квартиры, значит, дела совсем плохи. И со своим дурацким благородством он заведет ту же песню, что и доктор, что она не должна обрекать себя на бездомную жизнь после его ухода. Как будто у нее вообще будет эта жизнь. Согретая теплом маминых рук и мыслями о муже, Аля не заметила крупную бездомную собаку, увязавшуюся вслед за ней. Мучимая внутренними противоречиями, она пыталась поставить себя на место Ромы и представить, что бы она почувствовала, если бы муж утаивал от нее настоящее положение вещей. Врал бы про врачебную информацию, обманом затащил бы ее жить в другое место, продал бы за ее спиной их квартиру. Картина получалась не радужная. Она бы Роме не смогла этого простить просто так и вряд ли бы ограничилась только пропущенным ужином. Ведь получается, что, утаивая от нее информацию, муж принимает ее за неразумное дитя, которое не имеет права голоса и не может самостоятельно решать, как ей жить дальше. Или же просто за дуру, которую и спрашивать незачем. Но ведь она утаивала от мужа информацию не потому, что считала его глупым или инфантильным. Просто она прекрасно знала его реакцию. Он ни за что не позволит ей продать квартиру бабушки, доставшуюся ей в наследство, и просто предложит прожить остаток дней так, чтобы до конца ее жизни она сохранила о нем светлые воспоминания. А когда все станет совсем плохо, сам себя сдаст в хоспис, чтобы она не мучилась и не страдала. Или, что еще хуже, что-нибудь с собой сделает, чтобы избавить Алю от ненужных расходов. Они ведь не могут себе позволить хороший хоспис. В этом был весь Ромка – всегда о других, в последнюю очередь о себе. От печальных мыслей Алю оторвал звонок телефона. Номер был стационарным и незнакомым. Аля ответила после второго гудка: – Слушаю. – Алевтина, это Эмма Яковлевна. Вы просили позвонить, если я что-нибудь узнаю. – Да-да, конечно. Слушаю вас. – Мне удалось связаться с Ривой. Она уехала домой, потому что Петер Самуилович ее об этом попросил. – В смысле? Он передумал на ней жениться? – удивилась Аля. – Он ничего не объяснил. Лишь попросил временно поехать к родителям, потому что ему нужно остаться в одиночестве на некоторое время. Я попрошу вас не беспокоить Риву какое-то время, больше она вам ничего не сможет сообщить. Девочка в трауре, сами понимаете, такой удар… – Понимаю, – Аля дала отбой, задумавшись над словами Эммы Яковлевны. Шульман явно ждал гостей и не хотел, чтобы кто-то знал об этой встрече. Почему? Что или кого он скрывал? За время ее разговора ко псу, увязавшемуся за Алей, присоединилась еще парочка. Аля заметила их только тогда, когда внушительная стая одичавших собак обступила ее со всех сторон. Судя по обнаженным клыкам и глухому рычанию, вряд ли они пришли к ней, чтобы она кинула им палочку. Собак Аля не боялась и любила, но по одиночке. Со стаей ей еще не приходилось сталкиваться, и внезапно ее прошиб холодный пот, а сердце заколотилось как сумасшедшее, стало тяжело дышать. Все, что она помнила из рассказов матери, было лишь то, что собакам ни в коем случае нельзя показывать свой страх. «Просто иди так, как будто ничего не случилось. Когда человек боится, он вырабатывает особый запах, на который реагирует животное. Поэтому иди и не обращай внимания», – учила маленькую Алю мама. Но просто идти и не обращать внимания не получалось. Собаки обступили ее плотно, их было семь или восемь, Але никак не удавалось сосчитать. И одна из них – мощная, пегая, словно лошадь, с крупной вихрастой головой и огромными клыками – явно готовилась напасть. Аля остановилась. – Ксенофонт, – тихонько позвала она, хотя понимала, что днем ее маргинальные приятели вряд ли находятся на стройке. У них других дел полно – бутылки собирают, помойки зорко осматривают, под магазинами караулят. Но больше ей ничего особо не оставалось. Она остановилась и изо всех сил крикнула: – Федор Михайлович! Собакам ее крик не понравился, и они громко зарычали, из-за чего все стало еще хуже. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Аля попятилась к стройке. Возможно, там ей удастся найти укрытие. Возможно, и нет. Огромный пес, первым начавший преследование, внезапно замолчал и принял агрессивную позу. Сердце перестало биться, и Аля вдруг отчетливо поняла, что он сейчас нападет. Мгновение остановилось. Казалось, что рваные облака лежат совсем низко, почти у нее на голове. Они посерели, стали грязными, возможно, снова пойдет дождь, но даже он решил погодить, ожидая развязку событий. Звуки обычной жизни вдруг исчезли, Аля словно оказалась в вакууме и наблюдала за происходящим со стороны. Вот уставшая молодая женщина в тяжелых армейских ботинках пятится в тщетной попытке уйти от собачьей стаи, вот она спотыкается о собаку, которая стоит позади нее, вот она теряет равновесие, падает прямо в огромную лужу, погружаясь в нее почти полностью, и огромный пес срывается с места в ее направлении. Она видит его клыки и капающую из пасти слюну, а потом ее на секунду ослепляет неизвестно откуда взявшееся солнце. Раздается резкий свист. Пес, словно в замедленной съемке, останавливается в нескольких сантиметрах от ее шеи, неожиданно поджимает хвост и отбегает. Его примеру вдруг следуют и остальные. А вату, которая окружает Алю со всех сторон, вдруг разрывает спокойный голос: – Все в порядке. Не бойся, вставай. Аля несколько раз моргнула, чтобы прогнать наваждение и сконцентрироваться на молодом человеке, появившемся словно из-под земли. Похожем на эльфа из фильма. Обветренная кожа, голубые глаза, небольшие морщинки вокруг глаз. В свете дня ей удалось лучше его разглядеть. Аля сразу же узнала его – парень из клуба. Она чуть не призналась ему в этом, но вовремя прикусила язык. Ведь эксперт по связям с общественностью полицейского управления Алевтина Орлова ничего не может знать о парне, пришедшем на помощь стриптизерше Кицунэ. – Собак не надо бояться, – спокойно проговорил тот, казалось, не замечая Алиного замешательства, и протянул ей руку, помогая встать. Але с трудом это удалось, колени тряслись, во рту пересохло, сердце билось так, словно хотело удрать от своей сумасшедшей владелицы и переселиться в другое тело. Более надежное. Аля автоматически заметила, что молодой человек одет в джинсы, легкий свитер, кожаную куртку и тяжелые армейские ботинки, похожие на ее собственные. – Ты новый городской сумасшедший? – буркнула она, забирая руку у незнакомца и непонятно для чего отряхивая джинсы, которые после ее позорного падения прямо в грязь выглядели хуже некуда. Они насквозь промокли, как и ее тонкий свитер, едва подсохший после утреннего дождя. Резкий порыв ветра, пришедший на смену ярко и быстро сверкнувшему солнцу, забрался под кожу, и Алю сотрясла мелкая дрожь. Она огляделась вокруг в поисках корзинки, которую дала ей мама. Та валялась неподалеку, ни одна из коробочек не выпала. Аля сделала несколько шагов, схватила корзинку и прижала ее к груди, словно стараясь возвести между собой и молодым человеком преграду. – С утра был Светозаром. – Парень моментально оценил ее состояние, снял куртку и накинул Але на плечи. – Почему не Леголасом? – нервно хихикнула та, стараясь не слишком стучать зубами, а парень широко улыбнулся, и обнаружилось, что на щеках у него совсем детские ямочки. Откуда он такой тут взялся, прямиком из Голливуда? – Смешно, – оценил он. – Прости. – Аля снова вытерла руку о грязные джинсы, но это не помогло. Руки у нее тоже были в грязи, которую просто так очистить не получится. Она с удивлением посмотрела на них, а затем перевела взгляд на своего спасителя. – Руки не предлагаю, куртку твою сдам в химчистку и верну. Я Аля, Алевтина Орлова. Спасибо, что спас. Как тебе это удалось, кстати? Она с подозрением окинула молодого человека взглядом, полная решимости выяснить, кто он вообще такой и откуда здесь взялся. – Ты местный опер? – еще шире улыбнулся молодой человек, а Алю вдруг окатило холодом. А если все это было подстроено специально? Всех местных красавчиков она благодаря Нике знала наперечет. А тут вдруг нападение собак, прекрасный спаситель, и все, она уже тает и проникается к нему доверием. – Откуда ты знаешь? – холодно поинтересовалась она.