– Что, Дюня, тяжелый день? – Орлик, ты со своими друзьями доиграешься когда-нибудь. Никого поприличнее не могла найти? – Чем тебе Достоевский неприличный? Между прочим, агроном. – Агроном! – фыркнул Дюня. – У нас тут каждый суслик агроном. Что ж тогда такой ученый человек спит в коробке? – Судьба у него непростая. А ты, Дюня, будешь орать по поводу и без, жена тебя тоже выгонит, и придешь к Достоевскому в коробку проситься. – Типун тебе на язык, Орлик! – рассердился дежурный, отталкивая в сторону телефон. Аля рассмеялась и направилась к аппарату с дрянным кофе, стоящему в коридоре. Вытрясла из карманов мелочь, себе сделала эспрессо, а Достоевскому химический капучино. Направляясь к выходу, она кивнула новому знакомому, с улыбкой безмятежно взиравшему на происходящее. – Подождите немного, я сейчас с человеком поговорю и вернусь к вам. – Ни в чем себе не отказывайте, – кивнул тот, не двигаясь с места, а у Али мелькнула мысль, что, возможно, парень просто не в себе. Но им она займется позже. – Рассказывай, – предложила она маргиналу, выходя на улицу и отдавая ему кофе. Тот по-рыцарски придержал перед ней дверь. – Вот спасибо тебе, добрая душа, холодно-то как. – Я тебя предлагала дворником пристроить, – попеняла ему Аля, – дали бы жилье ведомственное. Утром поработал на свежем воздухе и целый день свободен. – Не могу я в дворники, Аленька, я птица вольная, – обреченно вздохнул Достоевский. Аля кивнула, соглашаясь, спор был давним. – Ты зачем к дураку этому полез? Мало тебе в жизни приключений? – поинтересовалась она, вздохнув. – Так я не к нему, сдался он мне, ничтожество надутое, – обиделся Достоевский. – А куда лез-то? – Пионы у него есть, редкий сорт – Пастель Элеганс, новинка селекции. Хотел себе кусочек от корня отщипнуть для своих экспериментов. – Это называется «воровство», Федор Михалыч, – Аля сделала глоток горячего кофе и прикрыла глаза. – Попросил бы, может, он сам дал бы? – Ага, дал бы! У этого жлоба снега зимой не допросишься! У него узбеки в теплице работают за еду, и ту два раза в день дают, между прочим. И куда только органы смотрят? – Федор Михайлович сделал большой глоток горячей жидкости и причмокнул губами. – Ты мне поговори еще про органы, – строго осекла его Аля. – На кой тебе этот корень сдался? – Так я же, Аленька, селекцией решил заняться. – Вот эти твои кусты прошлогодние на стройке – это селекция? – Она самая. – А я думала, что ты коноплю там маскируешь, – слабо улыбнулась Аля. С Достоевским она была знакома со школьной поры. Когда выгнанный за пьянку из сельскохозяйственного университета Федор Михайлович был пристроен дальним родственником учителем биологии в школу, где училась Аля. Там эта дружба и началась. Федор Михайлович благоволил к юной бунтарке, неспособной отличить пестик от тычинки, а та иногда покрывала его перед другими учителями, честно сообщая, что не закрывался вовсе Федор Михайлович в кабинете и не выпивал втихаря, он просто закрыл дверь, чтоб никто не помешал Але написать контрольную, которую она пропустила. – Выведу прекрасный цветок, зарегистрирую, назову цветочек Аленькин. В честь тебя, между прочим. – Не подлизывайся. – Аля наморщила нос, но сама идея ее позабавила. Она допила залпом кофе и выбросила стаканчик. – Больше так не делай. Вначале попроси, если тебе что-то нужно, или сдай бутылки и купи, в конце концов. Чтоб это было в первый и последний раз, понял? – строго предупредила бывшего учителя Аля. – Ты ж меня знаешь, Орлик, – улыбнулся тот щербатым ртом. – Вот именно, я тебя знаю, – вздохнула Аля. – Все, иди. У мамы спроси, может, у нее на даче растет что тебе нужно. – Божественная женщина ваша маменька, Алевтина Сергеевна, – мечтательно протянул Достоевский, допивая кофе и аккуратно выбрасывая стаканчик. Затем, запахнувшись поглубже в грязный, источающий ужасный аромат тулуп, он, кряхтя, начал спускаться по ступенькам. – Федор Михалыч, а ты скажи, тебе эта селекция зачем? Деньги думаешь заработать? Мужчина обернулся, и Аля заметила, что его лицо зажглось изнутри, словно лицо матери, вспомнившей о любимом ребенке. – Ну какие деньги, Аленька? Не все же про деньги в этой жизни. Когда-нибудь у нас здесь будет город-сад, а на клумбах я посажу свои пионы. И будет у нас весь город в аленьких цветочках. – Город-сад, – криво усмехнулась Аля, которой такое романтическое определение показалось фирменной издевкой. – Надо верить, Аленька, – покачал головой Федор Михайлович, – иначе зачем жить, если не верить? Кивнув на прощание, он продолжил спуск по ступеням. – К врачу сходи! А то загнешься раньше, чем у нас тут сады зацветут! – крикнула ему вслед Аля. – Да кто ж меня к нему пустит-то? – грустно покачивая головой, Достоевский засеменил вниз по улице и вскоре скрылся в тумане. Аля смотрела ему вслед, пока его не поглотил туман, затем развернулась и открыла дверь в отделение, где столкнулась нос к носу с собственным руководством. – Орлик! – Пал Палыч стоял возле дежурного и с ужасом смотрел на девушку, выглядящую так, словно она только что вылезла из болота. Рядом с ним стояли два журналиста – Даша с девятого городского канала и Игорь, главред местной газеты, ласково именуемой в городе «Вечеркой» еще с незапамятных времен. Оба взирали на Алю с неприкрытым удивлением. Пал Палыч, вспомнив о присутствии рядом прессы и покосившись на незнакомца, так и не двинувшегося с места и стоящего, прислонившись к стене со скрещенными на груди руками, взял себя в руки, непроизвольно вытянулся и заговорил чужим официальным тоном: – В смысле, Алевтина Сергеевна, что произошло? – Неожиданная встреча с парой милых песиков, от которой меня спас прекрасный принц. – Аля мотнула головой в сторону незнакомца. – Разрешите, я руки вымою, Пал Палыч, а вы… – Аля запнулась, пытаясь вспомнить официальное имя Дюни, – Андрей Семенович, пока попросите у гражданина документы. – Да я и сам их предоставлю, – миролюбиво предложил тот и, достав из кармана удостоверение, протянул его дежурному. – Разрешите представиться. Подполковник Яворский Светозар Иванович, следователь по особо важным делам. Прибыл к вам для помощи. – Е-мое, – оторопело выдала Аля, а Пал Палыч тут же включил строгого начальника: – Алевтина Сергеевна! – В смысле, приятно познакомиться. Извините, все такое. Мне нужно помыться, – выпалила Аля как из пулемета, юркнула в коридор и скрылась в туалете, где принялась ожесточенно отмывать руки от грязи. Через несколько секунд в дверь туалета неделикатно постучали. – Аля, объясни хоть, что происходит? – потребовал Игорь, и к нему тонким голосом присоединилась Даша. – Откуда тут следователь по особо важным делам? Это правда, что Шульмана и еще кого-то убили? От этого «еще кого-то» снова защемило сердце. Аля глубоко вдохнула и выдохнула. Безумно захотелось в душ. В управлении он имелся, но после душа следовало бы переодеться в чистую одежду, которой у нее не было. Внезапно ее осенила мысль. Она распахнула дверь и уставилась на Игоря с Дашей: – Будьте людьми, дайте полчаса, и я вам сообщу информацию. А с тобой мне надо будет отдельно поговорить. – Она выразительно посмотрела на Игоря, который долгое время был редактором Володи и дружил с ним еще со студенческих времен. – Что значит – с ним надо будет отдельно поговорить? – тут же возмутилась Даша. Между этими двумя издавна существовала конкуренция. – А со мной ты поговорить не хочешь? Что это у нас еще за преференции начались? – Даш, не ешь мозг, будь человеком. Дайте полчаса, мне надо помыться, – и она снова захлопнула дверь перед остолбеневшими Игорем и Дашей. Постояла некоторое время, прислушиваясь к их удаляющимся голосам и шагам, а затем, достав телефон, набрала номер сестры и зашептала в трубку: – Ника, прием. Срочно нужна свежая одежда, привези в управление, в душевую. Знаешь, где это? Там, где я тебя закрыла когда-то. В детстве Пал Палыч часто прихватывал девочек на работу, когда мама уезжала по делам. Поэтому все укромные уголки управления были им прекрасно известны. – Что случилось? – ахнула Ника. – Да ничего не случилось, в грязь шлепнулась, а тут начальство из столицы. Все, мигом, жду. Аля плеснула в лицо холодной водой и прошлась мокрой рукой по волосам, пытаясь привести их в порядок. После чего все-таки отважилась посмотреть на себя в зеркало. Все было еще хуже, чем она думала. На лице странные темные полосы, словно она играла в спецназ и пыталась максимально слиться с природой. Волосы с одной стороны заляпаны грязью и выглядят как прическа Достоевского после дождя. С другой – на голове непонятно почему образовался самый настоящий колтун. Вся шея в засохшей грязи. – О господи, – только и смогла прошептать Аля. Она выскользнула из туалета и, стараясь не попадаться никому на глаза, пулей промчалась к душевой, находившейся на третьем этаже в конце коридора, куда мало кто захаживал. Рядом находились лишь архив и склад с вещдоками, куда большинство сотрудников поднимались лишь по необходимости. По пути она быстро написала Пал Палычу, что явится пред светлые очи начальства только тогда, когда приведет себя в порядок. Ответ решила не читать. Скользнув в душевую, оказавшуюся открытой, она заперла дверь изнутри, с удовольствием сбросила с себя всю мокрую одежду, юркнула в кабинку и с наслаждением встала под горячие струи. Несмотря на почти обжигающую воду, ее колотила дрожь, словно пережитый страх наконец-то начал выбираться на волю. С ним пришла и злость на саму себя. Как ни крути, следователю она была обязана жизнью, а вместо этого она заподозрила его непонятно в чем и притащила в управление проверять документы. Настоящий параноик. Хорошенькое начало сотрудничества. Аля сделала воду погорячее, но согреться никак не удавалось. За шумом мощных струй она пропустила деликатный стук в дверь – Ника примчалась на помощь. Сестре пришлось ее позвать и даже начать дергать за ручку, прежде чем Аля пришла в себя и, быстро открыв Нике дверь, снова скользнула в душ. Про полотенце она почему-то забыла. Черт. – Что случилось? – Ника принялась возиться в небольшом предбаннике, доставая необходимые вещи. С Алей они были одного роста и почти одного веса. – Ты полотенце не прихватила, случайно? – прокричала Аля, стараясь заглушить шум воды. – Естественно, прихватила! – оскорбилась сестра. – И для волос все взяла. У тебя ж тут фена наверняка нет. Она протянула в душевую кабинку оба полотенца, а Аля выключила воду и принялась ожесточенно растираться. – Знаешь, мне такой сон странный снился, – начала рассказывать Ника, доставая одежду, пахнущую, как и у мамы, лавандой с легкими розовыми нотами. Аккуратно разложила ее на лавочке, а сама пристроилась рядом. – Как будто мы с тобой вдвоем приехали в критский дом Юрки Икорина, помнишь, такой со мной учился? Теперь на Крите олигархом. В общем, приехали мы к нему звать его на встречу одноклассников. А там его новая жена, так себе мадам, надо сказать. Такая зачуханка пожившего вида, волосы не крашены, футболка растянутая. На руках младенец, вторым беременна, суп варит. Представляешь? – Смутно, – буркнула Аля, но Нике не нужны были слушатели, она вдохновенно продолжала: – В общем, дом у него мрак, конечно. Считаю, что олигарху даже во сне стыдно в таком жить. Сплошные переходы какие-то депрессивные, света нет. Ну и мама его, тетя Зоя, нам говорит, мол, не обращайте внимания, Юрка просто не хочет этот дом ремонтировать. Ну какой жлоб, прикинь? Вообще мне гороскоп друидов сегодня предсказывал неожиданную приятную встречу, а тут Юрка со своей мымрой. Что скажешь? – Скажу, что с грибами тебе пора завязывать. – Аля распахнула дверь душевой кабинки и уставилась на сестру. В последний месяц та сидела на новомодном протоколе питания, где следовало жевать унылую куриную грудь, шпинат и шампиньоны в большом количестве. Но протокол давал свои результаты – выглядела Ника просто великолепно. – Вечно твои шуточки, – обиделась сестра. – Я вот думаю – если бы я поспала чуть дольше, может, он мне и номер банковского счета назвал бы? – Зачем тебе Юркин счет? Ты и так женщина небедная! – возмутилась Аля, вылезая из кабинки и оглядываясь в поисках одежды.