А неплох. Лет шестьдесят точно есть, но нет ни признака грядущей смерти, перед которой все равны. Хорошо одет, пузо не наел… Но главное — аура власти. То, перед чем она никогда не могла устоять. И Ворам она давалась не всем — а только тем, в которых это было. Природным вожакам стаи — а такие даже среди воров — были редкостью — Удивлены, Ирина Генриховна? — спросил Хозяин. Ирина повела плечами — Чего мне удивляться. Я всякого повидала… Судья кивнул: — И правда. Липман просекла намек — было бы глупо считать, что в КГБ ее не знают как облупленную. Но знать и доказать — вещи разные. Интересно только, зачем она им? Ссучить хотят? Тогда просто забрали бы. Да и хрен им на всю морду… Она решила обострить — Так чего вам надо, гражданин начальник? Могу телевизор устроить? Или магнитофон. «Шарп». По госцене продам Судья поморщился — Нехорошо говорите, Ирина Генриховна. Это, между прочим, спекуляцией называется. А партия со спекуляцией борется. — Какая же спекуляция? Все как положено, под квитанцию, по госцене. Могу икорки достать. Судья внимательно посмотрел на нее. — Думаете, у меня икры нет? Да нет, есть. Про то, что все браконьерские артели, которые почти извели за последние десять лет каспийского осетра находятся под чьей-то крышей — это всем в Азербайджане было известно. Икра она ведь такое дело… весит мало, стоит дорого. На том берегу — Иран, а там тогда американцы долларами платили. Про то, что браконьерство на Каспии — это чуть больше чем браконьерство — знали все. Потому то браконьерами даже КГБ занимался. Но когда преступление совершают все — может, это уже и не преступление? Ирина Липман смутилась: — Ну… есть… наверное. — То-то и оно. Всё у меня есть, Ирина Генриховна. И у вас — всё есть и даже больше чем у обычного советского человека. Только вот справедливости — нет. Судья протянул Ирине папку, которую держал при себе. — Вот. Ознакомьтесь. … — Дело одного капитана госбезопасности. Того, который расстрелял вашего деда. И всю его семью. Чего Ирина Генриховна не ожидала, так это вот этого… — Сорок первый год, Донбасс. В связи с наступлением гитлеровских войск — было принято решение принудительно выселить немецких колонистов в Казахстан. По вашему населенному пункту — приказ исполнял капитан госбезопасности Любый. Когда поезд не подали — он принял решение расстрелять всех спецпереселенцев. Включая и детей. Потом, конечно, объявили, что людей расстреляли немцы… … — А у вас в руках — дело уже полковника госбезопасности Любого. Который, в сорок пятом году в Вене занимался мародерством и на этой почве — был завербован британской разведкой. В пятьдесят третьем году — товарищ Любый вместе с группой других товарищей, пособников Берии, были разоблачены как предатели. Военной коллегией Верховного суда Любый был приговорен к высшей мере наказания. Приговор приведен в исполнение. Липман постаралась держать себя в руках — Для чего вы мне это показываете? — Для того чтобы вы понимали, Ирина Генриховна — государство умеет исправлять свои ошибки… … — А вообще то я хотел поговорить с вами о «Белом Лебеде»… Ирина вздрогнула. «Белый лебедь» — так называлась спецколония в Пермском крае. Туда отправляли отбывать наказание только воров в законе и самых отмороженных из стремяг. Там была бойня. Работать никто не работал — да и не заставлял никто, все понимали, что воры работать не будут. Прибывающих — встречал начальник колонии, всех зверски избивали. В качестве работы — зэки таскали бревно. Туда-сюда. Кто падал — тех избивали охранники. Выйти можно было просто. Пойти к начальнику и сказать, что отказываешься от звания вора в законе. Тогда тебя покормят, больше не будут издеваться, статью, о бывшем воре, вставшем на путь исправления — пропечатают в лагерных газетах. После чего ссучившегося — если и не убьют, то опустят на самый низ лагерной иерархии. Воры не сразу, но сообразили, чем это грозит, и на всесоюзной сходке было принято решение, что отказ от звания вора, сделанный в «Белом Лебеде», считается недействительным. Она была одним из инициаторов такого решения. Так — с…и обломались, но у них было и много других способов сделать человеку жизнь в клеточку. И сейчас, Ирина испугалась. Хотя понятно, что женщину в мужскую колонию никто не затрюмит… а все-таки. — Угрожаете, гражданин начальник? — С чего вы взяли? … — Кстати, гражданин начальник… нехорошо. — Я человек вольный. — Я знаю. Судья посмотрел куда-то вверх, на кроны берез. Скоро — они дадут листву… — Вообще-то есть мнение «Белый Лебедь» закрыть Ирина снова вздрогнула — Мое мнение… Вот это дела… — И за что деловым людям такое послабление, гражданин начальник? — контролируя голос, спросила она. — Вам? Да ни за что. Вы что-то читали про Фиделя Кастро? Ирина припомнила… есть. — Это… Куба, да? — Она самая. Так вот — он как-то раз дал амнистию всем уголовникам. И переправил их в США, как врагов режима. Понимаете? Ирина просекла мгновенно. — То-то они там шороху дали… — Не то слово. В Майами теперь опасно на улицу выйти. Оба замолчали. Судья осмотрелся, потом вдруг встал, легко для своих лет присел на корточки, погладил первые зеленые ростки, пробивающиеся из-под земли — Завтра пойдете в ОВИР[10], — сказал он в пустоту. Подадите документы на визу. Вам их сделают быстро. Полетите в США. Знаете, Брайтон-Бич? — Слышала. — Наведете там справки. Осмотритесь. Посмотрите, кто и чем дышит. Сколько человек там можно разместить… Потом вернетесь. Пустите слух. Мы сейчас начинаем новую программу выдворения. Болтуны всякие. Инвалиды пятого пункта[11]. Кто хочет с ними — не вопрос. Дела пересмотрим. Пусть берут на себя политическую статью и уматывают. Ирина подумала — так-то Вору западло на себя политику брать. Но… или в «Белом Лебеде» подыхать, или в Америку. Разница есть. — … Вместе с вами поедут и наши люди. Их не выявлять. Ирина подумала — умны. Черти… — Вам то это зачем? — искренне спросила она. — Мне… видите ли, Ирина Генриховна… я не верю в исправление тюрьмой. Ни разу не видел исправившегося в тюрьме зэка. Одни сидят. Другие на вышках их охраняют. Из тюремной системы выходят люди или сломанные, или озлобленные. А мы — строим новое общество. По хорошему, Ирина Генриховна — всех ваших… воров в законе надо бы расстрелять. Так было бы правильно. Но только сейчас не сталинские времена. И вот я подумал — что делать? У вас по истории что в школе было? — Не помню. — Так вот, на заре Советской власти было такое интересное дополнение к Уголовному кодексу. Смертная казнь — была приравнена к высылке из страны. Это были равнозначные меры. Убрать человека из страны — было все равно, что убрать его из жизни.