— Никогда не слышала — поразилась Ирина — Было, было. Расстрелять мы вас не можем. А вот убрать из советского общества — можем. Ирина размышляла. Сотрудничать с властью — то еще западло. А вот в Америку уехать… — Будете нам помогать по мере сил оттуда. За это — вашим здесь послабление будет. Ну и… пусть и в Нью-Йорке тоже нельзя будет на улицу выйти. Там ведь во всех зонах главная — администрация. Что-то темное и опасное ворохнулось в душе Ирины… ах, так? Значит, и там администрация зэка жмет? Ничего. Перекрасим зоны. Были красные — станут черные[12]… Они еще не знают, кто такие русские воры в законе. Но узнают! — Сколько? — Что — сколько? — Сколько заплатите за услуги? Судья покачал головой — Как нехорошо, Ирина Генриховна. А то у вас денег нет. Я-то думал, вы согласитесь помочь собратьям сидящим… — Ты меня в активистки не записывай, начальник. Бесплатно только активистки работают. Да и ту — кум колбасой подкармливает. И в кабинете на диванчике дерет… Деньги мне и правда не нужны. Две вещи нужны. — Это какие? — Первая — скажите, чтобы мне во Внешторгбанке рубли на доллары поменяли. Что я — с пустыми руками поеду? — А второе? — Второе? Когда вернусь, пусть меня твои псы через депутатский зал проведут, без досмотра. И сумки пусть без досмотра. Судья моментально понял — Ирина сама поездку профинансирует. — До машины не поднести? — А что, пусть и поднесут. У вас вон какие пехлеваны здоровые. А я женщина слабая… — Да, вы — слабая… Помолчали. — Завтра. Это же время, та же машина. Съездите туда, потом обратно привезут. На Пушкинской[13] свои порядки. — А вы-то откуда знаете? — Не наглейте, Липман. Всему есть свой предел. Сделаете дело — в Шереметьево вас встретят. Поедете от ВЦСПС[14]. — Премного благодарна. — Как договариваться будете? — Уж как-то, товарищ народный судья. — Я уже давно не народный. И не судья. Впрочем, ученого учить только портить. Не договоритесь — лучше оставайтесь в США. — Само собой. — Только воровать там не думайте. Там за это сразу тюрьма. — У нас тоже не медали дают. Липман хотела уже подняться, но остановилась. — А вопрос можно? — Разрешаю. — Зачем вам все это? — Что — это? — Ну… с американцами. Судья присвистнул. — Вот так вопрос. Зачем? — Да просто… знать хочу. Вы же знаете кто я, а я — кто вы. Вам-то зачем? — Зачем… Ну, хорошо. Вот вы, Ирина Генриховна. Наворовали на квартиру, на дачу, на машину. Закопали пару банок с золотом где-то на дачке. И что — всё? Совсем — всё? А вот американцев опрокинуть — по-настоящему опрокинуть, как у нас умеют — вот это вопрос. Я когда в должность вступил, с делами знакомился, меня одна вещь поразила: за последний год по всему миру четверо советских разведчиков погибло при подозрительных обстоятельствах, и след явно ведет туда. А сколько американских разведчиков погибло так же? Ноль! Просто — боятся люди… Ответственность на себя не берут, да и просто — боятся. А что если и мы — так же? Поняли, Ирина Генриховна? Она кивнула — Поняла. И вдруг она поняла, что вражда — со страной, с народом, в которой ее тихо воспитывали родители, с которой она жила — как то утихла… Москва — Вюнсдорф. Штаб Группы советских войск в Германии . 2 августа 1988 года В соответствии с назначением Николай должен был прибыть в ГДР, в штаб Западной группы войск. Было два пути — либо самолетом на один из аэродромов, либо поездом. Погода была плохая, причем плохая надолго — и Николай выбрал поезд, надеясь хоть немного отоспаться в дороге. До Вюнсдорфа ходил отдельный поезд, 17-й скорый, Москва — Вюнсдорф. Билеты ему продали по брони, хотя смысла в ней никакой не было — этот поезд целиком был военный; конечная — штаб ГВСГ, в котором жило, служило и работало до 60 тысяч человек. Целый город, в котором не работали, а служили, а жизнь устраивалась и складывалась совсем иначе, не так как на гражданке. 17-й скорый ходил с Белорусского. Николай приехал туда на метро, попутно отмечая приметы нового времени. Торговля, торговля то тут, то там, торговали с рук. Как только отменили уголовную статью за спекуляцию[15] — так торговали все больше и больше. И квасили. … Квасить начали почти сразу, как поезд отошел от края платформы. Поезд был прямой, ехали либо жены с детьми, либо мужики к месту службы. И как только за окном замелькали подслеповатые домики крестьянского Нечерноземья — вагон разделился на мужскую и женскую части. Мужская — начала доставать всё, что у нее есть, и выставлять на стол, а женская — старалась не попадаться разошедшимся мужикам на глаза… ну и тоже как-то общалась. Хотя у женщин это получалось труднее… натужнее. Иерархия заметна. У мужиков за бутылкой званий нет, все почти равны — и капитан, и полковник. А вот у женщин… жена полковника с женой капитана общаться никогда не будет — не по чину. Да что там общаться — с…ать на одном гектаре не сядет, простите… Николай старался во всем в этом не участвовать, да куда там. — Эй, капитан… Николай не понял, что обращаются к нему. Он и звание свое обмыть не успел, да к тому же оно было званием для прикрытия. Хотя, наверное, оставят… — Капитан, ты чего? Старших по званию не признаешь? Николай посмотрел, кто к нему обращается. — Прошу простить, — нейтрально сказал он. Обращавшийся к нему майор тоже кое-что понял. — Чего такой загорелый? Оттуда что ли? — Иди к нам, чего сидеть. Ехать долго еще… Николай сначала хотел отказаться. Но потом подумал — а смысл? Все равно надо с чего-то начинать на новом месте, обустраиваться, наводить отношения. Почему бы и не с этого. И он встал. Народ ехал специфический… Попасть в ЗГВ — было не так круто, как советником на загранку, где чеками платили — но куда круче, чем нести тяготы и лишения в каком-нибудь гарнизоне в Суходрищенске. Здесь тоже часть денежного довольствия полагалась чеками. Но главное было не это — а то, что в ГДР легально продавали всякие западные товары. Да и местные товары — были куда лучше советских. Так что люди поумнее заранее готовились — покупали то, что в СССР стоило копейки, и разузнавали, на что больший спрос у спекулянтов. Николай к этому относился спокойно. Ему помогала книга «Бушидо», в которой говорилось: возвращаешься домой, вышли вперед слугу. Это значило то, что не стоит возвращаться домой как снег на голову, потому что там ты можешь застать что-то не совсем хорошее, и тебе придется наказывать, а так как люди дурны — это никогда не кончится. Потому — стоит выслать слугу и заранее предупредить о своем появлении, чтобы если кто-то что-то плохое и делал — то успел прекратить к появлению хозяина. В этом японцы были мудры… Постепенно — с количеством потребленного — разговор сворачивал на политику…