Любляна, Югославия. 21 декабря 1988 года Австрия была страной маленькой, даже по европейским меркам. Крохотным осколком некогда первой империи Европы. Так что до границы они добрались быстро, перед границей с него сняли колпак и сказали — сидеть тихо. И сэр Колин понял, куда они едут, а так же понял и то, зачем был затеян весь этот бред, с ножом, мордобоем и перевернутым столом. Эти типы хотели понять, один ли он. Если бы его прикрывал САС — они бы вмешались. Но он был один. — Так не договаривались — сказал сэр Колин. — Заткнись, папаша. Ты же хотел встретиться со старшими. Вот и встретишься. Впереди был пограничный пост. Трехцветный флаг Югославии. — У меня нет югославской визы… Бандиты заржали. — У нас тоже… … Проехали быстро. Тот, кто сидел за рулем — в открытую передал пограничнику небольшую скатку денег. Добродошли — добро пожаловать в Федеративную республику Югославия… На первый взгляд — ничего не изменилось, только дорога поплоше и машины подешевле, — но оно и понятно. Это Каринтия — горная местность, разделенная после Первой мировой войны. До нее здесь все было австрийским… Машину тряхнуло. — Может, остановимся, поедим? — В городе поедим, папаша… … — Тут все равно кормят плохо… … Любляна. Она же Лайбах когда-то. Маленькая и самая богатая из всех югославских республик. Город у большой горы, старые крепости и домики времен бидермайера — соседствуют со свежим бетонным модернизмом. На перекрестках дорожная полиция регулирует движение. Много грузовиков, как и во всех коммунистических странах. Несмотря на то, что день, горят фонари на улицах. — Зачем днем горят фонари? — спросил сэр Колин. Бандиты искренне рассмеялись. — Черт его знает, папаша, ночью они гореть не будут. Может, электростанция выполняет свой план. Потерпи, почти приехали уже… … Громадный бетонный комплекс, в котором находились какие-то спортивные сооружения, назывался «Олимпийский» — всего олимпийского в Югославии было много, пару лет назад тут прошла олимпиада. Несмотря на циклопические размеры комплекса — автомобильная стоянка около него была маленькая, и еще и не полностью заполненная. Они припарковались на свободном месте — первая остановка после нескольких часов езды. Уже темнело… — Что мы здесь забыли? — Ну ты и болтлив, папаша. Скажем так, если ты занимаешься боксом, то тут одно из лучших мест в этой стране, чтобы получить по морде… — А в твоей стране какое лучшее место? Бандиты усмехнулись, потом заговорил тот, что сидел за рулем: — Хитер ты, папаша. Точно не эта. Я — беженец от коммунистического режима, уже вид на жительство дали. Ха-ха-ха… Из громадного — они со своей БМВ как будто стояли на причале у борта трансатлантического лайнера — спортивного комплекса вышел какой-то тип и направился к ним. — Это за тобой, папаша. Приятно было поболтать… … Тип этот — был одет в спортивную форму и от него немного… попахивало. И еще он не владел английским, хотя довольно сносно говорил по-немецки. На этом языке они и стали изъясняться — сэр Колин решил, что местным совершенно ни к чему знать, что он владеет русским и понимает все славянские языки. Они зашли внутрь… пошли по какой-то лестнице… сэра Колина всегда удивляло, что в коммунистических странах такие вот вспомогательные помещения и лестницы делали большими, как будто место не экономики — а вот отделка и освещение были ужасными. На третьем этаже они зашли в какую-то дверь, на которой было написано «Общество Динамо» и оказались в боксерском спортивном зале. Сэр Колин знал, что, почему то в коммунистических странах словом Динамо называют спортивные общества полицейских, хотя это слово не имело ничего общего с полицией. Зал был большой — восемь отдельных рингов. На двух из них занимались — какие-то типы колотили друг друга под подбадривающие выкрики. От группы мужчин у одного из рингов — отделился и пошел им навстречу худощавый, светловолосый мужчина лет пятидесяти… — Роберт Бош… Немец издевательски поклонился. — Какая птица к нам залетела. Про Роберта Боша сэр Колин знал и знал хорошо. Правда, те придурки, которые ходят на демонстрации писников и требуют вывести американские ядерные ракеты — про него ничего ни знали, а жаль. Роберт Бош был кадровым сотрудником Штази, у Маркуса Вольфа он отвечал за черные операции. Совсем черные. Это была старая тема. Наркотранзит. Сначала он почти весь шел через Марсель. Потом, когда был разгромлен марсельский узел — дело Френч коннекшн — новыми оптовиками в Европе стали сицилийцы — они принимали большие партии и отправляли на континент уже мелкий опт. Но итальянская полиция начала бороться с наркомафией и тогда транзитеры стали искать новые маршруты в Европу. Салоники. Дуррес. Констанца. Те восточно-европейские страны, которые остро нуждаются в валюте и ради ее получения будут на многое закрывать глаза. А Штази — считалась третьей или четвертой разведкой мира с огромными возможностями на самом прибыльном рынке Европы — в ФРГ. Сэр Колин понизил голос. — Думаю, твоим друзьям ни к чему знать про птиц, они не орнитологи. И после того как пара ублюдков опрокинула мои блины мне на костюм, я хочу есть. Чертовски. … Им накрыли в столовой для спортсменов. Конечно, с обслуживанием были проблемы, но еда была, по крайней мере, свежей. Как и обычно в крестьянских местах — слишком много мяса… — Не перкелт[33], но сойдет — заметил Бош — только настоящего перкелта сейчас нет даже в Будапеште. А знаете почему? … — Потому что все свиньи давно уже в правительстве. Сэр Колин вежливо улыбнулся. Бош истрактовал улыбку по-своему. — Понимаю, понимаю. Что вам на острове до нас, азиатских дикарей… — Дело не в этом. — А в чем? — В том, что ты торгуешь наркотиками. Не надо строить из себя сироту. Бош улыбнулся. — Верно. Но я — здесь. И ты — здесь. В чем проблема? Ее Величество зажала пенсию? — Не упоминай имени Ее Величества. Мне это неприятно. — Не вопрос. И все же. — Скажем так, ты поможешь мне, а я — тебе. — И в чем же ты можешь мне помочь? — С Мальтой, например. — И всего-то? Там нет ничего, с чем не справился бы хороший адвокат. — В таком случае, я могу идти? — Перестань, перестань. Ну, куда ты пойдешь. На улице света нет и бандиты. — Такие же, как в этом здании? Бош улыбался, но глаза его были злыми. — Не надо грубить. Мне интересно, что могло заставить такого человека как вы, да еще в вашем возрасте — играть в шпиона. Насчет меня все понятно — я своих мотивов и не скрывал никогда. А вот что касаемо вас… — А с чего вы решили, что это игра.