Легионер зарычал от злости и впервые попытался пробиться сквозь бесконечные атаки – только вовремя подставленный щит спас его от серьезного ранения. От страшного удара левая рука невольно заныла. – О, как! – воскликнул мужчина с насмешкой, – все не успокоишься! Дурак! – Он совершенно не запыхался и продолжал нагло улыбаться. – Сейчас я тебе покажу… И вдруг мужчина охнул и упал на колено. Навсар, не раздумывая, прыгнул вперед и изо всех сил ударил, разрубая плечо и ключицу врага. Потом заученно отшатнулся назад. С такими ранами долго не живут. Только теперь до него дошло, что падение противника было вовсе не случайным. В боку у него сидела арбалетная стрела. – Кричать надо в таких случаях, – поучающе сказал сержант из окна особняка. – Ты не на поединке, не честь свою защищаешь и не славы ищешь, мы занимаемся ловлей мародеров, а товарищи для того и существуют, чтобы помогать. Из дверей дома выскочил Куш и с топотом побежал к Навсару. – Я просто не успел подумать! – Значит, плохо я тебя учил. Другому бы сказал про отсутствие мозгов, но ты вроде не идиот. Голова в бою должна быть холодной, если не умеешь сдерживать эмоции или теряешься, долго не проживешь. Непременно потом займусь тобой всерьез, – пообещал он и отошел от окна. Куш подбежал и, оглянувшись на особняк, торопливо нагнулся над убитым. Расстегнул на нем широкий пояс, взвесил в руках и, заглянув в кармашек, восхищенно выругавшись, торопливо надел на себя под кольчугу. – Не обращай на него внимания. Положено, вот и ворчит. Бояться надо только одного, – распрямляясь, заявил он, – подвести товарищей в бою. Все остальное – муть и песок. – Что в доме? – Никого, кроме убитых. Принцесса имеется, но тоже мертвая. Еще и уши отрезали зачем-то. Все кругом разбито, поломано и порублено. Не понимаю я этого. Что за манера гадить? Ценности можно унести и продать. А мозаику и мебель утащить все одно не можешь, так и плюнь. Гадить-то на пол зачем… Не торопясь, подошли остальные. Феликс, услышав сказанное, поморщился. – Не согласен? – с вызовом спросил Куш. – Никаких возражений, – заверил Феликс. – Только ты не все видел. Вернее, не обратил внимания. – Слушайте внимательно! – с ехидцей воскликнул Куш, – нам умник поведает о собственных наблюдениях. – Такое впечатление, – спокойно пояснил Феликс, – что все это проделано для таких нелюбопытных, как ты или наш аристократик. А умные могли бы обратить внимание, что в кабинете нет ни одной бумажки, все унесли. Хозяев пытали. – Золото искали, – пробурчал Ахмад. – А что ж не взяли? – показав перстень и тут же спрятав его в карман, поинтересовался Феликс. – Прямо на столе лежал. Нет, это кто-то старые счеты сводил под шумок. Были бы здесь обычные мародеры, они бы просто все спалили. Да и этот покойник что-то не слишком похож на грабителя. – Ну, они разные бывают, – с сомнением протянул Куш. Шатаясь, к ним приблизился ополченец. На грязных щеках виднелись дорожки от слез, руки и одежда в крови. Секунду он бессмысленно смотрел на убитого, потом взревел и, выхватив меч, начал рубить тело на куски. Все невольно отодвинулись. – Взбесился? – с интересом спросил Баграй. – Бывает, – отмахнулся сержант, наблюдая и не пытаясь вмешаться. – Пусть выпустит гнев, может, начнет соображать нормально. Ты всерьез думаешь, что эти убийцы – кем-то подосланы? – спросил он Феликса после паузы. – Лучше все внимательно осмотреть, но на грабителей не похоже, – уверенно сказал тот. – А утверждать что-то… Я же даже не знаю, кому все это принадлежит! – Семейству Хабре. – Куш с изумлением присвистнул. – Не прямые родственники, какая-то боковая ветвь, но люди очень непростые. – А кто такие Хабре? – с недоумением переспросил Навсар. – Пора вводить для новобранцев курс изучения императорской семьи, – ни к кому не обращаясь, сказал Сэмуэл, – нельзя же быть настолько тупым. Он подошел к прекратившему рубить труп ополченцу, обнял его за плечи и стал что-то говорить на ухо. – Вторая жена императора из этого рода, – пояснил Феликс, – у первой жены одна дочь, а у второй трое сыновей. Но ходят слухи, что и у них не все в порядке. Говорят, это бывает, – понизив голос, почти прошептал он, – когда отец законченный алкоголик и наркоман. Кто станет следующим императором, очень интересный вопрос. Не все замечательно во дворце… Навсар понимающе кивнул. Как иногда лаются жены и стараются поставить одна другую в неприятное положение перед мужем, он знал еще со времен жизни в родном городке. Была такая семья по соседству, в которой уже не просто дрались, а младшая жена отравила старшую. Когда узнали, ее саму казнили, и остался мужик без обеих жен и с кучей детей. – Нам до этого дела нет, – серьезно сказал Куш. – Это там решают, – он ткнул пальцем вверх, – а мы просто выполняем приказы. И, слава Солнцу, таких распоряжений нам не отдают. – Все когда-то бывает в первый раз, – пробурчал Феликс. – Думаешь, император знает все, что происходит в мире, и лично следит за каждым легионером? – Шутник, – пробурчал Тор. – Все, – приказал, вернувшись, сержант, – построились. Нам еще к своим топать. Я предлагал оставить вас для охраны и даже намекнул о твоих подозрениях, но он и сам все прекрасно знает. Все уже кончено, второй раз они не придут. Так он думает… Что ты нашел? – неожиданно спросил сержант Куша уже на улице. – У нас самый лучший на свете начальник, – льстиво сказал тот, – даже сквозь стены видит. Сэмуэл молча ждал. – Много монет и разных мелких побрякушек, – нехотя сознался Куш. – Надеюсь, командир проявит мудрость и не потребует вернуть их владельцам? Тем уже все равно, а нам очень пригодится. – Нам, – подчеркнул сержант. – Никогда этого не забывай. Отделение всегда на первом месте. И мне, – после многозначительной паузы добавил он, – две доли, как сержанту. Проверять я тебя не собираюсь, но лучше всегда делить добычу честно. – Я всегда помню про уважение к командиру, – обиженно сообщил Куш. – У меня отец сержант. – Вот и хорошо. Прибавить шаг! – перешел Сэмуэл на обычный командирский тон. Глава 4 Горы Лекарь Солнце стояло высоко, когда мы обнаружили впереди беспорядочную кучу низеньких серых домишек, сложенных из камня. На фоне нависающих гор они смотрелись особенно убого. На карте, специально прихваченной в дорогу и считавшейся очень подробной, ничего подобного не наблюдалось. В принципе, не удивительно. Мелкие поселки никого, кроме местных фемов, не интересовали. Да и те не часто наведывались в гости. Взять с жителей в виде налогов особо нечего, а значит, и утруждать себя не имеет смысла. Появляется здешний господин пару раз в год, забирает свою скудную долю и исчезает до следующего посещения. Барщина тут не принята, а деньги обычно отсутствуют. Неоткуда им взяться – никакой серьезной торговли. Так что выгребать из карманов и амбаров в качестве налогов особо нечего. Если еще и Храму честную десятину отдавать, жители просто с голоду передохнут. Да и живут в здешних местах люди, способные за себя постоять в случае излишней наглости приезжих. Скудная жизнь невольно вырабатывает соответствующий характер. Не только в земле копаются, еще и охотятся, а временами не прочь ограбить проезжих или прохожих. И это не сказки жителей низин про горцев. Такое случалось неоднократно. Тяжело живут. Немного домашнего скота, маленькие личные огороды, где растят картошку, морковь, редиску и петрушку. Смешные по размеру поля на склонах скал, где выращиваются просо, пшеница и ячмень, которых едва хватает для собственного прокорма – вот и все, что производят подобные поселки. Здесь горы, и живет тут население, оставшееся с древнейших времен и сохранившее традиционные культуры и ремесла. Нашествия народов во времена Холода прокатились мимо, по более приличным дорогам, и мало затронули местных обитателей. Для них жизнь не изменялась столетиями. Что происходит там, вдали, у моря, и ниже, в долинах, их абсолютно не волнует. Прямо на дороге стояла, разинув рот, девчушка лет пяти-шести в традиционной рубахе до колен. Других одежек для детей тут в теплую погоду не предусмотрено. А теплая она, пока не выпадет снег. Некоторые дети и после этого бегают босиком. Между прочим, болеют горцы достаточно редко. Главное – в детстве не помереть. Девчушка даже забыла про свои обязанности гнать наглых гусей хворостиной. Видать, последний раз путешественники забредали в деревню еще до ее рождения. Очень тянуло сказать громко «бу» и посмотреть на ее реакцию. Благоразумно воздержался от искушения. Заревет еще с перепугу, прибегут родственники с кольями защищать дитятко. Сложно будет что-то объяснить насчет обычной шутки. Я проследовал к первому попавшемуся дому. Выбирать особо не из чего. Все они одинаковые: с крышами, покрытыми соломой. Во дворе скамьи и очаг, где женщины готовят пищу под грубо сколоченными навесами. Энергично попинал дверь под злобный собачий лай. Псина была не очень большая, правильно оценила наличие палки в руках и не рискнула идти на сближение. Свой долг по охране хозяйского имущества она решила выполнять на солидном расстоянии. После недолгого ожидания появился высокий костлявый человек лет шестидесяти в грязной одежде. Оно и понятно, перед праздником ожидается стирка, а пока и так сойдет. Пес при его появлении мгновенно заткнулся и улегся на землю, продолжая наблюдать. Лицо мужчины было изрезанно глубокими морщинами и носило отпечаток страдания и терпеливого изнеможения. Это уж как водится. Если горец не пьян и не горит жаждой мести, то кислое выражение его физиономии легко способно испортить даже молоко. Вот когда горцы в гневе, связываться с ними опасно. Мозги отключаются, о последствиях не думают, лезут прямо на клинки в надежде добраться до горла обидчика. В руках мужик держал топор из вполне приличного железа. Не колун. Рукоятка метровой длины, очень удобная для рукопашной, характерная форма лезвия и стойка. Тут не спутаешь. Сделал сразу два вывода: не такой уж бедный, не дедовский медный, ко всему прочему, имеет боевое оружие. Попробовал бы крестьянин показать нечто такое внизу! Быстро вразумили бы либо солдаты, либо фем. А он из сословия крестьян. На мизинце правильная татуировка, и не боится. Плевать горцы хотели на запреты. И второй не менее важный вывод – чужаков здесь не любят. Ничего удивительного, они вечно приносят с собой проблемы. Ходят, вынюхивают. Бывает, и болезни заносят. Светлые глаза настороженно изучили нашу компанию, даже осла, с надеждой глядящего на возможное место отдыха и избавления от тяжелой поклажи, не оставили без внимания. Осел – это хорошо. Не нищие какие-то. Одежда на нас добротная, ножик на поясе серьезный, да и сам я весь представительный. Ростом и комплекцией до богатыря, о ребра которого непременно появляется желание почесать кулаки, не дотягиваю, но заметно сразу – могу и вломить. Не доходяга городской, лишнего жира нет. Жилистый, и руки, что лопаты. Вот о типе лица, если он о подобных словах слышал, сложно высказаться. И не туда, и не сюда. Черноволосый, но с синими глазами. Скулы подозрительные. Вечно принимают за непонятную помесь разных народов. Не дожидаясь вопросов, я сказал: – Больные есть? Я лекарь с лицензией Храма Солнца. Исцеление недугов и разных хворей, как серьезных, так и пустяковых. – Расстегнул кожух из овчины, расшитый сверху, как у зажиточного, дорогой тканью, и внушительно постучал по нашитому на рубахе красному кресту. Про этот знак вся империя слышала. А вот видели немногие. По дорогам лекари не часто ходят, им и в городах работы хватает. Неприветливое лицо слегка просветлело. Что за зверь лицензия, он вряд ли подозревает, но слово «лекарь» всем знакомо. Гонят в таких случаях редко. Всегда найдутся болящие, а для местного знахаря я вряд ли могу представлять конкуренцию. Сегодня здесь, завтра уже уехал. – Мы в скудости пребываем, – сделав грустную физиономию окончательно тоскливой и опустив топор, сходу пожаловался мужик. – Денег нема. Откеда на взгорках серебро? – Так есть больные или нет? Мне припасы нужны. По роже понял, что не дошло, уточнил: – еда. – Как же не быть скорбным, – явно довольный моими низкими запросами, согласился мужик. – А посколь берешь? – Договоримся, – изучая высунувшуюся из дверей молодую деваху, отмахнулся я. Если ее отмыть, причесать и прилично одеть, вполне симпатичная будет. Правда, в кости широкая и вся в конопушках, да не мне лезть с собственными стандартами красоты в чужой огород. Самое то для крестьянской работы. Выносливая и крепкая. Другие здесь и не становятся взрослыми. Младенцы мрут, как мухи на холоде. Зато уцелевшие, если не подцепят холеру и не убьются, упав с очередной кручи, живут долго. Не сказать – счастливо. От тяжелой работы годам к сорока женщины превращаются в старух. Точно как мамаша девахи, появившаяся с огорода и явно наработавшая горб за свою нелегкую жизнь. Очень вероятно, в молодости была ого-го, да давно те годы пролетели. – Принеси господину лекарю молока, – приказал мужик молодухе. – А вы устраивайтесь. В дом проходите. – Мне свет нужен, так что устроюсь прямо во дворе. Не против?