– Гони, Евгений, гони! Они домчались до дома Виктора за три минуты. По дороге Евгений пытался расспросить сборщика, что да как, но тот лишь морщился. У него слегка кружилась голова, и, когда вместе с Эмерсоном поднимались пешком на третий этаж, Виктора пошатывало, напарнику даже пришлось придерживать его под руку. Но сейчас это было не важно, главное – как можно скорее добраться до второй чудесной странички. – Эмерсон, давай на кухню, – велел он, как только открыл дверь своей квартиры. – Там в шкафчике лекарства – разберешься, какие надо, а я сейчас. Напарник невозмутимо пошел исполнять просьбу, а Виктор, торопясь, достал из книжной полки «Что делать?» и заперся с книгой в ванной комнате. Санузел у него был совмещенный, и сейчас это оказалось как никогда более кстати. Присев на унитаз, Виктор открыл книгу, где она была заложена чудесной страничкой, и для начала отобразил на ней свою же ванну. После чего нарисовал в ванне скорчившегося перовского рыболова, поставив последнюю точку после своего автографа, на мгновение прикрыл глаза и уже в следующее мгновение услышал хриплое: – Милсдарь… Продолжения фразы Виктор ждать не стал. Для начала со всего маха врезал увесистым томиком Чернышевского по лицу лежащего в ванне человека. Успев заметить, что пенсне рыболова переломилось надвое, врезал еще раз и вновь повторил удар… – Витек, что там у тебя? – крикнул с кухни Эмерсон. – Все в порядке! – отозвался он, вытаскивая из кармана персонажа Василия Перова свой пистолет. – Миллс… – На! – Виктор пнул рыболова стволом под ребра, тот громко охнул и захныкал, словно ребенок. – Витек? – Эмерсон настойчиво постучал в дверь. – Страничка где? – Виктор поднес пистолет Макарова к носу хныкающего. – Вот же она, милсдарь, посмотрите! Виктор перевел взгляд и, к своему ужасу, увидел, как рыболов быстро разорвал чудесную страничку напополам. Половинки сложил и разорвал их тоже. Взревев, инкассатор ударил его по рукам рукояткой пистолета и схватил обрывки. В дверь ванной комнаты Эмерсон уже не просто стучал, а со всей силы колотил ногами. Виктор поспешно вытащил ластик и стер с целой странички нарисованную ванну и того, кто в ней находился. Затем убрал пистолет в кобуру, засунул страничку в книгу, поднял со дна ванны покореженное пенсне и открыл дверь. – Витек, чего тут происходит-то? – вопросил Эмерсон. – Да вот – разбил семейную реликвию. – Он сунул пенсне под нос напарнику. – Какой-то день сегодня неудачный – тебе очки разбили, а я – вот… Ладно, давай травму смотреть. – А с кем ты разговаривал-то? – Не догоняешь, что ли? Сам с собой разговаривал. Прадеда вспомнил – пенсне-то его… Так ты будешь меня лечить? – Да буду, буду. Порез оказался неглубоким, никакого осколка бутылки в ране не нашлось. Эмерсон рану промыл, обработал перекисью водорода, затем – йодом, посоветовал Виктору выпить две таблетки анальгина, что тот и сделал. В машину к поджидавшему Евгению Овчинникову инкассаторы вернулись минут через десять. И еще через пять Виктор, хоть и не такой быстрой походкой, как обычно, вошел в кабинет старшего кассира, где и застал Александра Ивановича. – Иваныч, надеюсь, ты, как я и просил, никуда не звонил? – первым делом поинтересовался инкассатор. – Если честно, то с минуты на минуту уже собирался, – ответил старший кассир. – Хорошо, что не успел. А где Верочка? – Домой отпустил. Переволновалась девчонка. И это в первый же день работы. Ее отец Иван, брательник мой родной, попросил к себе пристроить, вот я и пристроил… Ты лучше расскажи, что произошло-то? – Ага. Я тебе расскажу, а ты потом это в очередном своем детективе обыграешь, – усмехнулся Виктор и тут же поморщился, бережно приложив руку к отозвавшемуся болью темечку. – Может, водочки? – участливо предложил Александр Иванович. – Не могу, у нас начальник строгий, может вынюхать. Я лучше после маршрута… – Понял! – Старший кассир выдвинул ящик стола, достал бутылку водки и протянул ее Виктору. – Это, так сказать, «двойная пятница». А это – «пятница обычная». – На столе появилась толстая опломбированная инкассаторская сумка и две накладные с прижатым к ним скрепкой рублем… Хоть и не хотел сегодня выпивать Виктор, но после маршрута все-таки пришлось. Куда денешься – и повод был, и помимо бутылки, которую в винном магазине традиционно давали по пятницам, была вторая – от Александра Ивановича. «Традиционную» Виктор отдал Овчинникову непочатой – хотя бы во искупление того, что «торопыгами» он так и не отоварился – не до того было, да еще и не растерялся человек, когда возник форс-мажор. Презент Александра Ивановича раздавили на двоих с Эмерсоном. Благо у того впереди был выходной, а Виктор выпросил на завтра у дежурного отгул. Сказал, что не очень хорошо себя чувствует, но больничный брать не хочет, надеется самостоятельно оклематься в течение субботы и последующих двух своих законных выходных. В машине у Овчинникова Виктор наливал себе в два раза меньше, чем Эмерсону. У него и без того голова слегка кружилась, к тому же он как-то слышал, что, если много употреблять алкоголя при сотрясении мозга, можно дурачком сделаться. С процессом не затягивали – водителя поджимало время: надо было вовремя вернуться в гараж, да еще и подхалтурить по дороге. Когда бутылка опустела, Эмерсон, прежде чем покинуть машину, неожиданно проявил чудеса неслыханной щедрости – без всяких просьб отдал Виктору на прослушивание две катушки с новыми записями группы «Пикник» и Виктора Цоя, правда, с условием обязательного возврата во вторник. – Я в долгу не останусь. И за катушки, и вообще за сегодняшнее, – на прощание пообещал напарнику Виктор. – А чего сегодня было? Ничего не было, – слегка заплетающимся языком ответил Эмерсон и устремился в сторону метро. Детали форс-мажора Виктор, естественно, никому открывать не стал. Зато убедительно потребовал и от того же Александра Ивановича, и от Евгения Овчинникова с Эмерсоном, чтобы о случившемся – никому ни слова, мол, все обошлось, и ладно. У инкассаторов хватало так называемых «внутренних тайн экипажа». Нарушения инструкций случались постоянно, но если об этом знали только трое, то наверняка до начальства эти проколы не дойдут. Если же дойдут, то вычислить болтуна будет несложно. Взять хотя бы историю с «торопыгами» и напившимся Евгением Овчинниковым – кроме водителя, Тимофеича и Виктора об этом до сих пор никто из инкассаторов не знал, и слава богу. – Погодь, – остановил Овчинников собравшегося выйти из машины Виктора. – За мной ведь тоже должок. Давай-ка я тебя до дома доброшу… Проснувшись, Виктор Кармазов первым делом поставил послушать «Пикник» и, пока Эдмунд Шклярский пел про иероглиф, про праздник и про ночь, принял душ, попил чайку с бутербродом. Голова почти не болела – хорошо, что вчера половинил, даже четвертинил. На столе перед ним лежал томик Чернышевского с двумя чудесными страничками, точнее – с одной целой, с другой – порванной на четыре части. Когда кружка осталась пустой, он открыл томик и на одной чудесной четвертинке быстро нарисовал эту кружку, но доверху наполненную чаем. Закрыл глаза и открыл – кружка на столе осталась пустой, чего, собственно, он и боялся. Художник подрисовал на ободке кружки рыжего таракана, напротив него – чайную ложку, наполненную сахарным песком и, отложив карандаш, пошел в ванную комнату. Когда вернулся на кухню, ничего не изменилось ни с кружкой, стоявшей на столе, ни на рисунке: таракан не сдвинулся с места, сахарный песок с ложки в чай не пересыпался. Испортилась страничка, потеряла свои чудесные свойства! На всякий случай выбрасывать обрывки Виктор не стал, убрал все в ту же книгу. Занес карандаш над пока что целой страницей. Чернышевский спрашивал: «Что делать?», Виктор задумался: «Что нарисовать?» Так, для начала бутылку пива в холодильнике – бутылку импортного пива, польского… Да! Бутылка оказалась в холодильнике, холодненькая! Виктор открыл ее и жадно припал к горлышку. Бросил взгляд на рисунок – темное стекло не позволяло видеть, уменьшилось ли количество напитка в бутылке, но крышки на ней не было! Допив пиво, стер ластиком нарисованное и прислушался к себе – ощущение, что пил любимый напиток, не пропало. Впрочем, как и не исчезли на его спине царапины, оставленные Лилей. Да, последнюю чудесную страничку надо было беречь как зеницу ока. Но лучше – заиметь еще один чудесный блокнот. Виктор почему-то был уверен, что в квартире у Александра Ивановича где-нибудь на антресолях обязательно завалялся еще один такой же. Благодаря вчерашнему происшествию предлог навестить соседа имелся, чем Виктор и решил воспользоваться без предварительного звонка. Для начала зашел в магазин и купил бутылку коньяка. Конечно, можно было эту бутылку нарисовать, будто она хранится у него в холодильнике, но по таким пустякам лишний раз использовать чудесную страницу не хотелось. Тем более на такое дело не грех было потратить вчерашние чаевые. К коньяку повезло прикупить лимон, а также четыре шоколадки-медальки в золотистой фольге. Вместо Александра Ивановича дверь ему открыла Верочка – та самая новенькая кассирша, из-за которой Виктор вчера задержался в магазине, как следствие, получил бутылкой по голове и так далее. Виктору как-то сразу стало не по себе – все-таки такая молодая симпатичная девушка и сошлась с Александром Ивановичем, который ей в отцы годится. Но тут же вспомнил, что сосед назвал ее племянницей, дочерью своего родного брата. От сердца отлегло. – Здравствуй, Верочка! – улыбнулся он девушке, будто давней знакомой, и весело подмигнул. – Ой! Здрасте! – Верочка захлопала длиннющими черными ресницами и, как и вчера, слегка зарделась. – Александр Иванович дома? – Дядя Саша на какой-то Птичий рынок уехал… – А-а-а… понятно. – Вы проходите, пожалуйста. – Девушка посторонилась, и Виктор, чуть помедлив, переступил порог. – Верочка, зачем же на «вы»? Я же тебе не дядя. – А я с дядей как раз на «ты» разговариваю. – Ну и правильно. Чего церемонии разводить! Ты, кстати, откуда приехала? – Из Серпухова. Это город такой, в девяноста девяти километрах от Москвы… – Да знаю, я, Верочка, знаю. Мы с твоим дядей туда на Цимлянку пару раз рыбачить ездили. – Дядя Саша, как и я, в Серпухове родился, – обрадованно доложила она. – Потом в Истру переехал, а уж оттуда – сюда, в столицу. – И когда Александр Иванович вернуться обещал? – Не сказал. Он совсем недавно уехал… Виктор тяжело вздохнул – похоже, сегодня с поисками чудесного блокнота ничего не получится. Но почему бы не попытаться приятно провести время с серпуховской красавицей. Он узнал ее на одном из фотоснимков в аккуратных рамочках, развешанных на стенах, – видимо, сделанном во время выпускного вечера. Еще на одном снимке, с роскошным букетом роз в руках, она, счастливо улыбающаяся, стояла рядом с приобнявшим ее за плечи серьезным мужчиной. – Верочка, а ты отечественную рок-музыку слушаешь? – Слушаю. – Она вроде бы собиралась провести гостя из коридора в комнату, но тут начала перечислять: – «Воскресенье», «Наутилус Помпилиус»… – А группу «Кино» с Виктором Цоем? – перебил ее Виктор. – Люблю. – А группу «Пикник»? – Эдмунда Шклярского – обожаю! – Так пойдем ко мне домой, – не стал тянуть кота за хвост Виктор. – Мне вчера две новых записи дали – как раз Цоя и Шклярского. – Как пойдем? – не поняла Верочка. – Да я в этом же доме живу, в соседнем подъезде. Ты можешь даже шлепанцы не снимать – на улице сухо. – Ой, нет, я лучше переобуюсь!