Верочка к тому же переоделась, и на это у нее ушло не больше трех минут. Теперь вместо футболки и юбочки на ней были сорочка и джинсы, а на ногах – кроссовки. Симпатич-ненько, но… Еще через три минуты они оказались дома у Виктора. Для гостей у него были припасены три пары тапочек, и ту, которая поновей, он предложил Верочке. Провел гостью в комнату, усадил на диван, вручил наушники и, не спрашивая, что именно для начала она хотела бы послушать, завел «Пикник». Так же не спрашивая, готова ли она выпить еще до обеда, деловито выставил на стол коньяк, выложил на одно блюдечко шоколадки, на другое – лимон. Чтобы порезать лимон, сбегал на кухню за ножом, затем принес две хрустальные рюмки. Казалось, погрузившейся в музыку Верочке нет никакого дела до этих приготовлений. Она даже как бы удивилась, когда Виктор бережно снял с нее наушники, вытащил штекер из магнитофона и кивнул на сервированный стол: – Вот хотел с твоим дядей выпить. Отблагодарить, так сказать, за то, что вчера вовремя мне на помощь пришел. Вместе с тобой… – Но я не… – Спасибо тебе, Верочка. – Виктор взял наполненные рюмки и одну поднес девушке, которую она приняла с некоторым замешательством. – Давай, – предупреждая новые возражения, он чокнулся своей рюмкой с ее. – За мое здоровье! Выпил, закусил долькой лимона и, подмигнув Верочке, протянул ей и лимончик, и шоколадку. Волей-неволей ей тоже пришлось выпить. Щечки у молоденькой кассирши сразу порозовели. – А вы узнали, кто вас вчера ударил? – спросила она, закусывая лимон шоколадкой. – Конечно, узнал. – Он вновь наполнил рюмки коньяком. – Мужик, судя по всему, душевнобольной. Он ведь, когда меня бутылкой по башке вырубил, вытащил у меня из кобуры пистолет – хотел нашу машину грабануть. Я вовремя успел его догнать и остановить. Морду набил, пистолет отобрал, хотел связать, да он вывернулся и удрал. Стрелять в спину я ему не стал. – Вот это да! – распахнула ресницы Верочка. – Это вы молодцы, что вовремя меня в чувство привели. Поэтому второй тост – за тебя и за Александра Ивановича! Теперь Верочка уже сама взяла дольку лимона, а потом и шоколадку. – Как тебе Шклярский? – Виктор кивнул на магнитофон. – Классный! А вы можете дать мне катушку послушать? – Да это не моя, во вторник отдавать надо, – сказал Виктор и, заметив скользнувшее в глазах гостьи разочарование, добавил: – Но до вечера понедельника можешь забирать. – Ой! Спасибо вам. – Да что ты все выкаешь! – возмутился он. – В общем, так, я знаю, как это исправить. Надо выпить на брудершафт. – Ой… – Возражения не принимаются. – Виктор вновь наполнил рюмки. – Знаешь, как это делается? – Кто ж не знает… – Тогда – давай! Они переплели руки, выпили коньяк, но теперь вместо кислого лимона на закуску стал поцелуй – сладкий и долгий. За первым поцелуем последовал второй, третий. Верочка не то чтобы только губы подставляла да чуть-чуть языком шевелила – целовалась страстно, даже изобретательно, Виктор поймал себя на мысли, что она хоть и помоложе его года на три, но в этом деле намного искуснее. Он схватил ее за грудь и, почувствовав, что под сорочкой нет бюстгальтера, осторожно стиснул упругий холмик, помял, слегка прищемил пальцами крохотный пенечек, который тут же стал чуть потолще и потверже. Не встречая сопротивления, вновь слился с Верочкой в долгом и сладком поцелуе, одновременно расстегивая пуговицы на сорочке. Как же все было бы проще и быстрее, не поменяй она футболку на эту сорочку с несметным количеством пуговиц! Наконец он справился с маленькими перламутровыми врагами и дорвался губами и руками до обнаженных девичьих грудей – аппетитных и возбуждающих! Верочка издала еле слышный стон, и это добавило Виктору активности. Эх, если бы вместо джинсов на ней оставалась юбка! А тут – тугая клепка, неподатливая молния, а еще и вмешавшаяся в процесс раздевания девичья рука. – Нельзя, – негромко сказал Верочка. – Можно, – продолжил поползновения Виктор. – Нет… – Да… – Нет. Нельзя! – Девушка резко отпрянула. – Почему? – Только опосля свадьбы… – Чего? – Его пальцы вновь ухватились за молнию на джинсах. – Опосля свадьбы! – Верочка вдруг схватила со стола бутылку с остатками коньяка и донышком врезала художнику по запястью. Виктора словно ушатом холодной воды окатили. Это было не столько больно, сколько обидно. Что он такого сделал? Пригласил девушку в гости, угостил, начал флиртовать – все, казалось бы, по обоюдному влечению… – За что? – серьезно спросил он. – Прости, я не хотела! – Верочка схватила руку, которую только что ударила, и принялась осыпать ее поцелуями. Такого Виктор вообще не ожидал – чтобы девушка целовала руку парню! – Ну, хотя бы на «ты» перешли, – сказал он. – Наливай, а то я травмирован. Верочка послушно наполнила рюмки, и они вновь выпили на брудершафт. Очередной поцелуй затянулся, не отрывая своих губ от ее – таких нежных и страстных, Виктор уложил Верочку на диван, навис над ней, потянул молнию на джинсах вниз, до упора. Его пальцы проникли под резинку ее трусиков, дальше, дальше… Но когда они почти добрались до заветного местечка, девушка вдруг напряглась и с такой силой оттолкнула Виктора, что он слетел с дивана и пребольно ударился лодыжкой о ножку стула. – Я же сказала – опосля свадьбы! – крикнула Верочка и выбежала из комнаты, а потом хлопнула входной дверью. – Ну не дура же! – Виктор сел на диван, потирая ушибленное место. – Из Серпухова она, видите ли. Ты не из Серпухова, ты… дура!!! Так его еще никогда не кидали – и в прямом, и в переносном смыслах. Случалось, конечно, что от понравившейся девушки не удавалось добиться взаимности, но чтобы быть отвергнутым в самый последний момент и до такой степени грубо! А не нарисовать ли ее сейчас на чудесной странице – голышом, как в первый раз он нарисовал Лилю? Может, тогда у нее мозги нормально заработают. А если не заработают? Если опять закричит: «Опосля свадьбы!», отбиваться начнет… Нет, с него достаточно побаливающих запястья и лодыжки. Даже не в этом дело. Когда он нарисовал Лилю, она… До Виктора вдруг дошло – нет, не она, а ее копия очутилась в абсолютно незнакомом месте и некоторое время спустя воссоединилась с «оригиналом». Она могла подумать, что приключение в квартире Виктора ей просто приснилось либо у нее случилось раздвоение личности. И то же самое – с Никитой, копия которого отметелила двух грабителей на улице Свободы. Вот только как Лиля объяснит себе засосы на шее, а Никита – сбитые костяшки пальцев? Как хотят, так пусть и объясняют. С Верочкой – абсолютно другая ситуация. Виктор пока не мог понять почему, но догадывался, что рисовать ее, другими словами, воплощать пусть даже и ее копию, здесь и сейчас нельзя. Зато Лилю – можно! Он взялся за карандаш. Нарисовал на чудесной страничке стол с бутылкой коньяка – полной и закрытой, блюдечко – с колечками лимона, торт «Прага», – он запомнил, что именно этот торт больше всего любит Лиля, и еще – два блюдечка с чашками и чайными ложками. Потом нарисовал сидящую на диване Лилю, одетую в цветастое платьице. Она, живая, появилась у него дома, после того как он поставил последнюю точку, засунул страничку в томик Чернышевского и на секунду прикрыл глаза… – Лилечка, а где ты живешь, работаешь? – поинтересовался Виктор, трогая языком нижнюю губу, которую она укусила. Они лежали рядышком – уставшие и довольные друг другом. Надо было бы принять душ, но чуть позже, когда дыхание восстановится. – Работаю в Поречье, в санатории медсестрой, а живу в Одинцове. – Она назвала свой домашний адрес и со стоном наслаждения потянулась. – Мне так с тобой хорошо… – Мне с тобой тоже. – Он чуть поморщился – кажется, ее острые когтищи опять разодрали спину до крови. – Ты чего? – Полюбуйся. – Он повернулся к Лиле спиной. – Ах… это… – Она прикоснулась пальцами к царапинам, отчего Виктор вздрогнул. – Ну, так ты же меня трахаешь… Тем более это все сон. – А ты бы хотела увидеть этот сон еще раз? – Очень бы хотела. И не только один раз, а много-много. – Значит, увидишь. – Витенька, я в туалет хочу. – Иди. – Он лежал с краю, поэтому сел, пропуская девушку. Лиля, не одеваясь, выскочила из комнаты и почему-то тут же остановилась. – Витенька, а чьи это тут кроссовки… женские? Он встал и выглянул в коридор. Кроссовки оставила Верочка – так торопилась, что убежала в его тапочках. Дура! – Я тебе потом все объясню. Ты иди, а то я тоже хочу душик принять. Лиля передернула плечами и прошла в ванную комнату, а он достал чудесную страницу, рисунок на которой кардинально изменился, и быстренько его стер. Верочкины кроссовки стояли в коридоре. А одна из трех пар тапочек для гостей была сейчас в квартире Александра Ивановича. Наверное, стоило подождать, пока Верочка сама вернется, чтобы обменяться обувью, но у Виктора словно шило появилось в одном месте. Накануне, когда она категорически отвергла его поползновения и убежала, а он, благодаря чудесной страничке, воплотил у себя дома Лилю и некоторое время спустя с ней расстался, Виктор об этом особо не задумывался. Остаток дня провел, попивая пиво, слушая музыку и рисуя на обычных листах эпизоды из рукописи «Криминальная рыбалка», но все больше – либо Верочку, либо Лилю, либо и ту и другую вместе. А вот ночью девушки ему почему-то не приснились, зато в одном из снов он видел эти самые кроссовки. И теперь воскресным утром ему хотелось побыстрее от них избавиться. Нет, не выбросить, а вернуть владелице. На этот раз, прежде чем заявиться к Александру Ивановичу, позвонил ему по телефону. Тот, конечно же, со всевозможным радушием пригласил его в гости. Виктор засунул Верочкины кроссовки в пакет, в другой положил рукопись и с десяток соответствующих содержанию детектива рисунков – самых, по его мнению, удачных, и направился в соседний подъезд. Александр Иванович открыл дверь, словно караулил. Как выяснилось, он успел подсуетиться – на кухонном столе красовались запотевшая бутылка, стаканчики, легкая закуска – огурцы, редиска, а на плите поджаривалась яичница с колбасой и помидорами. За яичницей присматривала Верочка. Пакет с ее кроссовками Виктор незаметно для хозяина пристроил к прочей обуви. Запоздало вспомнил, что не захватил с собой ничего из спиртного – ну да ладно. Пересматривая иллюстрации к своему детективу, Александр Иванович от восторга забыл обо всем на свете. – Как же так? Откуда ты знал? Это же именно то, о чем я писал! – восклицал он и, кажется, вот-вот был готов прослезиться. – Да я-то чего, – застеснялся Виктор. – Это у тебя такая история интересная, что сама для иллюстраций напрашивается. – Нет! Нет! Ты как будто моими глазами все это видел! – повторял Александр Иванович. – А это что такое?