* * * Виктор Кармазов схватился за страничку и карандаш и поспешно нарисовал берег быстротекущей реки, трех только что искупавшихся девчонок, четверых парней, играющих в карты, и неподалеку от них – себя самого в семнадцатилетнем возрасте. Но последнюю точку не поставил, задумавшись, не выйдет ли такой эксперимент ему боком. Размышления прервал телефонный звонок. – Дружище, ты хоть помнишь, какой сегодня день? – узнал он голос Никиты. – Понедельник. – А число? – Э-э… – Сегодня у Антона день рождения! – ускорил процесс воспоминаний Никита. – Черт! А чего ж раньше не предупредил? Виктор знал Антона столько же, сколько Никиту, – дружили с детства. Отличный парень, компанейский, но, к несчастью, из-за какой-то, казалось бы, незначительной травмы головы в десятилетнем возрасте Антон полностью ослеп. Однако, как мужественный человек, в жизни не разочаровался, от компании не откололся, ходил с друзьями и на ночные костры, и купаться на Москву-реку, на уровне играл со всеми в карты и домино, а в шахматах вообще был лидером. И обязательно отмечал с друзьями свой день рождения. – Зачем предупреждать! Сам должен помнить. Короче. Антон обязательно хочет выпить с тобой за свое здоровье, так что выдвигайся к нам в деревню на ближайшей электричке! – приказным тоном сказал Никита. И по большому счету, он был абсолютно прав. Непривычный запах Виктор почувствовал, пройдя примерно половину пути от платформы до деревни. Не сразу догадался, что пахнет гарью, но вскоре убедился, что Никита не обманывал по поводу просеки – она действительно выгорела дотла. У Виктора, как у художника, мелькнул перед глазами образ великана, который среди зелени летнего леса оставил огромной кистью широкий и прямой черный мазок. «Уж лучше бы дачи на просеке остались, чем такое уродство, – мелькнула мысль, которая тут же исчезла, когда неподалеку застучали топором, кто-то завел бензопилу. – Неужели восстанавливать решили? Ну-ну…» От просеки до дома слепого приятеля было рукой подать. – Здорово, Антон! – Виктор хлопнул друга по плечу и сжал его протянутую наугад пятерню. – Витек! – как всегда, узнал его по голосу Антон. – Слушай, дружище, я в подарках ничего не смыслю, вот, держи денежку. – Он передал ему в руку конверт. – Главное, что приехал… – Антон обнял его и крепко прижал к себе. Хоть и был слепым, а сила имелась – ни дня без тренировок. Праздновали, как всегда, у Антона в деревенском доме, где он жил вдвоем с матерью. Собрались родственники, соседи… Из друзей, помимо Никиты и Виктора, были Генка и Низкий, а еще – Лариска, Ирка и Маринка – далеко не полная компания, с которой имениннику было что вспомнить. Сидя за праздничным столом, они и вспоминали. Вспоминали, как однажды Никита чуть не поссорился с Витьком из-за того, что дружище пригласил Маринку на танец, который она обещала ему; как Лариска и Ирка даже не поссорились, а подрались из-за Генки, вырывая друг у друга волосы; как слепой Антон тащил на себе домой Низкого, вывихнувшего ногу… Все это осталось в прошлом. Сейчас и Генка, и Низкий были женаты, Лариска родила в гражданском браке мальчика и на жизнь ничуть не жаловалась; замужняя Ирка воспитывала дочь; и только Маринке, кстати самой симпатичной из своих подружек, с мужиками как-то до сих пор не везло. С ней-то и начал флиртовать Никита, видимо вспомнив золотые годы. Поглощая деревенские деликатесы, Лариска и Ирка щебетали о чем-то своем, женском. Генка и Низкий, налегая на водку, рассуждали о том, как плох стал московский «Спартак», разве что Федор Черенков да Юрий Гаврилов на высоте. Ну а Виктору было необходимо поговорить с Антоном с глазу на глаз, то есть в данном случае без лишних глаз и ушей, о чем он и попросил друга после очередной принятой стопки. Антон возражений не имел, вытащил Виктора из-за стола и провел в свою комнату. – Вот, смотри, то есть держи, – поправился Виктор, всучивая Антону в правую руку ластик. – Извини. – Да ерунда, дружище! Чего там извиняться! Я тебе сто раз говорил – чем меньше людей вокруг будут зацикливаться, что я слепой, тем мне будет комфортней. – Тогда опять же извини, но у меня к тебе вообще неожиданная просьба. И исполнить ее можешь только ты. – Готов помочь. – Здесь такое дело… – Виктор старался подобрать правильные слова, не сказав ничего лишнего. – Ты же знаешь, что я – художник? – Жаль, картины твои увидеть не могу, – печально усмехнулся Антон. – Жаль, – согласился Виктор, хотя как раз это ему и было надо. – Но тут-то ты мне и можешь помочь. – Как это? – Сейчас объясню. – Может, лучше пойдем самогоночки тяпнем? – Тяпнем, но чуть позже. Вот смотри. – Виктор положил на стол, за которым они сидели, чудесную страничку и прижал ее левой рукой Антона. – На этой странице я по памяти нарисовал карандашом один эпизод из своей жизни. А теперь мне необходимо воспроизвести его на этой же странице, но только после того, как рисунок будет стерт… – А сам не можешь стереть? – задал Антон резонный вопрос. – Не могу, дружище, в том-то и дело! – горячо сказал Виктор. – У самого, понимаешь ты, рука не поднимается. Там мне каждая черточка слишком дорога. Да к тому же рисунок очень интимный, поэтому и друзьям показать не могу. Никому, кроме тебя, понимаешь?! Только не обижайся, дружище! – Какие обиды! Что делать-то надо? – Антон, все очень просто. Под левой рукой у тебя страница с рисунком, в правой – ластик. После того, как я скажу: «Готовься!», тебе надо будет выждать ровно две минуты, то есть неторопливо досчитать до ста двадцати, после чего несколько раз провести ластиком по странице, стирая то, что на ней нарисовано. И все! Понял? – Не все понял, но сделаю, – уверенно кивнул Антон. – А что ты сделаешь? – Сотру ластиком рисунок через две минуты после того, как ты скажешь: «Готовься!» – Надо стереть весь рисунок, до последней черточки. Уничтожить его. Справишься? – Обижаешь, дружище. Я, когда в шахматы тебя обыгрывал, хотя бы раз дотрагивался не до той фигуры, до которой надо? – Нет, конечно, – радостно согласился Виктор. – Поэтому я к тебе и обратился с просьбой. – Ну так не тяни кота, а то там без нас все выпьют и съедят. – Все! Осталась секунда. – Виктор сосредоточился, поднес карандаш к рисунку, где на берегу реки после купания отдыхали парни и девушки, в правом нижнем углу поставил автограф и крохотную точку. После чего закрыл глаза и скомандовал: «Готовься!» * * * …Вода в Истре даже в самые жаркие летние дни всегда была прохладной, и, каким бы ты ни был закаленным, если слишком долго купался, кожа становилась гусиной – как сейчас у Виктора. Он сидел на берегу реки, потирая плечи, и не отрывал взгляда от трех девушек, судя по всему его ровесниц, которые собирались уходить с пляжа, название которого было «Детский». Метрах в ста выше по течению находился пляж «Взрослый», а напротив него – стадион, на который раз в году по традиции приезжали играть с местной футбольной командой ветераны московского «Спартака»; по-над горой был парк и памятник самолету Ил-2, Дом культуры и танцплощадка… Поблизости от Виктора четверо парней резались в карты и тоже нет-нет да подглядывали в сторону девушек. Две из них уже переоделись и теперь подгоняли третью, позже их вылезшую из воды и вытиравшую длинные каштановые волосы большим махровым полотенцем. Заметив повышенное внимание к своей особе, девушка повернулась к парням спиной, накинула на плечи полотенце, свесившееся ниже колен, сняла купальник и принялась его выжимать. Виктор знал, что произойдет дальше и замер в ожидании. Полотенце вдруг соскочило с ее плеч, и Виктор с другими парнями увидели голенькую попку девушки. Ее подружки захихикали, у одной в руках появился фотоаппарат, а «стриптизерша» лишь со второй попытки успешно прикрылась коварным полотенцем. – Браво, русалочка! – засмеялся и захлопал в ладоши мордатый парень в очках. Засмеялись и остальные, кроме одного, светловолосого, который, кажется, смутился больше самой «русалочки». Светловолосый зыркнул по сторонам, задержал взгляд на улыбающемся незнакомце и недобро прищурился. Заметив это, очкастый тоже обернулся на Виктора и пробасил: – Монах, откуда этот чувак взялся? – Понятия не имею, – процедил тот, и Виктор вспомнил, что в романе очкастого все называли Митлзом, светловолосого звали Андрей, а Монах было его прозвище. – Эй, ты чё на наших девчонок пялишься? – рявкнул Митлз. – С какого перепугу они ваши, если никто из вас даже их имен не знает? – не моргнув глазом ответил Виктор. – А ты – знаешь? – недоверчиво и зло спросил Митлз, поднимаясь на ноги. Теперь на Виктора смотрели все четверо. Он догадался, что самого молодого звали Шурик, а прозвище четвертого, щупленького, было Зольдат. – Знаю, – соврал Виктор. – Только вам не скажу. – Знаток хренов! – выкрикнул вдруг Зольдат, и Виктор чуть запоздало увидел летевшую в него пустую бутылку – в рукописи Александра Ивановича она была из-под портвейна «Кавказ». Виктор успел подставить левую руку, бутылка пребольно ударила в локоть, и он словно получил разряд электрического тока. В следующее мгновение он тоже оказался на ногах, но четверка парней уже надвигалась на него, не сговариваясь прижимая к реке. Ближе других был самый здоровенный – Митлз, успевший снять очки и зловеще потиравший кулаки. Виктор на мгновение вспомнил сценку из любимого фильма «Республика ШКИД», когда закоренелые шкидовцы бросились бить новичка Пантелеева, но тот начал раскидывать их одного за другим, а потом ничтоже сумняшеся врезал под дых самому главному – Купе Купычу Гениальному. Недолго думая он шагнул навстречу Митлзу, тот махнул кулачищем, но ожидавший этого Виктор пригнулся и, подражая Пантелееву, наградил здоровяка смачным ударом в солнечное сплетение. Митлз схватился руками за грудь, открыв рот и выпучив глаза. Его друзья слегка опешили, но по команде Монаха «Бей!» одновременно бросились на оборзевшего незнакомца. Виктор отскочил назад, вниз к самой воде, где был небольшой, сколоченный из досок трамплинчик. Из нападавших он без труда справился бы с мелким Шуриком и щуплым Зольдатом, но вот Монах казался опасней даже выведенного на время из строя Митлза. Да и не для того Виктор оказался здесь и сейчас, чтобы драться. С невысокого берега на него надвигались трое очень серьезно настроенных парней, а за происходящим, помимо прочих отдыхающих, наблюдали еще и три симпатичные девушки. Было во всем этом что-то такое азартное, будоражащее кровь! Однако выступать одному против троих, даже забыв про Митлза, к тому же в такой невыгодной позиции, не стоило. Виктор отступил на трамплин и с разворотом прыгнул в воду. Он всегда неплохо нырял и под водой мог оставаться довольно долго. Сейчас, правда, для нормального ныряния не успел подготовиться, да и ушибленная бутылкой рука не способствовала быстрому продвижению, но он все-таки надеялся доплыть под водой до противоположного бере… * * * – Витек, ты чего? – Кармазов вздрогнул, услышав голос Антона, и открыл глаза.