Ужинать тоже не хотелось – днем, после посещения в больнице Джона Маленького, они заехали в блинную на Соколе, и, глядя на Живчика, Виктор взял себе то же самое, то есть два бифштекса, запеченные в тесте, с яйцом, порцию блинов, порцию творога со сметаной, стакан чая и два стакана сока. Живчик проглотил все это глазом не моргнув, а Виктор, как и следовало ожидать, объелся. Поэтому самое большое, что он мог осилить, вернувшись с работы домой, так это кружечку чая с лимоном. Самым же большим желанием было рисовать, рисовать! Сначала он принялся за портреты героев романа. На обычных листах формата А4 нарисовал лицо «русалочки» Тани, ее горбоносую подружку по прозвищу Греческий Профиль, Ирину с фотоаппаратом в руках, появившихся в середине романа коротышку Катюшу и Настеньку, влюбленную в Андрея. Затем очередь дошла до Андрея, его друзей – Шурика, Митлза, Адмирала, троюродного брата Лексия… а потом – и до врагов: Терехи, Сереги Петляева, Власа… Он рисовал их такими, какими представлял, а возможно, даже вспоминал, ведь в романе события конца семидесятых происходили в тех же местах и в то же время, когда семнадцатилетний Виктор приезжал в Истру погостить у бабушки, и всех этих парней и девчат, описываемых Александром Ивановичем, он вполне мог видеть на той же танцплощадке или в том же кинотеатре… Что же касается исторической части романа, Виктор решил до поры до времени ее не касаться. Нарисовал лишь Новоиерусалимский монастырь – таким, каким помнил его в конце семидесятых. За минувшее время монастырь почти полностью отреставрировали, правда, колокольню так и не возвели, зато восстановили все башни, а над шатром появилась сверкающая золотом глава, увенчанная крестом. Когда-то Виктор умудрялся забираться на вершину шатра и даже там фотографировался. Кстати, то же самое делали и герои романа «Тайна нефритового голубя». Главный же герой – Андрей по прозвищу Монах, влюбившийся с первого взгляда в «русалочку», только о ней и думал. Виктор придвинул к себе чудесную страницу, взялся за карандаш, но сначала решил более внимательно перечитать несколько страниц из главы под названием «ТАНЦПЛОЩАДКА». «Весь оставшийся день у Андрея было возбужденно-приподнятое настроение. Он постоянно вспоминал ту девушку: ее глаза, волосы, то, как она засмущалась, прикрывая наготу, а потом засмеялась. Ему хотелось немедленно бежать на ее поиски, а еще лучше – ехать на велосипеде, и желательно с самой большой скоростью. Но рядом были неотвязные Митлз, Шурик и Зольдат, с которыми пришлось распить еще одну бутылку красного, потом идти в кинотеатр на двухсерийный индийский фильм «Бобби», потом допоздна играть в карты. Только около десяти вечера, получив очередного «козла», Андрей отложил карты и сказал, что отправляется спать. Друзья его не поняли. Обычно Андрей держался дольше всех, а над теми, кто ломался, всегда подшучивал, вынуждая как можно дольше поддерживать компанию. Но теперь на посыпавшиеся протесты он лишь отмахнулся. А сам, как только вышел из терраски на улицу, бросился бежать в сторону Истринского дома культуры, рядом с которым на летней танцплощадке вот уже больше часа играла музыка. Присоединяться к танцующим Андрей пока не собирался. Высматривая через брусья ограды интересующую его девушку, он пошел вокруг танцплощадки. Музыканты как раз исполняли популярную «Гоп хэй гоп», переделанную на русский язык. Некоторые пары, пожалевшие рубль за вход, оттанцовывали тут же, под тополями, другие, никого не стесняясь, целовались. Один разгоряченный мужчина в белой рубашке, расстегнутой на объемистом животе, оттолкнул оказавшегося на пути Андрея и, кряхтя, начал забираться на высокую ограду. На самом верху ее он присел, держась руками за брусья, балансируя и, видимо, не решаясь, куда все-таки прыгнуть, но, подбадриваемый криками, рухнул-таки вперед. И тут же был подхвачен под руки дружинниками. Песня закончилась под свист и аплодисменты, когда Андрей вернулся туда, откуда начал обход. И именно на этом месте он увидел ту самую русалочку. Рядом с ней были запомнившиеся ему по пляжу подружки и еще двое парней. Андрей знал прозвище одного из них – рыжеволосого – Тереха. Второго – высокого с короткой стрижкой – видел впервые. Парни тут же перемахнули через ограду и, скрываясь от бросившихся их ловить дружинников, смешались в толпе танцующих. Девушки остались на месте. Все трое закурили. Андрей бочком приблизился к ним, делая вид, что очень интересуется происходящим на танцплощадке. Из подслушанного краем уха разговора он узнал, что русалочку зовут Таня, а ту, что на пляже была с фотоаппаратом, – Ирина. Не успели девушки докурить сигареты, как вернулись покинувшие их парни и, вручив Тане и девушке, чье имя Андрей пока не знал, по одной контрамарке, снова перемахнули через ограду. Андрей слегка позавидовал, как безбоязненно они это сделали. Нет, конечно, он и сам мог бы преодолеть этот забор, и, может быть, быстрее и ловчее их, но Андрей не хотел даже представить себе, какого бы стыда натерпелся, попадись дружинникам. – Ладно, дорогие мои, идите. Один танец я как-нибудь пропущу, – услышал Андрей голос Ирины. – Но, Оленька, обязательно передай своему Петлюре, чтобы он мне лично контрамарку принес. А то обижусь. Выбросив окурки, Таня с Ольгой направились на танцплощадку. Андрей проводил их взглядом, не зная, что лучше: быстренько сбегать к кассам и купить билет, рискнуть и перелезть через ограду или остаться на месте, благо танцы вскоре должны были закончиться. Тут он понял, что оставшаяся одна Ирина пристально на него смотрит. Андрею стало жутко неловко, словно прилежному школьнику, впервые попавшемуся на списывании, и он сказал про себя спасибо темноте, благодаря которой нельзя было заметить, как он во второй раз за сегодняшний день покраснел. Девушка вдруг улыбнулась ему и, заговорщически подмигнув, показала глазами на забор, мол: «Чего растерялся? Давай лезь!» Непонятно, с какой стати, но Андрею нестерпимо захотелось ей подчиниться. Он согласно кивнул и ухватился за толстые брусья ограды… Произошло то, чего он так боялся несколько минут назад, – мужчина с красной повязкой на руке схватил его сзади за шею и, наклоняя вперед, расталкивая танцующих, повел на выход. – Чтобы на глаза мне больше не показывался! – сказал дружинник, отвесив Андрею напоследок крепкого пинка. Музыканты исполнили «Иволгу», потом «Я готов целовать песок…», потом «Клен». Медленный танец сменял быстрый. Андрей стоял в темноте парка, подпирая спиной старый тополь, и с завистью смотрел на людей за оградой. Среди них была Таня, и любой мог пригласить ее на танец, положить руки ей на талию и почувствовать прикосновение ее рук, говорить с ней, может быть, даже обнять… Андрей понимал, что влюбляется. Да что там влюбляется – уже влюбился! Наконец музыканты взяли последний аккорд и попрощались со всеми до завтрашнего вечера. Среди валившей с танцплощадки толпы Андрей легко различил идущих парами Ольгу в обнимку с Петлюрой – так, кажется, называла его Ирина, и Таню с Терехой, руку которого она то и дело сбрасывала со своего плеча. Самой Ирины рядом видно не было. Андрей вспомнил, как в прошлом году этот самый Тереха вместе с тремя своими дружками у входа в кинотеатр обступили его и Шурика и потребовали деньги. Денег у них уже не осталось – потратили на билеты, зато в кармане у Андрея был нож «Белка». Он не успел опомниться, как каким-то образом нож, уже раскрытый, очутился в руках у Терехи. Андрей крикнул: «Верни нож!», но лезвие угрожающе уперлось ему в живот. Что тут было поделать? Пришлось терпеть, пока Терехины дружки шарили по его и Шурика карманам. А потом строить планы мщения, которым так и не удалось осуществиться… «Почему же именно с этим ублюдком идет сейчас Таня!» – возмущался про себя Андрей. Он в некотором отдалении шел за двумя парочками сначала через темный парк, потом по освещенным фонарями улицам Истры. В парке, уверенный, что его не заметят, он приближался к ним так близко, что даже уловил суть некоторых рассказанных Петлюрой анекдотов, на которые Тереха реагировал громким ржанием. Фонари горели через каждые пятьдесят метров, и Андрей был вынужден увеличить расстояние с преследуемыми. Он видел, как Петлюра с Ольгой то и дело останавливались и целовались. Таня со своим кавалером, уйдя вперед, тоже останавливались и тоже вроде бы целовались, но Андрею хотелось верить, что они просто поджидают отставших. Они приближались к северной окраине города. Эту часть Истры со старыми аккуратными деревянными домиками, окруженными яблонями и вишнями, Андрей любил больше всего. Его и Шурика дача находилась ближе к центру, недалеко от кинотеатра, где все-таки было шумновато. Здесь же, на прибранных, всегда малолюдных улочках тишину нарушали лишь облаивающие прохожих собаки. На одном из перекрестков парочки разошлись. Продолжать слежку только за Таней и Терехой стало проще. Благодаря кроссовкам, которые по окончании школы Андрею подарила мать, он, ступая мягко и бесшумно, сократил с ними расстояние метров до десяти. Он понимал, что шпионить вот так не очень хорошо, и в то же время испытывал от этого своеобразное удовольствие. Несколько раз Тереха останавливался, рывком прижимал к себе Таню и целовал ее в губы. Она почти сразу отстранялась и, отпихнув его, вытирала рот ладонью. «Эх, надавать бы этому губастому приставале по роже!» – думал Андрей и каждый раз, когда тот оглядывался, успевал вовремя нырнуть за дерево или присесть за растущие вдоль дороги кусты. «Но не буду ли я выглядеть как ненормальный Дон Кихот? – спрашивал Андрей себя. – Уж хоть бы чуть поактивнее она ему сопротивлялась!» Но он хорошо видел, что Таня пусть ненадолго, но все же позволяет себя целовать. Ее поведение очень задевало Андрея. Он злился и в то же время чувствовал в себе усиливающееся желание оказаться на месте ее провожатого. Идти рядом с Таней, вот так же прижимать ее к себе, целовать… Не успел Андрей сообразить, что улица Песчаная, на которую они в очередной раз свернули, самая крайняя в этой части города, что сразу за ней начинается лес и, значит, Таня должна жить в одном из ближайших домов, как чуть ли не наткнулся на вновь остановившуюся и целующуюся парочку. На этот раз поцелуй затянулся. Андрей, понимая, что в любую секунду или он, или она могут его заметить, прижался к забору и стал тихонько пятиться назад. Недалеко оказалась калитка, которая была не заперта и даже не скрипнула, когда Андрей в нее юркнул. Во дворе, кажется не охраняемом собакой, среди пышных кустов сирени была врыта в землю короткая скамеечка. Андрей встал на нее и тут же спрыгнул обратно, увидев возвращающегося Тереху. Фальшиво насвистывая «Иволгу», засунув руки в карманы, тот прошел от него в каком-то метре. Андрей подумал, что сейчас самое время припомнить Терехе и отобранный нож, и все эти поцелуи. Он сжал кулаки, но зажегшийся в соседнем доме свет и промелькнувший в одном из окон за полупрозрачными занавесками силуэт заставили его остановиться. Там была Таня, и ему очень захотелось еще раз, хотя бы на секунду увидеть ее лицо. «Надо подойти к окну и заглянуть в него. Таня не сразу погасит свет и ляжет спать. Возможно, будет пить чай или ужинать. Если повезет, я смогу через щель в занавеске любоваться ею…» Ход его мыслей прервало чье-то приглушенное бормотание. Оно исходило со стороны темного дома, во дворе которого он прятался. Можно было предположить, что там кто-то молится или произносит заклинание. Вместо того чтобы заглядывать в окно любимой девушки, Андрей, перешагнув через несколько грядок, засаженных то ли клубникой, то ли еще чем-то, подкрался к темному дому, сумев не скрипнуть ступенями, неслышно поднялся на крыльцо и вошел в приоткрытую дверь. Если бы следующий шаг он сделал чуть пошире, то неминуемо провалился бы в зияющее в полу отверстие и наверняка что-нибудь себе сломал. Но, почувствовав, что коснулся пола лишь пяткой, Андрей, привыкший осторожно ходить в потемках по лабиринтам монастыря, мгновенно перенес тяжесть тела назад и сел. Внизу под ногами была лестница. Сколько раз в подвалах монастыря ему приходилось вот так же оказываться на краю неизвестно куда ведущих лестниц, и всегда Андрей, не сомневаясь, делал первый шаг. Сейчас он начал спуск вниз полусидя, для большей безопасности опираясь сзади руками на ступеньки. Ни бормотания, ни каких-либо других звуков слышно больше не было, но почему-то был уверен, что доносились они именно оттуда – снизу. Он ожидал, что с последней ступеньки ступит на землю, но под ногами оказался каменный пол, холод которого передался даже сквозь подошвы кроссовок. В полной темноте и тишине он медленно, чуть пригнувшись и выставив вперед руки двинулся вперед. Почти сразу пальцы коснулись стены, тоже каменной и немного влажной. «Сыро, как в могиле», – успел подумать Андрей, прежде чем услышал глухой стон-вздох у себя за спиной. Он напружинился и, развернувшись, прислонился к стене лопатками и затылком, готовый закричать и замахать руками и ногами, если кто-то или что-то хотя бы дотронется до него. Капелька пота сползла со лба по переносице и задержалась на кончике носа, не в силах оторваться и упасть. Она набухала все больше. Андрею казалось, что звук при ее падении на пол будет ужасно громким, и он боялся смахнуть ее или хотя бы сдуть, уверенный, что как раз в этот момент неведомое набросится на него. Стон повторился. Теперь уже слева и как будто за углом, и, не прерываясь, перешел в гулкое бормотание. Андрей стоял и слушал. Он уже не хотел ничего выяснять, но лишь мечтал поскорее очутиться снова на улице, а еще лучше – у себя дома. – Узри-узри-узри-и! Узри-и-и! Узри-и-и-и-и! – раздалось совсем рядом. Невольно сделав два шага влево, теперь уже по земляному утрамбованному полу, Андрей нащупал угол стены, очень медленно заглянул за него и увидел словно плавающие в воздухе на уровне плеч две растопыренные пятерни. Длинные корявые дрожащие пальцы наглаживали что-то зеленовато-светящееся. Потом будто бы прикрыли это светящееся маленькой дверцей и, резко сжавшись в кулаки, мгновенно исчезли. – Девушка, ты нашла его? – раздался вдруг хрипатый старческий голос. Андрей понял, что вопрос обращен к нему, и в панике метнулся обратно, к выходу из каменного подвала, успев лишь заметить тускнеющий силуэт летящего голубя на том самом месте, где секундой назад видны были дрожащие пальцы…» * * * Отложив рукопись, Виктор Кармазов задумался, что же нарисовать на чудесной страничке. Понятно, что себя семнадцатилетнего и рядом – русалочку Таню, но в какой именно момент? Может быть, сразу после того, как Андрей пошел выяснять, кто это в соседнем доме молится или произносит заклинание? Нарисовать себя среди кустов сирени в Танином дворе и, воплотившись вживую в том самом месте и в то самое время, легонько постучать в ее окошко. Она обязательно откроет окошко и узнает парня, которого видела днем на пляже… Но что дальше? Нет, идея неудачная. Если уж знакомиться, так в типичном для этого месте, на той же танцплощадке. Виктор хорошо помнил ту истринскую танцплощадку, которая теперь не существовала. Прекратил существование и тир, который был рядом с ней, не работал старый кинотеатр – ближе к центру города построили новый, современный. Жаль, конечно, но что поделаешь…Танцплощадку окружали высокие тополя, которые Виктор тоже нарисовал, как и танцующие и целующиеся под ними парочки, как и толпу на самой танцплощадке, как и небольшую сцену с музыкантами. Нарисовал и перелезающего через ограду разгоряченного мужчину в белой рубашке, расстегнутой на объемистом животе, нарисовал и себя – позади толпы, внимание которой было поглощено этим самым мужиком. Последнюю точку в рисунке ставить не стал. Успеется. «Антон! Только он может помочь. Только бы он не уехал по каким-нибудь делам из своей деревни! Только бы застать его дома!» – думал Виктор, глядя в окно электрички, которая должна была довезти его до платформы Скоротово. Сегодня у Кармазова отгул, на работу предстояло выйти завтра, во вторую смену. Времени впереди было предостаточно, главное – встретиться с Антоном, иначе поездка не имела смысла. Никому другому, кроме незрячего друга, Виктор не мог позволить прикоснуться к чудесной страничке. Ну вот как показать и рассказать о свойствах странички, к примеру, Никите, или Джону Маленькому, или Эмерсону? Какова будет их реакция? Большинство людей в чудеса не верят, но хотят верить. Ведь верят же в воскрешение Бога. Почему – непонятно. Сообразуясь со здравым смыслом, не мог он воскреснуть, и все тут. А люди верят. У того же Никиты в углу комнаты иконы висят, и когда однажды Виктор сказал в связи с этим что-то ироничное, друг нахмурился и потребовал, чтобы тот не кощунствовал. И Никита, и Джон не просто видели чудесные страницы с его рисунками, но заподозрили, что с ними что-то не так. Не просто заподозрили, а наверняка сделали какие-то выводы, не напрасно же и тот и другой приезжали к нему домой и этими страницами интересовались. Допустим, можно рискнуть и рассказать одному из них о творящихся в связи со страничкой чудесах. И попросить, как попросил он Антона, стереть рисунок через две минуты, а самому поставить последнюю точку и воплотиться в прежней жизни. Картинка на чудесной страничке начнет меняться, и Никита или Джон, глядя на нее, поймут, что в руках у них настоящее чудо. А чудо должно принадлежать только одному… Двери в дом ни Антон, ни его матушка, с утра до вечера работавшая на ферме, никогда не запирали. Виктор постарался бесшумно подняться на крыльцо, вошел на терраску, открыл дверь на кухню… Антон, читавший специальную книгу для слепых, все страницы которой были в мелких пупырышках, конечно же, его услышал. И как всегда, узнал Виктора по голосу, когда тот поздоровался. Обрадовался. – А я отгул взял, – пояснил Виктор. – Вот, решил навестить, а заодно и попросить тебя, дружище, кое о чем. Ну и выпить, конечно, хочется. Он выставил из сумки на стол бутылку коньяка и бутылочку минералки, выложил полбуханки черного – бородинского, порезанную на ломтики любительскую колбасу и две банки рыбных консервов, которые тут же открыл раскладным ножом «Белка». – Ты чего, Витек? – удивился Антон, слыша характерные звуки и улавливая не менее характерные запахи. – Только что мой день рождения отметили, а праздников вроде бы нет никаких? – У меня свой праздник, дружище. – Виктор разлил по стопочкам спиртное. – Помнишь, я в твой день рождения попросил тебя рисунок на страничке уничтожить? – Помню. Тогда ты еще попросил сделать это ровно через две минуты. А потом закричал, словно тебя током долбануло. – Да! Ты абсолютно прав! – Виктор сунул в руку Антона стопку. – Только это меня не током долбануло, а вдохновением озарило. Типа почувствовал я, как надо правильно и талантливо картины писать. Словно бы секрет какой-то узнал, понимаешь? – Не-а, не понимаю. – Антон поднес стопку к носу, принюхался. – Это коньяк, что ли? – Он самый. – Так дорогой же! – Фигня, дружище, – сказал Виктор. – Можешь еще раз мою просьбу исполнить? То есть еще раз мой рисунок со странички ластиком стереть? – Конечно, Витек. – Тогда смотри, то есть извини, слушай… – Да прекрати ты! – Извини, дружище! Вот мы сейчас выпьем, потом ты закусишь, а потом вот этим ластиком, – Виктор вручил ластик Антону в свободную руку, – сотрешь нарисованное на вот этой странице. – Он слегка прижал его руку с ластиком к страничке, которую положил на стол. Договорились?