Какого хрена я вообще думаю о его губах? — Ноэль. Он перекатывает мое имя языком, и дрожь пробегает у меня по спине. То, как он произносит мое имя, звучит чувственно, шелковисто, как капающий темный шоколад на яркие фрукты. — Нет, ты не в Токио. Ты в Париже. Париж? Я издаю тихий писк удивления и вижу, как что-то мелькает на его лице. Я чувствую себя маленьким кроликом, попавшим в ловушку, за которым наблюдает ястреб, и я крепче кутаюсь в одеяло, чтобы хоть как-то защитить себя. Я с трудом сглатываю. — Пожалуйста, — быстро говорю я. — Я не знаю, почему я здесь, но я не должна быть здесь. Это не та сделка, которую я заключала. Мне нужно домой. Моему брату всего шестнадцать, наши родители умерли, и он один... Александр поднимает руку, останавливая слова, с тревогой срывающиеся с моих губ. — Ты здесь, потому что тебя отдали мне, — говорит он ровным голосом. — Человек по имени Кайто… — Да! — Я перебиваю его, не в силах остановиться. — Я пыталась объяснить Кайто, но он не слушал. Я не соглашалась на это. Я согласилась отработать свой долг в Лондоне, где я живу…я должна вернуться домой. Пожалуйста, отпусти меня. Я нужна моему брату… — Нет. — Одно слово, произнесенное быстро, холодно, по-французски, заставляет все резко остановиться. У меня отвисает челюсть, и я смотрю на него, но взгляд Александра непоколебим. — Ты мой подарок, — повторяет он, как будто я просто не понимаю с первого раза. — Теперь ты моя, Ноэль. Мой питомец. — Я что? — Восклицаю я, но он продолжает, как будто я вообще ничего не говорила. — Если ты будешь хорошим питомцем, — говорит Александр, — я предоставлю тебе привилегии. Но плохие питомцы наказываются, Ноэль. В этом доме есть правила, и я ожидаю, что ты будешь их соблюдать. Ты понимаешь? Я тяжело сглатываю, чувствуя, как меня охватывает замешательство. Питомец? Что он имеет в виду под этим? — Я объясню подробнее, когда ты примешь ванну и что-нибудь поешь. — Он указывает на узкую дверь в дальнем правом углу комнаты. — Ванная в той стороне. В шкафу есть кое-какая одежда, которая может тебе подойти. Как только ты примешь ванну, я принесу тебе поесть, и мы сможем продолжить разговор. Не говоря больше ни слова, он поворачивается, чтобы уйти, резко закрывая за собой дверь. Я не удивлена, услышав, как она запирается. Я жду несколько минут, чтобы убедиться, что он не вернется немедленно, а затем медленно выскальзываю из кровати, мое сердце бешено колотится. Из Лондона в Токио и в Париж. Я ближе к своему брату, чем была раньше, но с таким же успехом это может быть за миллион миль отсюда, если я не могу покинуть эту квартиру. У меня по-прежнему нет денег, паспорта или какой-либо дороги домой. Я все еще в ловушке, даже если я намного ближе, чем раньше. Что он вообще имел в виду, под питомцем? Это слово заставляет меня съежиться. Я была готова обслужить нескольких мужчин в подвале в нескольких милях от дома, поступиться своим достоинством, чтобы сделать это и расплатиться с долгами, нависшими над нашими головами. Я не была готова к тому, что меня прокатят по всему миру, а в итоге я окажусь с незнакомым мужчиной, который, похоже, намерен оставить меня у себя. От этой последней мысли во мне закипает ужас. Человек не может удерживать другого человека, говорю я себе, но я очень хорошо знаю, что это неправда. Девушки исчезают постоянно, особенно в той части города, в которой живу я. Я не настолько наивна, чтобы не знать о торговле людьми, о сексуальном рабстве, обо всех ужасных вещах, которые могут случиться с женщиной, которая заходит не в ту комнату, которая доверяет не тому человеку, которая теряет бдительность в неподходящее время. Я просто не ожидала, что такой окажусь я. Я думала, что смогу вмешаться и предложить свои условия, и что эти акулы будут счастливы их принять. Короче говоря, я была гребаной идиоткой. И теперь я расплачиваюсь за это. Я делаю глубокий вдох, заставляя себя держать свой страх в узде. Паника не поможет. Ярость не поможет. Злость на этого странного человека, которому я была подарена, не поможет. Я не могу потерять контроль. Я должна вернуться к Джорджи, и если для этого нужно успокоить Александра Сартра, то именно это я и сделаю. Он сказал, что хорошие питомцы получают награды. Поэтому, независимо от того, насколько сильно эти слова заставляют меня съежиться, когда я захожу в ванную, я решаю, что именно так я собираюсь встретиться с этим лицом к лицу. Я попытаюсь успокоить его, доставить ему удовольствие, и тогда, возможно, он передумает. Если я смогу заставить его доверять мне, возможно, я смогу убедить его вознаградить меня, отпустив домой навестить Джорджи. И тогда я пойду прямо в полицию. Я не сомневаюсь, что этот человек богат, но, конечно, никакие деньги не смогут удержать его от ареста, когда улики будут у них перед глазами. Возможно, он или Кайто Накамура даже есть где-то в списке Интерпола. Представляющие интерес люди, чьи имена уже известны. Возможно, это не будет сюрпризом, когда я обращусь в полицию. Я говорю себе все это, пока принимаю ванну, пытаясь успокоиться. Я всегда чувствовала себя лучше, когда у меня был план, и это именно то, что сейчас. План, как сохранить свой рассудок, цепляться за какой-то маленький осколок надежды. Здесь не так роскошно, как в особняке Кайто, но моя ванна все равно выглядит лучше, чем все, что было у меня дома. Вся ванная пыльная и заброшенная, как и остальная часть моей комнаты. Тем не менее, все туалетные принадлежности на французском языке, пахнут лавандой и розой, и я наливаю немного масла для ванны в ванну "когтистые лапы", погружаясь в горячую воду. Белье скомкано в углу, отброшено в сторону, и я задаюсь вопросом, смогу ли я найти какой-нибудь способ выбросить его так, чтобы он не заметил. До сих пор он не делал сексуальных домогательств по отношению ко мне, и я не хочу, чтобы он этого делал. Ноэль, ты маленькая идиотка. Если он захочет тебя трахнуть, нижнее белье ничего не изменит. Часть меня все еще думает о том, что было у Кайто, что я должна оставаться упрямой, давать отпор. Я не хочу уступать ему ни в каком отношении или получать какое-либо удовольствие от какой-либо части этого, но логическая часть меня знает, что это только поможет, а не навредит. Он совершенно ясно сказал, что плохое поведение приведет к наказанию, и я не хочу выяснять, каким будет это наказание. Разозлив его, я не заставлю его позволить мне увидеться с моим братом. Это никоим образом не смягчит его. В глубине души я знаю, что от этого будет только хуже. Если я буду сговорчивой, я смогу увидеть, что он за человек. Склонен ли он вообще к мягкости, и если да, то как я могу использовать это в своих интересах. Я не засиживаюсь слишком долго в ванне, не желая быть голой, когда он вернется. Я вытираюсь полотенцем, морщу нос от слегка затхлого запаха полотенца, но все равно заворачиваюсь в него из скромности, когда иду заглядывать в шкаф. На самом деле одежда тоже немного пыльная и пахнет нафталином, но в основном чистая и в хорошем состоянии. Я не нахожу трусиков или бюстгальтеров, но в шкафу есть выдвижной ящик с несколькими рубашками и парами льняных брюк и платьев. Были ли здесь другие женщины? Что-то подсказывает мне, что если и были, то их здесь больше нет, и это заставляет мой желудок сжиматься от болезненного беспокойства. Что с ними случилось? Я не могу притворяться, что одежда была куплена, потому что он знал, что я приду сюда, ясно, что она была здесь уже некоторое время. Я слышу шаги в коридоре и хватаю ближайшее платье, голубое льняное платье с запахом, которое мне немного великовато, но не настолько неудобно. Мне удается застегнуть его как раз вовремя, когда открывается дверь и входит Александр с тарелкой еды, все еще одетый в халат. — Спасибо, — выдавливаю я, с самого начала понимая, насколько я голодна. Я вижу хлеб и немного сыра, выглядывающие сбоку тарелки, и в животе у меня сразу же урчит, когда я тянусь за ними, но он качает головой и отдергивает тарелку. Я в замешательстве смотрю на него, пока Александр ставит тарелку на пыльный деревянный пол между нами. — Подойди, — просто говорит он. — Ешь. Требуется некоторое время, чтобы до меня дошло, что он говорит. Инстинктивно мне хочется схватить тарелку и забраться в кровать, но я знаю, что это его разозлит. Плохие питомцы наказываются. Это мой первый тест. Он хочет, чтобы я встала на колени на полу и ела с этой тарелки, как собака, и, помоги мне бог, я знаю, что собираюсь это сделать. Если я хочу вернуться домой, мне нужно доставить ему удовольствие. Я просто надеюсь, что это самое худшее. Я быстро опускаюсь на колени перед тарелкой. Всю эту еду легко есть руками: хрустящий багет, твердый сыр, немного вяленого мяса с перцем. Слава богу, ничего такого, с чем я бы устроила беспорядок или что мне пришлось бы есть прямо с тарелки. Я тянусь за кусочком сыра, поднимаю на него взгляд и вижу, что он выглядит шокированным, как будто не ожидал, что я буду ему подчиняться. Разве другие не подчинялись ему? Поэтому их здесь нет? Что с ними случилось? Меня охватывает страх, но я заставляю себя продолжать грызть сыр, и уголок его рта приподнимается. — Маленькая souris (фр. Мышка), — бормочет он, и я моргаю, глядя на него. Он застывает, как будто заблудился в тумане, а я его спугнула. — Не бери в голову, — резко говорит он. — Доедай, милая. Квартира остро нуждается в уборке. Это будет твоей следующей задачей, когда ты закончишь. Уборка. Я почти чувствую облегчение. Могло быть намного хуже. С уборкой я справляюсь, даже очень хорошо, и я чувствую еще один проблеск надежды. Если доставить ему удовольствие –значит просто стоять на коленях на полу, пока я ем и убираю его квартиру, я могу это сделать. Впервые с тех пор, как я проснулась в особняке Кайто, я чувствую настоящую надежду. Возможно, я все же выберусь отсюда. 8 НОЭЛЬ — Пойдем, — говорит Александр, когда я доедаю со своей тарелки. Несмотря на нервы, я съела все до последнего кусочка, мгновенно проголодавшись с того момента, как увидела это. Это моя первая еда после дыни с ягодами у Кайто. — Я покажу тебе квартиру и где хранятся принадлежности для уборки. Он открывает дверь, когда я встаю, пошатываясь, и тянусь за своей тарелкой. Он не предлагает взять ее, и я быстро понимаю, что это начало моих обязанностей. Я что, просто буду его горничной? Я могу с этим справиться, если этот так. Я все еще не хочу оставаться здесь навсегда, убирая его квартиру и играя роль неоплачиваемой прислуги, это конечно лучше, чем альтернатива быть его сексуальной игрушкой. Я выхожу вслед за ним в узкий коридор. Пол из некрашеного дерева, стены выкрашены в темно-зеленый цвет, вдоль них развешаны картины. Здесь нет личных фотографий, ничего о нем или о ком-либо еще, и я замечаю, осматривая стены, что с каждой из них что-то немного не так. Некоторые из них повреждены сильнее других, но даже у самых нетронутых произведений искусства есть отколотый уголок на раме, краска, местами отслаивающаяся, или разрыв или порез на холсте. Другие гораздо более потрепанные. Слева от меня, в самом конце коридора, в той стороне, откуда я пришла, есть дверь, и когда я оглядываюсь в ее сторону, Александр впервые прикасается ко мне. Его пальцы сжимаются вокруг моего плеча, недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы я обратила внимание. — Ты не должна туда заходить, — коротко говорит он. — Эта комната под запретом, и ты никогда не должна заходить внутрь. Я накажу тебя, если ты это сделаешь. Ты поняла, Ноэль? Я бы хотела, чтобы он перестал так произносить мое имя. Никто и никогда не придавал ему такой музыкальной переливчатости, почти не убирал гласные, чтобы мое имя звучало чувственно и соблазнительно, а не так, как я всегда думала… совершенно обычное имя, которое мне так или иначе было безразлично. Когда Александр произносит его, оно звучит по-особенному. Красиво. Мне нравится, как оно звучит, а я не хочу, чтобы мне что-то в нем нравилось. — Я поняла, — быстро отвечаю я. — Есть ли еще какое-нибудь место, куда мне запрещено? — Спальня наверху, прямо через холл от библиотеки. Это моя комната, и ты тоже не имеешь права входить туда. Я буду оставлять для тебя все, что нужно убрать для меня, например, белье для стирки, будет в коридоре. — У тебя есть библиотека? Дома? — Слова срываются с языка, прежде чем я успеваю остановиться. Я люблю читать, но в последние годы времени, которое у меня было, чтобы наслаждаться чтением, становилось все меньше и меньше. Не думаю, что я брала в руки книгу с тех пор, как заболел мой отец. У меня просто не было времени. — Да, — коротко отвечает Александр. — Спальня напротив, — повторяет он, в его голосе появляются нотки нетерпения. — Тебе не следует туда заходить. — Я не захожу в твою спальню или в ту, что в конце коридора. Я поняла. — Я тоже слышу нотку нетерпения в своем голосе и пытаюсь сдержаться. Я сомневаюсь, что нетерпеливые питомцы получают вознаграждение. — Но я могу заходить в библиотеку? Уголки его губ снова слегка подергиваются, как будто он пытается сдержать улыбку. — Да, маленькая souris (фр. мышка), — спокойно говорит он. — Ты можешь заходить в библиотеку. — И почитать, когда я закончу с тем, что ты поручил мне сделать на день? — Конечно. — Александр нетерпеливо машет рукой в сторону коридора. — Теперь, мы можем продолжить, s'il vous plait (пожалуйста)? — Конечно, — бормочу я, чувствуя, как мои щеки внезапно вспыхивают от его отношения. Это заставляет меня чувствовать себя домашним питомцем, который его каким-то образом забавляет, пока ему это не надоест. — После вас. Мы выходим в большую гостиную с деревянными стенами, обшитыми темными панелями, и темно-зеленой акцентной стеной с огромным каменным камином. Пол по-прежнему из твердой древесины, покрытый толстыми коврами, хотя я вижу, что они тоже каким-то образом повреждены, местами изодраны или с торчащими пучками. — За этой дверью находится кухня, — указывает Александр. — Ты найдешь все необходимое для уборки там, под раковиной и в кладовой. Прачечная находится внизу, в подвале. Я оставлю для тебя то, что есть в моей спальне, снаружи, в коридоре. Инструменты для подметания хранятся в шкафу в прихожей. — Он снова указывает на дальнюю стену. —Я приношу извинения за отсутствие свежих продуктов сегодня. Я давно не ходил по магазинам, но сейчас я выйду и куплю что-нибудь. Я не собираюсь морить тебя голодом, милая. Я внутренне съеживаюсь при этом слове, но стараюсь не показывать этого. Вместо этого я кротко киваю. — Тогда я потрачу остаток дня на уборку. Он делает паузу. — Если ты справишься, милая, я найду способ вознаградить тебя. Мы могли бы начать с того, чтобы позволить мне есть за столом. Я проглатываю возражение, складываю руки перед собой и просто киваю. Я очень боюсь, что его представление о “вознаграждении” – это нечто физическое, и я понятия не имею, будет ли мне позволено отказаться от такой вещи или какова будет его реакция, если я попытаюсь. Я многого не знаю, и у меня такое чувство, что я гребу в темной воде, рискуя утонуть в любой момент. Он делает паузу. — Тогда увидимся позже. Когда он уходит, я чувствую себя неловко, как будто он тоже не совсем знает, как с этим справиться, что кажется нелепым. Ранее он был очень уверен в моем месте здесь. Я стою тут, наблюдая, как он поднимается по винтовой лестнице, и борюсь с желанием последовать за ним. Библиотека там, наверху, но если я начну с нее, то, скорее всего, отвлекусь и не закончу остальную часть дома. Это не тот способ начать мой план по его умиротворению. Гостиная, как и все остальное в этом доме до сих пор, остро нуждается в уборке. Кухня, когда я захожу в нее, выглядит еще хуже. Посуда сложена в раковине, столешницы покрыты крошками, и я вижу, как мышь шмыгает прочь, когда я вхожу. Все в этом доме выглядит так, как будто к нему не прикасались неделями, даже месяцами. Он действительно настолько ленив, что не хочет сам убираться в своем доме? Уволилась последняя горничная? Или...