– Мы будем ждать тебя дома, – сказал Аполлон, надеясь, что его голос звучит спокойно. – Садись в машину. – Я тебя люблю, – сказала Нишель, продолжая прижимать к себе Эмму. – Я тебя люблю. Эмма коснулась головы Нишель и погладила ее волосы. – С нами все будет в порядке, Нишель. Я тебе обещаю. С нами все будет хорошо. – Ты не должна меня утешать! – вскричала Нишель и коротко рассмеялась. – Твой отель находится совсем рядом, – прошептала Эмма, и Нишель показалось, что ей трудно говорить. – Ты до него доберешься? После обучения домашним родам по методу Брэдли Аполлон знал, что, если Эмма в состоянии поддерживать разговор, значит, схватки еще не начались. Это помогло ему немного расслабиться. Даже после того, как Нишель обняла его на прощание и Аполлон повел Эмму вниз по ступенькам, он уже думал о шагах, которые ему предстояло сделать дома. Быстро надуть пластиковую ванную при помощи электрического насоса, вложить внутрь пластиковый вкладыш, прикрепить шланг. Аполлон помнил каждый шаг, он практиковался не меньше дюжины раз за последний месяц. Он знал свою работу, и это его успокаивало. Аполлон еще не закончил разговор с Ким, которая что-то кричала, но, видимо, держала телефон так, что микрофон оказался чуть в стороне. Он постучал по трубке. Эмма цеплялась за перила, они спускались вниз. – Мы идем в метро, – сказал Аполлон. Ким смолкла на середине предложения, очевидно, услышала, что он сказал. – Ты меня слышишь? – спросила она. Ким не стала ждать подтверждения. – Эмма! – закричала она. – Я уже в пути. Держись! Ты справишься! И связь прервалась. Наконец стала понятна причина, по которой Аполлон и Эмма решили рожать ребенка дома. Ким Валентайн переквалифицировалась из детской медсестры и стала акушеркой – после чего начала разговаривать как акушерка. В стиле всех неофитов, она пыталась всех привлечь в свою веру. Ким обращалась к друзьям и прежним сотрудникам, кузинам и случайным женщинам в лифтах. Она даже соглашалась беседовать с телемаркетёрами, чтобы иметь возможность обсудить с ними тему рождения детей дома. Вот почему, когда ее сестра забеременела, Ким сразу заявила, что станет ее акушеркой и роды состоятся дома. У Ким не было своих детей, но она растила Эмму с того момента, как той исполнилось пять лет. С ее мнением следовало считаться. Для Ким имело огромное значение то, что она станет тетей. Только домашние роды для Эммы; и Ким будет ее акушеркой. Все очевидно, и никаких сомнений. Они сообщили о своем решении Аполлону во время позднего завтрака в кафе на Форт-Вашингтон-авеню. У него возникли вопросы, но это было лишь проявлением любопытства, а не сопротивление. К концу дня он уже сидел за компьютером и изучал надувные бассейны для родов. Ким обещала, что устроит ему скидку. Аполлон и Эмма спустились по лестнице до конца и протиснулись через турникет. Им не пришлось долго ждать. Поезд Линии А приехал в рекордное время. Они сели в вагон на Чамберс-стрит, чувствуя, что на них снизошло благословение. Глава 14 Когда Эмма и Аполлон садились в поезд Линии А, они находились в таком возбуждении, что не обратили внимания на других пассажиров. Они даже не заметили, был ли в вагоне еще кто-то. Эмма отказалась сесть и вцепилась в один из поручней, Аполлон встал рядом, чтобы она могла перенести часть веса на него. Двери вагона закрылись, поезд с шипением тронулся, и они услышали, как совсем юный парнишка крикнул: – Время шоу, леди и джентльмены, время шоу! – Время шоу! – повторили сразу три голоса. Эмма застонала. Аполлон не знал, что стало тому причиной – боль от схваток, или она увидела, что четверо мальчишек начали танцевать в вагоне. Группа молодых людей, в основном в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет, работала в Нью-Йоркском метро, как на карнавалах на Среднем Западе. Один занимался записями – музыка была такой громкой, что заглушала стук колес; трое других танцевали брейк, модифицированный для вагонов метро. Парни неплохо зарабатывали на Линии А, но никогда не оказывались так далеко в центре. Обычно они выступали на перегоне от 59-й улицы до 125-й, достаточно долгая поездка, чтобы каждый из команды успел показать все свои трюки и получить вознаграждение от пассажиров. Но сегодня они оказались на Чамберс-стрит, поздно вечером, как раз в тот момент, когда Аполлону и Эмме требовалось немного покоя. Парни сгрудились в дальнем конце вагона, спиной к Аполлону и Эмме. Казалось, прежде чем приступить к обычному шоу, они решили немного потренироваться. – Это невыносимо, – сказала Эмма, когда поезд мчался к следующей остановке. – Я попрошу их выключить музыку, – сказал Аполлон, но, как только он сделал шаг в их сторону, она схватила его за руку и потянула обратно. – Меня стошнит, если я и дальше буду стоять, – сказала она. Поезд выехал из туннеля и подкатил к станции «Канал-стрит». Только теперь Аполлон в первый раз оглядел вагон и обнаружил, что в нем не более десяти человек, считая четверых танцоров. – Если твой мужчина не может это сделать… – спокойно начал один из парней, как актер, репетирующий роль. – Оставь его дома! – ответили трое других. Аполлон понимал, что они не успеют выйти из вагона и пересесть в следующий, пока открыты двери. Он не собирался рисковать, ведь у Эммы могли в любой момент возобновиться схватки. Получалось, что им придется вытерпеть все представление до конца. – Черные парни оголяются? – спросил лидер парней. – Нет, только расслабляются! – хором отозвались остальные. Эмма покачивалась, стоя на месте и надув щеки, потом она поднесла одну руку к губам. Аполлон прижался к ней, чтобы поддержать, пытаясь понять, что они станут делать, если ее стошнит. Кого оставшиеся в вагоне несколько пассажиров будут ненавидеть больше – танцоров или пару, перепачканную рвотой? О, Нью-Йорк. На Западной Четвертой улице Аполлон осторожно опустил Эмму на угловое пластиковое сиденье. Но, как только она села – и весь ее вес начал давить на копчик, – она снова качнулась вперед, и ее лицо напряглось. Сидеть было больно, но, если она встанет, ее вырвет, а им ехать еще десять остановок. Эмма посмотрела на Аполлона, и в ее глазах появилось слегка отсутствующее выражение. – Почему ты ничего не ел, кроме хлеба? – спросила она. – Ты знаешь, как там хорошо кормят? Шутки – это хорошо. Никому и никогда не удавалось пошутить во время схваток. Аполлон снял куртку, скатал ее в шар и подложил Эмме под спину. На платформу с противоположной стороны подошел местный поезд Линии С. Двери открылись, и пассажиры устремились к поезду Линии А. Вагон, только что практически пустой, наполовину заполнился людьми. Как раз перед тем, как двери закрылись, вошли еще трое пассажиров: мать с двумя детьми, девочкой лет девяти и малышом, спавшим в коляске. Она увидела Аполлона и Эмму – двух взрослых потных людей – и быстро окинула взглядом вагон. – Время шоу, леди и джентльмены, время шоу! – кричали парни. Женщина опустила плечи, сдаваясь. Танцоры переместились к центру вагона, и их музыка каким-то непостижимым образом стала еще громче. Большая часть пассажиров вела себя так, словно ничего не происходило, не играла громкая музыка, а четверо молодых парней не совершали невероятные акробатические трюки; впрочем, несколько человек начали возмущаться, когда поезд тронулся с места. Женщина с детьми покатила коляску к местам, расположенным напротив Аполлона и Эммы, что-то сказала своей девятилетней дочери по-испански, и та последовала за ней. Девочка села на свободное место и вытащила из сумки книгу. На мгновение Аполлон подумал, что эта женщина могла находиться в библиотеке Форт-Вашингтон в тот день, когда он познакомился с Эммой. Невозможно, невероятно, но ему захотелось выхватить книгу из рук девочки, чтобы посмотреть, есть ли внутри печать. Девочка не обращала внимания ни на танцоров, ни на Аполлона с Эммой. У нее в руках была книга, и ее все устраивало. Малыш в коляске продолжал спать, и их мать теперь посмотрела на Аполлона и Эмму иначе. Может быть, сначала из-за пота и тяжелого дыхания она решила, что перед ней наркоманы, слетевшие с катушек на Линии А, но она наконец заметила живот Эммы, принялась внимательно за ней наблюдать, и на несколько мгновений их глаза встретились. Эмма слегка подвинулась, когда поезд стал набирать скорость, грохоча, словно американские горки. Вагон тряхнуло, Эмму отбросило на спинку, и ее окатила новая волна сильной боли. Она прижалась лицом к плечу Аполлона, он ее обнял, и сквозь рубашку она почувствовала, что его кожа стала влажной. Аполлон опустил глаза и увидел, что Эмма вытирает подбородок о его рубашку, изо всех сил сжав губы. Они доехали до Четырнадцатой улицы, и парни выключили радио, когда в вагон вошли двое полицейских из Нью-Йоркского департамента полиции. Полицейские знали, чем занимаются парни, но удовлетворились тем, что они перестали шуметь. Поездка от Четырнадцатой до Сорок второй улицы с выключенной музыкой показалась тихой, как в пещере. Эмма старалась успокоить дыхание – два маленьких вдоха, потом один долгий выдох – и сумела войти в состояние медитации. – Мы не можем дождаться встречи с тобой, – прошептал Аполлон. Эмма не могла ему ответить, потому что полностью сосредоточилась на дыхании. Боль пульсировала в ее бедрах и нижней части спины, становилась белым светом, который то приближал ее к началу схваток, то отдалял от них. Их наставница Тоня предложила фразу, которую мог повторять отец, когда у будущей матери начинались схватки. Нечто вроде мантры. Аполлон и Эмма решили, что они будут что-то говорить ребенку. Просто приветствие, которое опишет их волнение и предвкушение, чтобы они сфокусировались на нем, а не на боли. – Мы не можем дождаться встречи с тобой. Кто произнес эти слова, Аполлон или Эмма? Она не была уверена, и, если честно, не знал ответа и Аполлон. Они ехали в вагоне поезда Линии А, въезжавшего на станцию «Пятьдесят девятая улица», но на самом деле находились в другом месте, в своей квартире, оба сидели в ванне, рядом была Ким. Они приветствовали своего ребенка. Им лишь оставалось поймать чудесное мгновение его появления на свет, и все будет в порядке. Поезд остановился, и вагон опустел. В нем осталось столько же пассажиров, как на станции «Чамберс-стрит». Когда двери снова закрылись, в нем было всего несколько человек: Аполлон и Эмма, женщина с детьми и танцоры, считавшие деньги, которые они успели собрать до того, как вошли полицейские. Девять душ. И еще одна на подходе. Поезд отошел от станции, и Аполлон подумал, что последняя часть поездки будет самой трудной, поезд не остановится до Сто двадцать пятой улицы. Самый длинный перегон в Нью-Йоркском метро. Поезд нигде не развивает такой высокой скорости, Аполлон предвидел неизбежные толчки и попытался обнять Эмму так, чтобы стать для нее живым ремнем безопасности, но по мере того, как поезд проезжал Семьдесят девятую, Восемьдесят первую и Восемьдесят шестую улицы, оказалось, что это не имело значения. Единственным утешением стало то, что Эмма впала в состояние транса. Правильное дыхание помогало. Она больше не говорила. Она приближалась к настоящим схваткам, но, к счастью, они уже были рядом с домом. Поезд миновал Сто третью улицу так быстро, что слабый свет станции не успел проникнуть в вагон, и они снова оказались в туннеле. Затем колеса поезда заскрипели, и скорость резко упала. Никаких проблем, обычное дело. Поезд мчался на высокой скорости, и теперь двигался по инерции. Так они доедут до станции на Сто двадцать пятой улице. Обычное дело. И тут завизжали тормоза, и поезд остановился. Аполлон посмотрел в окно, но ничего не сумел увидеть в темноте. В динамиках вагона что-то взвизгнуло, и тут же смолкло. А еще через мгновение свет во всех вагонах погас. Аполлон и Эмма, женщина с двумя детьми и четверо танцоров остались в полной темноте. Глава 15 В классе, где они проходили обучение по методу Брэдли, их наставница рассказывала, что множество женщин рожало детей без помощи современных больниц, акушеров, реанимационных бригад, педиатрических медсестер и, самое главное, без питоцина – так было всегда. Женское тело знает, что именно следует делать, как и у всех других живых существ, и работа акушерки состоит в том, чтобы избавиться от вмешательства двадцать первого столетия. Аполлон и Эмма не были такими же фанатиками домашних родов, как другие: они заранее договорились, что поедут в больницу, если возникнет необходимость. Эмма даже собрала небольшую сумку на этот случай. Они держали ее под кроватью. Тем не менее, объяснила Тоня, классы по обучению методу Брэдли задуманы так, чтобы даже отцы могли в случае необходимости исполнить роль помощника. Аполлон в это верил, когда – с некоторой долей высокомерия – повторял ее слова Патрису во время их беседы на одной из распродаж. Но, будем откровенны, Аполлон Кагва считал, что сумеет сам принять ребенка, поскольку не сомневался, что ему никогда не придется этого делать. Но они оказались в остановившемся поезде, а рядом не имелось ни одной акушерки. Может быть, девятилетняя девочка, больше неспособная читать в темноте свою книгу, окажется аккредитованной повитухой? Или квартет танцоров на самом деле является командой путешествующих акушеров? Хорошо еще, что ребенок в коляске не проснулся. Как такое возможно? Может быть, мать напоила его лекарством от кашля, которое обычно дают детям на ночь? – Охххххххх, – застонала Эмма, и Аполлон так испугался, что едва не прикрыл ей рот рукой. Его тревожили вовсе не приличия, а то, что мог означать новый звук. Они практиковали особый стон в классе. Когда женщина больше не могла дышать от боли, она должна была издать именно такой звук. – Охххххххх. – Эмма снова застонала. В классе одна из будущих мам спросила, как она поймет, что ей следует издать этот звук. Тоня, мать двоих детей, мягко улыбнулась и ответила: «Когда у тебя начнутся настоящие схватки, ты уже не сможешь сдерживаться». – Охххххххх. Когда у тебя начнутся настоящие схватки.