Мужчина в белом халате открыл еще одну дверь в дальнем конце комнаты. – Глория Флауэрс, – произнес он. Глория, подмигнув остальным, вложила комикс обратно в учебник, встала и последовала за лаборантом обратно в коридор. Терри очень понравились эти трое. А теперь из них остались только двое, Элис и Кен. Так они просидели несколько часов. Заполнение бланков оказалось делом трудным и напряженным из-за обилия специальных терминов, но Терри нутром ощутила свою правоту: эксперимент действительно очень серьезный. Бланки были не университетские – их выпустило правительство Соединенных Штатов. Какое-то подразделение под названием «Штаб научной разведки». В документах говорилось, что за разглашение участником эксперимента каких-либо его деталей предусмотрено суровое наказание, вплоть до тюремного заключения. А значит, все, что будет здесь происходить, требовало секретности. Отец Терри и Бекки участвовал во Второй мировой войне и повидал много ужасов. Он никогда не рассказывал об этом при дочерях, но Терри однажды услышала, как он проснулся с криком посреди ночи. Тогда она прокралась к родительской спальне, чтобы узнать, в чем дело, и подслушала, как папа рассказывал маме о концлагере, из которого они помогали вывозить людей уже под конец войны. – Свой собственный народ запихнул их всех, как сардин в бочку, а они худющие, словно скелеты… И это только те, кто выжил. А еще он признался, что ему снятся сны, в которых он сам работает в таком лагере и не делает ничего, чтобы прекратить это. – Ты бы никогда таким не стал, – успокаивала его мама Терри. – Ты просто на такое не способен. – Хотел бы я так думать, – отвечал он, – но уверен: многие из них до войны тоже наверняка считали, что не способны на такое. И жены их думали так же. Но все это могло случиться и у нас. Вот почему я не могу спать. – Нет, у нас такого не могло случиться, – сказала мама Терри. – Я рад, что ты так считаешь, милая. – Я сомневаюсь, что могла бы спокойно жить, если бы считала иначе. И я даже представить не могу, как тебе тяжело, Билл. В тот момент Терри почувствовала к ним обоим огромную любовь. К папе, которому пришлось стать свидетелем таких ужасов, что он начал сомневаться в самом себе. И к маме, которая продолжала верить в него, когда он сам не мог. Отец постоянно смотрел новости, каждый вечер. Он говорил, что очень важно быть в курсе событий. Что право голосовать – это настоящий дар. И что они должны всегда быть начеку, потому что никогда не знаешь, в какой момент наступит твой черед отстаивать свободу. Терри очень серьезно относилась к папиным словам. Бекки и мама считали, что даже чересчур серьезно. Но папа всегда ею гордился. И вот она здесь. Возбуждение и беспокойство сплелись друг с другом в тугой узел, пока Терри читала документы. Дочитав, она поняла, что колеблется. И все же подписала бумаги своим настоящим именем. Стейси не хотела связываться со всем этим, так что Терри придется дальше продолжать самой. Хоть и непонятно как. – Стейси Салливан? – вызвал мужчина в дверях. Ладно, в последний раз еще надо притвориться подругой. Кен взглянул на нее. – Это тебя? Любопытно, что в его устах это звучало как вопрос. – Ах да, – произнесла Терри и вскочила на ноги. И только теперь она поняла, что позвавший ее мужчина – вовсе не тот, который выдавал бланки. Этот был подтянутый и красивый, с аккуратно подстриженными каштановыми волосами и моложавым лицом почти без морщин. Но когда его внимательный взгляд остановился на Терри, по ее коже будто мороз прошел. Мужчина улыбнулся и прищурился. – Мисс Салливан? «Ты просто нервничаешь». Терри рванулась вперед, едва не выронив по пути заполненные документы. Тогда она переложила сумочку под мышку и прижала ею бумаги. – Здесь, – откликнулась она. Сотрудник лаборатории жестом велел следовать за ним. – Нам до конца коридора. Последняя дверь направо. Дверь в большую комнату, заполненную мебелью и оборудованием, была открыта. Недалеко от входа стоял стол для осмотра пациентов. Она задержалась возле него, осматривая остальное помещение. Обстановка немного беспорядочная, но весьма подходящая факультету психологии: две каталки для перевозки пациентов, на стенах – плакаты с диаграммами, и еще довольно странное оборудование с проводами и трубками. Столы и стопки тетрадей на них. В угол втиснут микроскоп – судя по виду, им ни разу не пользовались. Еще она заметила модель мозга: две раздельные половинки бледно-розового цвета, которые можно было разъединять или соединять. – Сядьте, – сказал мужчина, махнув рукой в сторону смотрового стола. У него был властный голос – голос человека, привыкшего командовать. Терри поколебалась, но все же уселась на краешек стола. Ноги болтались в воздухе, будто напоминая, как неустойчиво ее положение. Мужчина стоял, продолжая глядеть на нее. Наконец, когда молчание начало становиться неловким, он произнес: – И ваше имя?.. Прежде чем она смогла решить, как ему ответить, продолжил: – Я знаю, что вы не Стейси Салливан. «Черт. Быстро он». – Как… – сорвалось с языка. – Согласно записям университетского сотрудника, предоставившего нам ее имя, у Стейси Салливан темные кудрявые волосы. Рост один метр шестьдесят сантиметров. Карие глаза. Средний уровень интеллекта. Терри стало обидно за Стейси. – А ваш рост, – продолжал мужчина, – один метр семьдесят три сантиметра, темно-русые волосы и голубые глаза. Моя оценка вашего интеллекта зависит от того, зачем вы пришли сюда, выдавая себя за мисс Салливан, но я возьмусь предположить, что ваши способности выше средних. Итак, кто же вы? Он произнес все это будничным тоном. И хотя Терри ожидала подобный поворот, представляла она все равно другое. – Ну, а вы не тот, кого Стейси назвала лабораторной крысой, – ответила ему Терри и поняла, что это правда. Происходящее совершенно не соответствовало тому, о чем рассказывала Стейси, и этого мужчину никто бы никогда так не назвал. – Не тот, который на прошлой неделе дал ей наркотики, от которых она себя так странно чувствовала. Она поэтому сегодня и не пришла. Итак, кто же вы? Ей стало интересно, ответит ли он. Мужчина покачал головой – возможно, в изумлении. – Я доктор Мартин Бреннер. А то был университетский психолог, работавший по субподряду. Они имеют обыкновение пренебрегать методикой исследования. Вот почему мы берем всю работу в свои руки, – тут он сделал паузу, а затем продолжил – Ваша очередь. Что ж, справедливо. – Я Терри Айвз, соседка Стейси по комнате. – И поэтому я понятия не имею, соответствуете ли вы критериям отбора для этого исследования или нет, – ответил доктор Бреннер. – Я поговорила с теми, кто ждет снаружи. Они откликнулись на объявление в газете. Насколько же строгие у вас критерии? Он молчал, глядя на нее все тем же задумчивым взглядом. Терри продолжила, приободренная тем, что ее до сих пор не выставили вон. Она встала, чтобы быть с доктором лицом к лицу и чтобы он больше не нависал над ней. – Я добровольно пришла на место Стейси, потому что… почувствовала: это исследование важно. А иначе оно выглядит странно. Лаборатории не приглашают женщин студенческого возраста для того, чтобы просто давать им наркотики. По крайней мере не только для этого. – Тогда что это за исследование, по-вашему? – спросил доктор Бреннер. Терри пожала плечами. – Я прочла сопроводительные бланки. И могу сказать только, что, чем бы оно ни являлось… это что-то важное и я хочу быть его частью. – Хм, – в голосе Бреннера слышалось сомнение. – Что мне нужно, чтобы заслужить это право? – спросила она. – Скажите. – Вы не замужем? Лицо Эндрю мелькнуло у нее перед глазами. – Я не состою в браке. – Здоровы? – Я не пропустила ни одной смены в закусочной, где работаю. Он одобрительно кивнул. – У вас когда-либо был сексуальный контакт? Она напряглась. Такие разговоры женщины с незнакомыми мужчинами обычно не ведут. А уж незнакомые правительственные ученые еще меньше подходят для подобных обсуждений. – Увы, от наших участников мне нужна полная откровенность, – произнес он извиняющимся тоном.