– Степ… или как там тебя, какие клады? Какие колты? – Нина задыхалась от возмущения и подступающего страха. – Нин, все улики указывают на тебя. – Одна монета под полотенцем – это все улики? – фыркнула она. – Я тебе не враг, – выдохнул Вася-Степа, протягивая к Нине руку, но она в панике отшатнулась, – я помочь хочу. Я сильно рискую сейчас, перед тобой раньше времени открываясь, но потом будет поздно, я не смогу тебя спасти. Ты хорошая, добрая… – Спасибо, что заметил, – нахмурилась Нина. – Да, хорошая, но попала в тяжелые жизненные обстоятельства и непорядочные люди этим воспользовались. – Это уж точно, – зло сверкнула она глазами. – Подельники твои орудовали на Тамани, так? Нина молчала. – Там их спугнули, они перебрались сюда. Кто-то из них случайно или не случайно встретился с тобой, и ты рассказала, что работаешь в деревухе, где на окраине есть нетронутое поселение. Они примчались, рылись здесь по осени, наткнулись на ювелирную мастерскую, но вскоре ударили морозы, пришлось свернуть раскоп. Димка сказал, что здесь у реки «перелаз» торговый был, броды. Городок богател на торговле, а подельники твои нашли ремесленный угол большой семьи ювелиров. – Они не мои подельники, – перебила его Нина. – Друзья, если тебе так удобней. Весной они вернулись и обнаружили клад из арабских монет и их славянских копий. Местные умельцы копировали дирхемы, и это был их основной заработок, ну а для черных копателей обалденная находка. Ты выступила в качестве сбытчицы и держала связь со скупщиками. – С кем?! – Скупщиками антиквариата. Но две недели назад мы одного из них поймали, и он указал на тебя. – На меня? – Нина расширила глаза. – Актриса ты обалденная, надо было в театральный идти. – Как он мог на меня указать? – в голове не укладывались факты, которыми сыпал оперативник. – Фигуристая девица, среднего роста, с темно-русыми волосами чуть ниже плеч, в очках и с ярким макияжем. Сказала, что доктор из Веселовки, передала скупщику десять монет и медный браслет, намекнула, что если тот найдет канал сбыта, то у нее еще двести пятьдесят монет найдется, – Казачок говорил быстро, словно Нина могла его перебить, но она молчала, переваривая услышанное. – Доктор здесь один, это ты. Уж извини. – То есть, я маскируюсь под очками, – медленно начала Нина, когда он вопросительно уставился на нее, – намазываю в палец толщиной слой тонака, чтобы меня не узнали, а потом как идиотка сообщаю, что являюсь доктором из Веселовки. Где логика? – По словам скупщика, ты все время оглядывалась, нервничала и заявила, что больше так рисковать не будешь, и, если ему надо, пусть лучше сам сначала позвонит, а потом приезжает в Веселовку и ищет доктора в медпункте. – Какая я продуманка, – иронично протянула Нина. – Нин, все указывает на тебя, – Казачок говорил мягко, но настойчиво, – у тебя есть опыт раскопок, и ты имела возможность попасть в нужную тусовку копателей. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– То же мне опыт – в детстве в археологическом лагере несколько смен была… сто лет назад. Да я кроме материка и точки ноль[1] уже ничего и не помню. – А может и помнишь. «Вот гад!» – Может и помнишь, – настырно повторил Казачок, – к этому добавить показания скупщика, плюс – дирхем, найденный у тебя в доме, происхождение которого ты подтвердить не можешь, плюс – ты, возможно, знаешь некоторых парней с раскопа – вы по-приятельски здоровались и беседовали. А если к этому добавить тяжелые жизненные обстоятельства, в которые ты попала… – Да какие у меня тяжелые обстоятельства? Что ты заладил? – возмущенно перебила Нина. – Работа есть, жилье есть, как сыр в масле катаюсь! – Твоя сестрица была замужем за недурным адвокатом, при деньгах, но подловила супруга на измене, разобиделась и, прихватив пацанов, «срулила» к родителям, на алименты из гордости не подает, работу нашла копеечную, а к образу жизни с детьми привыкли безбедному. Родители выдыхаются, чтобы компенсировать, так? – Ты откуда все это знаешь? Теперь Нине не казалось, что она испытывает какие-то нежные чувства к пациенту, наоборот, в это мгновение она уверилась, что ненавидит этого жестокого человека, который рылся не только в ее вещах, но и в ее семье. – Справки навел… пришлось, – кашлянул в кулак Казачок, опуская глаза под ее возмущенным взглядом. – Отец инвалид, вторая группа. Жилплощадь всех разместить не позволяет, это уж ты мне сама рассказала. Чтобы самой не быть обузой родне, ты влезла в программу «Земский фельдшер», взяла деньги, купила полдома. Вот только назад продать его по той же цене уже не сможешь. Старые хозяева, наверное, рады-радешеньки, что втюхали тебе эту бесценную хату. А у тебя так не получится, покупателей здесь нет, для городских дач слишком далеко. Вот и вывод напрашивается – не вырваться, ловушка захлопнулась. Так? Нина молчала. – Женихов нет, разве что подержанные, вроде папаши Алины, подруги приезжают только по большим праздникам, грязь, удобства отсутствуют, развлечений тоже нет, в город на автобусе не наездишься. Спасла бы своя машина, да на зарплату сельского фельдшера разве скопишь? А тут такой простой заработок, и ничего же страшного – ни убийство, ни наркота, подумаешь – монетки. Верно? – Ничего не верно! – просто кипела Нина. Взять и вот так обесценить ее жизнь, да кто ему право такое давал?! – Ничего не верно, мне здесь нравится, меня здесь уважают. Ты хоть знаешь, что такое уважение?! Да откуда тебе знать. Я тебя как родного в дом свой привела, лечила тебя, а ты по моим вещам рылся, компромат на меня собирал. – Я работал, – вышел из равновесия и Васька, – поставь себя на мое место, просто поставь, как я должен был поступить? – На обыск нужна санкция, я не такая темная, знаю. Ты действовал незаконно, – Нина отошла опять к двери, дождь прошел, наступила какая-то оглушительная тишина. – Лучше я, чем официальный обыск, но можешь пожаловаться куда следует, я не против. Нин, я тебе очень благодарен и за лечение, и за приют, я тебе зла не желаю, я помочь хочу. Скажи, кто в лагере из черных копателей, а я знаю, что эти люди в экспедиции. Они не успели раскопать все, началась официальная разведка, в земле еще может что-то быть, а это большой соблазн и очень большие деньги. Но я всех вычислю, разобьюсь, но вычислю… Но тогда будет поздно, я спасти тебя не смогу, пойдешь соучастницей. – Благородным хочешь показаться? Ты сейчас мне все выложил, потому что «момент истины» выбрал, как у Богомолова, читал, или ты только кино смотришь? Я подшофе, разомлела, ты мне про любовь свою несчастную напел, отвлек, а потом бац – я мент, колись. Вас этому учили? – Богатая у тебя фантазия, как я погляжу, – обозлился Васька. – До тебя далеко. Скажи, – Нина с какой-то безнадежностью обернулась к Казачку, – ты в воду холодную полез, чтобы заболеть и ко мне в пациенты попасть? – Нет, это случайно вышло, своим в доску в новой компании хотел стать. Перестарался. – Ничего, премию дадут, – процедила она. – А палец когда порезал? – Здесь специально, – признался Казачок, – следы заметал. – Пострадал на производстве, – хмыкнула она. – Нин, не о том сейчас надо говорить. В этом театре абсурда Нину больше всего угнетало не то, что кто-то искусно ее подставил, и не то, что Степка оказался вовсе и не Степкой; ее ранило, что он не верил ей, прожив с ней несколько дней бок о бок, не понял, какая она на самом деле. Ее искренняя доброта и желание помочь для него лишь коварная уловка – задобрить, отвести подозрения. В душу пробралась черная обида. – Ну, вот что, Кабачок… – Уже не Казачок? – усмехнулся Васька. – Не дотягиваешь, – холодно отозвалась Нина. – У нас еще три дня уколов, их надо доделать. Съедешь завтра к соседям, я поговорю с Гребенкиными, чтобы тебя приняли, я буду приходить колоть. Потом можешь приезжать с официальным обыском. Это все. Я пошла спать, – она отвернулась от дышащей свежестью ночи. – Так значит, – тоже ледяным тоном произнес Васька. – Не бойся, я тебя больше не напрягу, обойдусь и без уколов, не помру. – Как хочешь. «Он что думает, я его уговаривать буду? Больно надо». Васька первым ушел в комнату, Нина услышала шуршание, через несколько секунд он вышел с курткой под мышкой и начал обувать кроссовки. – Ты куда это? – не хотела, но всполошилась Нина. – В машину спать. Освобождаю тебя от своего присутствия. – Хватит дурить, тебе нельзя, осложнение будет. – Сам разберусь, – и он зашагал к автомобилю, щелкнул автоматический замок, хлопнула дверца. Как назло, опять пошел дождь. Допустить, чтобы столько усилий по лечению пропали даром, Нина не могла. Она молча пошла вслед за Васькой, и встала перед машиной, чтобы очертания фигуры хорошо были видны в лобовое стекло. – Иди в дом, – крикнул ей Васька, приоткрыв окно, но она упрямо стояла под струями дождя, прикусив губу и с упреком глядя на обидчика. – Да что ж ты творишь?! – он, тихо матерясь, выскочил из машины и, подхватив Нину под коленки, взвалил на плечо и понес в дом. – Уколы надо доделать, – хрипло бросила она, когда Васька поставил ее в центре веранды. – Хорошо, – обреченно выдохнул он. Она убежала в свою комнату, напоследок громко хлопнув дверью. Через полчаса прокралась в зал, проверить, не ушел ли гость. Тот спал на диване, не раздеваясь и свернувшись калачиком. «Так-то лучше. В смерти моего врага меня никто не упрекнет», – укрыла она его одеялом. Глава XII. Паника и позитив Проснулась Нина поздно, часы показали одиннадцать. Разодрав слипшиеся ресницы, соня посмотрела в окно – яркое солнце напирало на стекло, сообщая, что день обещает быть ясным. «Укол! Проспала!» – Нина побежала в комнату Степки-Васьки. Диван был сложен, а постельное белье оставлено в углу аккуратной стопкой. Гостя нигде не было. Со двора исчезла и машина. Что удивительно, не наблюдалось и следов вчерашней вечеринки: ни пластиковых тарелок и стаканчиков, ни смятых салфеток, ни бутылок и пластиковых баклажек. Оставшиеся апельсины были аккуратно сложены в эмалированный таз, а вычищенный мангал заботливо убран в сарай.