«Лучше б ты действительно уехал, – вздохнула она, – полиция мне не верит и значит будет разрабатывать только эту версию. А что, подозреваемая под боком, улики налицо, ничего больше искать не надо, дело закрыто, премии в кармане, звездочки на погонах. А если попробовать самой, ну ничего же не теряю? Если скупщик не является их сообщником, и к нему действительно приезжала женщина из Веселовки, косившая под меня? Кто подпадает под мои параметры? Алина Рыжова, тоже худая, тоже примерно среднего роста; парик, макияж, и мать родная не узнает. А еще близняшки – учатся на филфаке, это рядом с истфаком, могли пересекаться с парнями историками, закрутить роман, выболтать про поселение. Люся Петрова, бухгалтер поселкового совета и по слухам любовница Рыжова, худенькая, моложаво выглядит и рост мой. И, в отличие от вышеперечисленных, у нее есть мотив – ревность… А еще дачница Лада Валерьевна, правда ей далеко за сорок, но у нее фигура девичья, опять же при хорошем гриме в возрасте уже легко заблудиться. Про ее жизнь вообще ничего не известно, кроме того, что она сдает в Москве квартиру и на эти деньги релаксирует в деревне. Кто она на самом деле? Может искусствовед или историк. Думаем дальше, логически думаем, не спеша. Чтобы подкинуть мне дирхем, нужно иметь доступ к ключу от медпункта. Алина и Люська вполне могли его добыть. Алина могла зайти в правление под предлогом, что разыскивает папу, а Люська там подрабатывает на полставки. А что с остальными? Близняшки за мной несколько раз в медпункт заходили, да и дома бывали, легко могли сделать слепок и с моего ключа. С Ладой Валерьевной посложней, она приходила ко мне всего один раз, обострился хронический отит. Могла сделать слепок? Сложно сказать, возможно. Я бумаги заполняла, а еще вызов на мобильник был, связь плохая и я выбегала во двор. Как-то круг подозреваемых не сужается. Детектив из меня никакой. А начну-ка я… с сыновей Лизы Лисицыной, они «на вольном выпасе», везде бродят, нос свой суют. Мальчишки могли видеть, как кто-то рылся на месте поселения, и описать этих людей. Могут появиться какие-то зацепки. Сделаю укол и пойду к Лизе за молоком». Баба Рая громко охала и ахала, и советовала не дурить, а немедленно мириться. – Ну, пригласил ее там хахаль какой танцевать, – выговаривала она Кабачку, – так она ж просто, из вежливости согласилась. Нина у нас не такая. Чего ж разбегаться? «Вот, значит, какая у нас версия, я вертихвосткой оказалась, а он жертва, ну-ну». Нина наградила Ваську таким красноречиво-укоризненным взглядом, что тот немного покраснел. «Кабачок медленно превращается в помидор», – злорадно обрадовалась Нина. Очень хотелось оттоптаться по его фантазии, припомнив при Гребенкиных, что и он в пляс со студенточками пускался, но Нина сдержалась, зачем переигрывать. Они и так до того вжились в роль, что границы лжи невольно стали стираться, а вымысел лезть в реальность. Выполнив положенные процедуры, Нина простилась со стариками Гребенкиными, и пошла к выходу, Васька выбежал за ней. – Нин, давай помиримся, – вдруг предложил он. «Вот это уж совсем лишнее. Зачем? Чтобы легче меня было дожать?» – Я сотрудничать со следствием не намерена, можешь передать туда, – она показала пальцем куда-то вверх. – Туда, это на МКС? – иронично поднял глаза на пушистое облако Васька. – Я думаю, им не нужно. Нина не ответила и быстрым шагом почти побежала к калитке, но Кабачок оказался проворней, перегородив ей дорогу у самого выхода. – Нина, не переживай, я все выясню, я сумею тебя защитить. – Степ… Вась, я сама себя защищу, а ты работай, – она бочком обошла его и закрыла за собой калитку. Вот так бы взять и закрыть эту нелепую историю, да не получится, разве можно забыть крепкие руки, которые как пушинку несут тебя под дождем? Высыпав в кулек оставшиеся апельсины и прихватив литровую банку под молоко, Нина отправилась к Лизавете. Вчерашний дождь оббил вишневый цвет, дорога была устлана белыми лепестками, на смену вишням и сливам роль солистов весенней увертюры брали на себя яблони, они распускали первые бутоны, разнося по округе тонкий фруктовый аромат. Нина пила воздух жадными глотками. Зачем заглядывать так далеко в будущее, вот он, краткий миг, наслаждайся: маем, свежестью, мягким солнышком, запахами садов и тем, что кое-кто не уехал и даже предложил помириться, корыстно, конечно, преследуя свою выгоду, но тем не менее. Много ли надо для растревоженной души? К огорчению Нины, Лиза была дома одна. – А где мальчишки, я им гостинец принесла? – обвела она большой двор Лисицыных. – Прибегут, к обеду всегда являются, – Лиза копалась на огороде. В отличие от праздной дачницы Нины, Елизавета со старухой матерью содержали двадцать соток пахотной земли, кур, козу с козлятами, корову и двух поросят. Мужики в ее жизнь приходили и уходили, оставляя на память по ребеночку, а кормить многочисленное семейство требовалось. Лиза отмыла в бочке большие натруженные руки, вытерла широким полотенцем и, забрав у Нины банку, пошла в погреб за молоком. – Вот, сегодняшнее, – протянула она гостье. – Как рука у Савелия? Вы чего не приходите на осмотр? – Да зажило как на собаке? Ну, чего там, помирились? – подмигнула Лиза. – Нет, к Гребенкиным съехал, – вздохнула Нина. – Ну и наплюй, значит не судьба, найдешь еще, – как могла, подбодрила Лиза. – Салют видела вчера, толстопузы наши кутили. – Видела, – невесело улыбнулась Нина, – а мальчики видели? – она понимала, что отвлекает Лизу от работы, но очень хотелось поговорить с ее сыновьями, поэтому тянула время. – Им, наверное, интересно было. – Меньшой спал, а старшие смотрели, и я на двор с ними выбегала. С двух сторон бахали. Вот некуда людям деньги девать, за минуту мою зарплату в небо запустили. – Ну, если есть, чего ж не пошвырять, – вздохнула Нина, – сытый голодного не разумеет. – Во-во, – Лиза украдкой бросила взгляд на грядку, и гостья поняла, что пора прощаться. Выйдя за ворота Лисицыных, на углу улицы Нина все же увидела мальчиков, они с гомоном тащили что-то белое и круглое, попеременно вырывая это нечто друг у друга из рук. Нина поравнялась с ребятней. – Привет. – Здравствуйте, тетя Нина, – хором отозвались братья. – А что это у вас такое интересное? – Вот, ­– старший одиннадцатилетний Артем протянул руки вперед и на Нину посмотрела печальная мордочка. – Да это же щенок! – ахнула Нина. Пухлый белый комочек с печальными глазами два раза пискнул. – Есть хочет, – сделал вывод Саввушка. – А где вы его взяли? – Нина пальчиком погладила щеночка между ушей. – За фермой нашли. Самый подходящий момент для начала расспросов. – А скажите, мальчики, – как бы между прочим начала Нина, – вы на месте раскопок, ну, где сейчас археологи роют, были? – А как же, – гордо выпятил грудь Артем, – мне даже копать дяди разрешили. Я целый черепок нашел. – А до того, как здесь раскопки начались, вы там… на месте раскопок раньше людей с лопатами не видели? – Нина замерла, переводя взгляд с одного чумазого лица на другое. – Видели, – шмыгнул носом восьмилетний Коля. – А когда видели? – сердце участилось от подступившего волнения. – Когда это было? – В апреле, после каникул, – уточнил Артем. – И кто там копал? – Так вы же, теть Нин. – Я?! – Нина обомлела, перед глазами запорхали черные мушки. «Что происходит? Может я с ума схожу?» – Ну да, вы там с лопатой ходили. – Вот прямо я, и вы со мной говорили? – Нина в конец разволновалась от масштаба надвигающейся на нее катастрофы. – Нет, мы вам крикнули, а вы в лес пошли. Мы вас догнать не смогли. – Это не я была, с чего вы взяли, что это я? Старшие мальчишки с подозрением исподлобья посмотрели на «странную тетеньку». – Ваш плащ был, – выдал Коля, указывая на розовый плащик Нины, – и волосы такие же. – Но лица вы не видели? – Не помню. – Я тоже не помню, – поддакнул Артем. – Странно, – пробормотала Нина и, не попрощавшись с мальчишками, побрела по улице. – Тетя Нина! – закричал Саввушка ей в спину. – Возьмите щеночка, а то нам мамка не разрешит его оставить. Детские руки всунули Нине пушистый комок, она мимодумно кивнула. Улица расплывалась, все казалось каким-то мутным и нечетким. «Я рылась на раскопе! Меня видели, и может не только мальчики. Я пропала, я пропала!» Глава XIV. Звонок