– Привет, Мартин. Как дела? – Пока что очень скверно. Из голоса Мальма сразу пропали приятельские нотки. – Вот что, Мартин, назревает настоящий скандал. Я только что разговаривал с начальником Центрального полицейского управления. Скорее всего он находился в одном помещении с начальником. Известно было, что тот избегает говорить с людьми, которые способны задавать вопросы и даже прекословить. Особенно не любил он разговаривать с Мартином Беком, который с годами завоевал очень уж большой авторитет. К тому же начальник Центрального полицейского управления страдал манией преследования в тяжелой форме. Уже давно он внушал себе, что растущая непопулярность полиции – следствие нелюбви определенных элементов к нему лично. Причем считал: такие элементы засели и в его собственном ведомстве. – Ты арестовал убийцу? – Нет. – Ты хочешь, чтобы полиция стала посмешищем? «Стала?» – подумал Мартин Бек. – Дело поручено нашим лучшим сотрудникам. И никакого движения. Убийца разгуливает на свободе, дает интервью, а полиция лебезит перед ним. В газетах есть снимок места, где захоронен труп. Все свои сведения о деле Мальм почерпнул в вечерних газетах, все познания о практике полицейского следствия – из кинофильмов. Мартин Бек услышал в трубке какой-то хриплый шепот. – А? – заговорил Мальм. – Да-да. Учти, управление считает, что сделало все от него зависящее. Мы считаем тебя нашим самым искусным следователем после Герберта Сёдерстрёма. – Герберта Сёдерстрёма? – Ну да, а как правильно? Мальм, очевидно, подразумевал Гарри Сёдермана, пресловутого шведского криминолога, который под конец жизни был начальником полиции в Танжере, а в годы второй мировой войны однажды вызвался застрелить Гитлера. Снова какой-то шепот, Мальм тихо кому-то ответил, потом громко сказал в трубку: – Полицию поднимут на смех. Убийца рассказывает газетчикам свою биографию. Скоро он напишет книгу о том, как обманул отдел по расследованию убийств. У нас и без того хватает неприятностей. Что правда, то правда – у полиции хватало неприятностей. Трудности начались около шестьдесят пятого года, когда полиция была подчинена государственным властям. И постепенно развилось государство в государстве, ненавистное для граждан. Недавние исследования показали, что отношение полицейских к гражданам становилось все более нетерпимым и реакционным. Полиция получила власть, какой не располагала за всю историю страны. И обходилась государству дороже, чем полиция любой иной страны. И все равно преступность росла, насилие принимало все более широкий размах. В Центральном полицейском управлении явно не отдавали себе отчета в весьма простой истине: насилие рождает насилие, и зачинщиком фактически выступила полиция. – Ты слушаешь? – спросил Мальм. – Слушаю, слушаю. – Так вот, разыщи этого Бенгтссона и арестуй его. – У нас нет никаких доказательств. – Доказательства найдутся. – Я в этом не так уж уверен, – ответил Мартин Бек. – Если не считать прошлогоднюю неудачу на Бергсгатан, у тебя превосходный процент раскрытых преступлений. И дело ведь яснее ясного. – Он что, смеется? Голос начальника донесся вполне отчетливо. Очевидно, стоявший за спиной Мальма сановник начал терять терпение. С ним это нередко случалось. – Ты смеешься? – спросил Мальм. – Что ты, что ты. Это на линии какие-то шумы. Может быть, твои разговоры подслушивают? Еще один щекотливый предмет, которого не следовало касаться. И Мальм реагировал надлежащим образом: – Сейчас не время для шуток. Пора наносить удар. Немедленно. Мартин Бек промолчал, тогда Мальм продолжил уже не так воинственно: – Ты ведь знаешь, если тебе нужны подкрепления, за нами дело не станет. Новый принцип концентрации сил предусматривает… Мартин Бек знал, что предусматривал принцип концентрации. А именно: меньше чем за час в поселок могут нагрянуть три полицейских автобуса. Принцип концентрации предусматривал также автоматы, снайперов, бомбы со слезоточивым газом, вертолеты, бронированные щиты. – Нет, – сказал он, – подкрепления мне совсем не нужны. – Можно исходить из того, что ты задержишь его сегодня же? – Нет, я не собираюсь его задерживать. Снова неразборчивые переговоры. Наконец Мальм произнес: – Ты отдаешь себе отчет в том, что мы можем прибегнуть к другим средствам? Мартин Бек не ответил. – Если ты будешь артачиться… – добавил Мальм. Мартин Бек слишком хорошо представлял себе, что будет предпринято. Достаточно начальнику ЦПУ позвонить главному прокурору. И даже не обязательно говорить самому, можно поручить это Мальму. – Я считаю, что сейчас нет оснований задерживать Бенгтссона, – настаивал Мартин Бек. – Мы должны положить конец газетной писанине. – С доказательствами жидковато. – Похоже, нам все-таки придется тебя поторопить. – Лучше не надо. В стокгольмском кабинете кто-то хлопнул дверью. Телефон донес этот звук до Мартина Бека. – Не я решаю, – виновато сказал Мальм. – Тебе же лучше будет, если ты позаботишься о задержании Бенгтссона. – Я не собираюсь этого делать. – Что ж, пеняй на себя, – небрежно произнес Мальм. – А что касается доказательств, уверен, ты не подкачаешь. Желаю успеха. – Взаимно, – сказал Мартин Бек. И на этом разговор окончился. Не прошло и получаса после разговора Мартина Бека с Мальмом, как поступило распоряжение: немедленно задержать Фольке Бенгтссона. Сумерки, маленький домик, дощатый курятник, гараж из рифленого железа. И хозяин дома, который невозмутимо забрасывал компост ботвой. Фольке Бенгтссон был одет точно так же, как в прошлый раз. Их появление его не удивило, не испугало, не встревожило и не возмутило. – Привет, Фольке, – поздоровался Рад. – Здорово, – отозвался Фольке Бенгтссон. – Придется тебе ехать с нами. Время пришло. Но торопиться некуда. Можешь переодеться, если хочешь, и собрать вещи. Что там тебе потребуется… Можешь взять у меня сумку, если надо. – Спасибо, у меня есть портфель. Рад помолчал и добавил: – Нет, ты, правда, не спеши. Мы с Мартином пока посидим поиграем в ножницы-кулек-камень.