Рад рассмеялся. – Это у нас так принято говорить. А как вы говорите в Стокгольме? Рукоприкладством? Квартирные беспорядки, выражаясь полицейским языком. Выражение-то какое: квартирные беспорядки. Так или иначе, мне раза два приходилось к ним выезжать. В первый раз удалось его утихомирить. Во второй раз дело было сложнее. Пришлось надавать ему по морде и отвезти в наши роскошные камеры. На Сигбрит было жутко смотреть – огромные синяки, следы от пальцев на шее. Рад теребил свою шляпу. – Так что уж я-то знаю Бертиля Морда… Запойный. А вообще-то он лучше, чем кажется. Видно, любит ее. И ревнует. Хотя я не вижу, чтобы у него был особый повод ревновать. Мне ее личная жизнь неизвестна. Да и есть ли у нее личная жизнь? – А что сам Морд говорит? – Его допрашивали в Мальмё. На семнадцатое число у него алиби. Говорит, в тот день он был в Копенгагене. Ездил на пароме «Мальмёхюс», да… – Тебе известно, кто его допрашивал? – Известно. Инспектор по фамилии Монссон. Мартин Бек не один год знал Пера Монссона и вполне ему доверял. Он прокашлялся: – Выходит, и у Морда не все чисто. Рад задумался. Почесал пса за ухом, потом сказал: – Пожалуй. Но у Фольке Бенгтссона положение куда похуже. – Если и впрямь что-то произошло. – Она пропала. С меня и этого достаточно. Никто из знакомых не может найти этому разумное объяснение. – А как она выглядит? Рад сунул руку в задний карман и достал две фотографии – на иностранный паспорт и цветную, сложенную пополам. Бросил взгляд на них, потом протянул Мартину Беку. Прокомментировал: – Карточки удачные, обе. Я бы сказал, что у нее обычная внешность. Как у большинства. Довольно симпатичная. Мартин Бек долго рассматривал фотографии. Довольно симпатичная… Какое там. Сигбрит Морд была довольно уродлива и нескладна. Остроносая, черты лица неправильные, выражение кислое. Цветная фотография была любительская, отпечатана старательно, с применением ретуши. Сигбрит Морд стояла в рост на пристани, на фоне двухтрубного пассажирского парохода. Манерно щурилась на солнце, приняв позу, которая должна была, как ей казалось, украсить ее. – Совсем свежая фотография, – сказал Рад. – Летом сделана. – Откуда у тебя этот снимок? – Забрал в доме у нее, когда мы делали обыск. На стенку прилепила. Должно быть, понравилась. Он наклонил голову, приглядываясь к фотокарточке. – И правда, карточка хорошая, – продолжал он. – Вот такая она и есть. Славная баба. – Ты никогда не был женат? – неожиданно спросил Мартин Бек. Рад сразу повеселел. – Что, теперь меня решил допросить! – Он рассмеялся. – Основательно работаешь. – Извини – глупый вопрос, конечно. К делу не относится. Мартин Бек покривил душой. Его вопрос непосредственно относился к делу. – Да ничего, отвечу. Крутил я когда-то с одной девчонкой из Аббекоса. Даже помолвка была. Ну прямо скажу, нарвался я… Через три месяца я уже был сыт по горло, а она и через полгода еще не насытилась. С тех пор я предпочитаю собак. Она потом еще троим жизнь отравила. Правда, теперь-то уж давно бабушка. Он помолчал, потом добавил: – Конечно, тоскливо совсем без детей. Иногда. А иногда думаешь, что это даже к лучшему. У нас-то здесь еще жить вроде бы можно, а в целом что-то с нашим обществом неладно. Не хотел бы я в нашей стране детей воспитывать. Еще неизвестно, что из этого вышло бы. Мартин Бек молчал. Его собственный опыт воспитателя сводился в основном к тому, чтобы поменьше ворчать на детей и предоставить им развиваться, так сказать, естественным путем. Результат можно было назвать удачным только наполовину. Дочь славная, самостоятельная и, судя по всему, привязана к нему. А вот сына он никак не мог понять. По чести говоря, сын ему откровенно не нравился. Всегда что-то крутит, врет, в последние годы относится к отцу с явным презрением. Продолжая ласкать пса, Рад спросил с легкой улыбкой: – Можно мне задать контрвопрос? Почему ты меня спросил, был ли я женат? – Сглупил. Впервые с тех пор, как они встретились, Мартин Бек увидел на его посерьезневшем лице намек на обиду. – Неправда. Сдается мне, я знаю, почему ты спросил. – Почему? – Потому что считаешь, что я не смыслю в женщинах. Мартин Бек отложил фотографии. С тех пор как он познакомился с Реей, он не так боялся откровенности. – Ладно, – сказал он. – Ты угадал. – Это хорошо. – Рад рассеянно закурил новую сигарету. – Очень хорошо. Спасибо тебе. Может быть, ты и прав. В моей личной жизни не было женщин. Если не считать матери, конечно, и той рыбачки из Аббекоса. Зазвонил телефон. Рад взял трубку и передал Беку. – Привет, Бек, это Рагнарссон. Мы, наверно, в сто мест звонили, тебя разыскивали. Что там происходит? Начальнику Отдела по расследованию убийств приходится мириться еще и с тем, что ведущие газеты следят, куда и зачем он выезжает. Для этого у них есть платные осведомители среди сотрудников управления. Противно, да ничего не поделаешь. Мартин Бек знал Рагнарссона как относительно честного и порядочного журналиста, чего не мог сказать о представляемой им газете. – Что молчишь, – спросил Рагнарссон. – Пропал человек, – ответил Мартин Бек. – Пропал? Люди каждый день пропадают без того, чтобы тебя привлекали к расследованию. Между прочим, я слышал, что Колльберг тоже выехал. Значит, что-то стряслось. – Может быть – да, а может быть – нет. – Мы высылаем двух человечков. Так и знай. Я за тем и позвонил. Сам понимаешь, не хочется действовать без твоего ведома. Мне ты можешь доверять. Ну, привет. – Привет. Рад явно был озабочен. – Пресса? – Она. – Из Стокгольма? – Да. – Теперь раззвонят. – Еще как. – Что будем делать дальше? – Тебе решать, – ответил Мартин Бек. – Ты здесь все знаешь. – Участок Андерслёв – еще бы не знать. Познакомить тебя с окрестностями? На машине? Только не на патрульной. Моя лучше. – Как пожелаешь. В машине они коснулись трех вопросов. Сначала Рад поделился наблюдением, о котором до тех пор почему-то промолчал. – Вот это почта, а сейчас мы проезжаем автобусную остановку. Примерно здесь Сигбрит видели в последний раз. Он сбавил скорость и остановил машину. – Есть еще одно свидетельское показание.