Егор. С чего начинается моя история? Возможно с того момента, когда Малийский на своём синем фольксвагене девяностых годов с бэушными номерами припечатал меня к стене и сломал позвоночник. Или с осознания того, что я навсегда останусь прикован к инвалидному креслу. А, может быть, именно в тот момент, когда я упал к ногами Софьи Розиной, новенькой ученицы из параллельного класса, закружившей мне голову с первой секунды. Точка отправления — моё сердце, взорвавшееся в моей клетке, когда я лежал на полу и смотрел на девчонку, уверенный в том, что она станет моей. Это повлекло за собой череду событий, которые привели меня к этому невзрачному двухэтажному дому с ветхой дверью и затхлым запахом мочи в подъезде, где под лестницей в отключке лежал какой-то алкоголик. Да, возможно, если бы я где-то что-то сделал по-другому, принял какие-нибудь иные решения, я бы здесь не оказался. Но я здесь, и с этим ничего не поделаешь. Итак, как я и упоминал, всё началось с моей первой встречи с Розиной-младшей. Она затянула меня в свою криминальную жизнь, в которой её псих-бывший пытался уничтожить и меня, и её заодно, потому что не мог вынести, что Соня теперь встречается с кем-то другим. Из-за него пострадал Матвей, получив травму головы, которая постепенно начала сводить его с ума. Парень помешался на мести, и я решил ему в этом помочь. Этот момент тоже стал переломным в моей жизни, ведь откажись я от этой затеи, всё могло бы развиваться по-другому. Но я поддержал друга и в последствии оказался в инвалидной коляске. Отвечая на вопрос Маши Розиной, который она мне задала, когда пыталась отговорить от нашего безумного плана, я могу лишь сказать одно: я тогда понятия не имел, что мне делать со своей жизнью без бокса. Я не мог даже представить, что вообще смогу существовать, прикованный к коляске, и всё время, что я лежал в постели, пока мой позвоночник восстанавливался, я думал лишь об одном: я хотел умереть, потому что больше не видел смысла в своей жизни, и все попытки Розиной хоть как-то меня подбодрить, лишь угнетали. Я не хотел, чтобы она чувствовала вину, каждый раз смотря на меня, не хотел, чтобы она была со мной из-за жалости. Да и лишь один взгляд на неё усугублял ситуацию, каждый раз я думал о Малийском, каждый раз я ненавидел и его, и себя и Розину, потому что меня накрывало отчаяние и безысходность. Ничего не помогало. Любовь к Соне приносила боль, и я оттолкнул её, потому что знал, что рядом с ней ни мне, ни девушке не будет лучше. Но я восстанавливался на удивление быстро. Сидеть я смог уже спустя два месяца, а после операции я полностью встал на ноги спустя полгода, отбросив костыли. Плюс на реабилитацию у меня ушло ещё столько же, я постоянно ходил на массажи, физиотерапию и прочую ерунду, куда меня отправляли родители. А через полтора года я восстановился на сто процентов, и желание снова вернуться в бокс лишь добавляло мне энтузиазма. Не смотря на все советы врача, который каждый раз говорил, что мне лучше оставить спорт и тяжёлые нагрузки, я решил для себя, что во что бы то ни стало докажу всем, что никакие травмы меня не остановят. Я хочу заниматься боксом, и я буду им заниматься. Постепенно я начал тренировки, в тайне ото всех. Сначала пробежки, потом силовые упражнения, а следом и спарринги. Я собирался вернуться в форму как можно скорее и продолжить путь к своей мечте. Я был уверен в том, что стану первым человеком со сломанным позвоночником, который добрался до профессионального ринга. Тело меня не слушалось. Долгий перерыв и травма давали о себе знать, но я не сдавался. И у меня постепенно начинало получаться. Единственное, что постоянно меня преследовало, — это ноющая боль в позвоночнике. А потом о моих стремлениях заниматься боксом узнал мой отец. Он запретил мне вообще ввязывать в это дело и сказал, что если я продолжу тренировки, он перекроет мне все пути на ринг. Я знал, что у него есть связи и что отец действительно может сделать так, что меня не допустят даже к любительским соревнованиям. К тому же в глубине души я понимал, что ни один тренер не возьмётся за меня, если будет знать, что я когда-то ломал позвоночник, и ни одна медкомиссия меня не пропустит. Одно дело, если бы я был уже в профессиональном спорте, если бы на меня был спрос, если бы фанаты требовали моего возвращения… А так. Я никто. И скорее всего, уже все в курсе, что сын Сергея Петровича Штормова, легендарного боксёра, который когда-то выступал на профессиональном ринге, был прикован к коляске. Такое долго не утаишь. И тогда я ушёл. Собрал вещи и свалил, перестав вообще контактировать со своими родителями. В то время предки купили Матвею отдельную студию, чтобы он смог вырваться от родителей и начать жить самостоятельно, и я перебрался к нему. Некоторое время я просто загнивал, совершенно не зная, что мне делать дальше, бродил по улицам и нарывался на драки с местными гопниками, чтобы хоть как-то напомнить себе о том, что я когда-то был неплохим боксёром. Тогда меня и увидела Шершень. У неё был подпольный клуб, где периодически проходили бои без правил, и владелица предложила мне поучаствовать в них. Там делали неплохие ставки, для начала она мне предложила 30 % от дохода за вечер боёв. Это был шанс, который я не хотел упускать, и я согласился. Мне нужны были деньги, адреналин и ринг, а раз я не мог вернуться в бокс, я решил, что по-другому заполню дыру в своей груди. Вскоре я начал набирать популярность и поднимать неплохие деньги, снял квартиру у дряхлой старушенции, которая жила одна и каждый раз, когда я приносил ей деньги за месяц и помогал починить что-нибудь, она клялась, что перепишет квартиру на меня и что после смерти я смогу жить там безвозмездно. Я лишь улыбался. И вот примерно год я уже работаю в «Конечном пункте», довольный тем, как разворачивается моя жизнь, а бокс мне кажется теперь просто детской недосягаемой мечтой. — Что это за место? — Матвей оглядывается, брезгливо следуя за мной по узкой грязной лестнице на второй этаж. Я осматриваюсь, стараясь как можно реже вдыхать тошный запах вони, и останавливаюсь возле одной из двери под номером 27. Шмыгаю носом и нажимаю на дверной звонок. — Нужно кое-что забрать для Шершня, — бросаю я. Друг по собачьи смеётся. — Ты теперь уже на посыльных у неё? — кривится парень. Я знаю, что он недолюбливает мою начальницу, но мне всегда было плевать. Она мне платит за то, что я выхожу на ринг и занимаюсь любимым делом, остальное меня не касается. — Просто просила заскочить и забрать, — пожимаю плечом. — Поэтому ты меня с собой взял? Я ничего не отвечаю. Место, куда мы направляемся. Нет. Человек, в чью квартиру мы сейчас зайдём, может стать последним, кого мы увидим. Я просто перестраховался, когда попросил Матвея помочь мне. Всё-таки если Шершень попросила именно меня прийти в это место, значит, явно что-то может пойти не так, как мы планируем. — Просто будь на чеку, — бросаю я. Слышу шаги в квартире, щёлкает замок, дверь открывается ровно настолько, насколько позволяет ей цепочка. Я вижу парня, выглядывающего из-за преграды. Он ниже меня ростом и глаза у него тошного зелёного цвета. — Я от Шершня. За товаром. Парень медлит, бросает взгляд на моего друга, и я поспешно добавляю: — Он со мной. Ответа не следует. Дверь закрывается — я слышу возню и звон цепочки — а затем открывается полностью. Нас пропускают в квартиру: я первым переступаю порог, скользя взглядом по стенам и морщась от затхлого запаха дыма травки. Качественной травки. Матвей прокашливается позади меня, когда за нами закрывается преграда, и шумно выдыхает. Парень, впустивший нас, протискивается мимо и проходит вглубь квартиры: он коренастый и маленький, похожий на карлика-переростка. Я переглядываюсь с другом и следую за зеленоглазым. Мы неспешно проходим дальше и заходим в гостиную. Шторы здесь занавешены, тусклые лампы освещают диванчик и стеклянный стол, на котором лежат две пачки с порошком. Я надеюсь, что Шершень не послала меня за наркотиками, потому что продавать их в клубе уже перебор. Травка травкой, но кокс уже переходит все границы. Я ей говорил об этом сотни раз, она и без порошка нормально зарабатывает на моих боях. Матвей толкает меня в бок локтём и кивает на наркотики, но я лишь хмурюсь. Не нравится мне здесь. Мы стоим посреди гостиной не больше минуты, наше одиночество прерывает решительно открывающаяся дверь, и мне приходится обернуться. Я вижу парня примерно тридцати лет с лёгкой щетиной и русыми коротко стриженными волосами, почти такими же, какие были у меня во время учёбы в школе. В его губах зажата самокрутка — парень проходит мимо нас и бросает на стеклянный столик запечатанную пачку, что внутри неё я понятия не имею. — Так, это ты Шторм? — спрашивает парень, когда его серые глаза впиваются в меня. Его левая часть губ поднимается в улыбке, но та тут же исчезает. Это больше походит на нервный тик, чем на приветствие. — Ну, да, — прячу руки в карманах. Он знает меня? Ну, конечно. Меня многие знают. — Меня зовут Арчи, — я вскидываю брови. — Арчибальд. Мои родители не блистали умом при выборе имени. Парень говорит криво из-за зажатой в губах самокрутки, ему приходится перехватить её пальцами и стряхнуть пепел прямо на пол. — Я наслышан о тебе, Егор, — Арчи потирает шею, и та противно хрустит. — Хотел с тобой встретиться. Есть к тебе предложение. — Хочешь, чтобы я слил следующий бой? — догадываюсь я. Арчи улыбается. Ну, конечно. Вот, зачем Шершень послала именно меня. Она знает, что я не работаю на постановочные бои. Я либо выигрываю, либо проигрываю. Поэтому все любят мои спарринги, в них нет игры, нет фальша. Если бы она сама меня попросила о том, чтобы я слил следующему противнику, я бы ни за что не согласился. А находясь здесь, я вижу, насколько серьёзный заказчик и как опасно ему отказываться. — Да, — Арчи словно специально кладёт руку на пояс, отодвигая в сторону кофту и показывая припрятанный сбоку пистолет. Этот человек торгует наркотиками, у него полно власти и связей, чтобы уничтожить не только меня, но и Шершня с её клубом. Если я откажу ему… — Не за просто так, конечно, — поспешно добавляет Арчи, видя моё неодобрение. — Я знаю, что ты не играешь на ринге, за это тебе особое уважение. Но мне нужно, чтобы ты слил следующий бой. На него будут большие ставки, и я хочу быть уверенным, что мои деньги окажутся в надёжных руках. Заплачу тебе сейчас двадцатку. Как аванс. После боя отдам двадцать процентов от выигрыша. Поверь, это большие деньги. Один раз можно и подыграть. Я опускаю голову, задумчиво хмурясь. Лёгкие деньги мне не помешают, но слить бой… Чёрт… — А если я смогу выиграть? — смотрю на Арчи исподлобья. — Не проще ли поставить на меня? — Не так всё просто, — он заваливается на диван, широко раздвигая ноги. — Твоим противником будет мой племянник. Это вроде как ему подарок на день рождения, и в то же время бизнес. Я фыркаю. Ну, да. Как я сразу не догадался. Вечно всякие лузеры пытаются пробиться за счёт денег. Ну, что ж. Отказываться всё равно не вариант, а деньги мне пригодятся. — Ладно, — соглашаюсь я. — Один раз. Больше такого не будет. Арчи расплывается в улыбке. — Значит, мы договорились, — он смотрит на карлика-переростка и кивает ему, тот тут же скрывается в другой комнате, а через несколько секунд возвращается обратно. — Твои деньги. И товар Шершня. Передай ей, что мне приятно иметь с ней дело. — Ага, — я забираю две запечатанных пачки и прячу в рюкзак. — Всё? — Да, можешь идти. Парень говорит так, словно вообще не замечает Матвея, но тому это на руку. Я киваю, толкаю друга в плечо и первым направляюсь к выходу. Слить следующий бой? Надеюсь, противник будет не слишком немощным, иначе меня просто засмеют, что проиграл такому слабаку. Здесь уже дело будет не в деньгах, а в уважении и в репутации. Я слишком долго зарабатывал её, чтобы вот так просто лишиться… The Smiths — Asleep