Последние слова Стерна были направлены на то, чтобы заранее подготовить и Горана и Милу к ожидавшему их зрелищу. Дом больше не был домом. Теперь он назывался «новым местом расследования». Примыкающая к нему территория была полностью окружена лентой, сдерживавшей любопытство соседей, которые столпились возле нее с намерением узнать о случившемся. — По крайней мере, журналисты сюда не доедут, — заметил Горан. Они шли по лужайке, отделявшей усадьбу от улицы. В ухоженном саду, где летом госпожа Кобаши собственноручно выращивала сортовые розы, на клумбах красовались великолепные зимние растения. В дверях стоял полицейский и впускал в дом только тот персонал, который имел особое разрешение. Здесь уже были и Крепп, и Чанг со своими оперативными группами. Незадолго до того, как Мила и Горан собирались переступить порог дома, старший инспектор Роке уже покинул виллу. — Невозможно представить… — сказал он, прикрывая рот платком. — Эта история с каждым разом принимает все более ужасный оборот. Как бы хотелось, чтобы мы смогли наконец положить конец этой резне… Господи, они всего лишь дети! — Это излияние, казалось, было абсолютно искренним. — Кроме того, жители уже недовольны нашим присутствием и всячески пытаются воспользоваться своими знакомствами в высоких кругах, чтобы выставить нас отсюда как можно быстрее! Вы понимаете? Вот и сейчас я буду звонить чертову сенатору, чтобы заверить его в том, что мы поторопимся! Мила пробежалась взглядом по небольшой толпе жителей, сгрудившейся на лужайке перед домом. Это был их частный кусочек рая, и всех остальных они воспринимали как оккупантов. Но в углу рая неожиданно открылись ворота в ад. Стерн передал им баночку с камфорой, чтобы смазать ноздри. Мила дополнила ритуал предъявления смерти бахилами и латексными перчатками. Полицейский у двери посторонился, чтобы впустить их. У входа все еще стояли чемоданы с вещами и пакеты с сувенирами. Самолет, перенесший семью Кобаши из солнечных тропиков в этот леденящий февраль, приземлился около десяти часов вечера. Затем на машине они доехали до дому, чтобы вновь окунуться в старые привычки и комфорт дома, который, однако, больше не будет по-прежнему уютным. Прислуга вернется после отпуска только послезавтра, таким образом, они в числе первых переступили этот порог. Ужасное зловоние отравляло воздух. — Именно это и почувствовали Кобаши, как только открыли дверь, — неожиданно произнес Горан. «Одно-два мгновения они в недоумении спрашивали себя, что бы это могло быть, — подумала Мила. — Затем включили свет…» В просторном зале перемещались специалисты из криминальной полиции и команда судмедэксперта, координировавшие свои движения, словно по велению невидимого и загадочного хореографа. Пол из дорогого мрамора безжалостно отражал свет галогеновых светильников. В обстановке дома мебель ультрасовременного дизайна соседствовала с антикварными предметами. Три дивана из замши цвета пыли образовывали квадрат перед огромным камином розового цвета. На диване, что стоял посредине, сидел труп девочки. Ее глаза были открыты — голубые в крапинку. И она смотрела. Этот застывший взгляд был единственным, что в опустошенном лице девочки еще оставалось человеческого. Процессы разложения находились в самой поздней стадии. Отсутствие левой руки придавало трупу несколько наклонное положение. Тело словно вот-вот должно было сползти на бок. На девочке было платье в голубых цветах. Судя по швам и покрою, оно было сшито в домашних условиях и, по всей вероятности, в соответствии с ее размером. Мила заметила выглядывавший из-под платья краешек белого чулка, а также застегнутый на талии на перламутровую пуговицу атласный пояс. Девочка была одета как кукла. Сломанная кукла. Мила не смогла смотреть на это дольше нескольких секунд. Она перевела взгляд на лежавший между диванами ковер с персидскими розами и разноцветными разводами. У нее возникло ощущение, будто эти фигуры шевелились. Мила пригляделась получше. Ковер был полностью покрыт мелкими насекомыми, которые кишели, забирались друг на друга. Мила инстинктивно поднесла руку к ране в плече и сдавила ее. Любой стоящий поблизости наверняка подумал бы, что ей очень больно. Но все было как раз наоборот. Как обычно, Мила искала в боли утешения. Болевой приступ был кратковременным, тем не менее он придал девушке сил, чтобы продолжать оставаться зрителем этого кошмарного представления. Насытившись болью, Мила опустила руку. Она услышала, как доктор Чанг говорил Горану: — Это — личинки Sarcophaga carnaria. Их биологический цикл очень скоротечен, если, конечно, они находятся в тепле. Эти существа необыкновенно прожорливы. Мила понимала, о чем говорил врач, поскольку расследуемые ею случаи исчезновения людей зачастую заканчивались обнаружением трупа. Требовалось не только произвести милосердный ритуал опознания, но и куда более прозаичный, связанный с установлением даты смерти. В разложении трупа, в зависимости от его фаз, принимают участие разные виды насекомых, особенно если тело остается непогребенным. Так называемая «трупная фауна» делится на четыре группы. Каждая из них выступает на определенном этапе видоизменения трупа, которую органическая ткань претерпевает после наступления смерти. В зависимости от биологического вида насекомого можно установить момент наступления смерти. Sarcophaga carnaria — это вид живородящих мух, он относится ко второй группе насекомых, поскольку, как услышала Мила, труп находился в доме не меньше недели. «Альберт воспользовался отсутствием хозяев дома для воплощения своего замысла». — Но есть нечто, что я не в силах понять… — добавил Чанг. — Как этот сукин сын пронес тело мимо семидесяти камер видеонаблюдения и под носом у тридцати сотрудников внутренней охраны, круглые сутки контролирующих территорию? 22 — У нас возникли проблемы с перегрузкой в системе энергоснабжения электрооборудования, — заявил руководитель подразделения внутренней охраны Капо-Альто, когда Роза Сара попросила его объяснить причину произошедшего неделю назад неожиданного отключения электричества, на три часа заблокировавшего работу камер наружного наблюдения; именно тогда, как предполагалось, Альберт и принес труп девочки в дом Кобаши. — И вас не насторожил этот факт? — Нет, мадам… — Понимаю. Женщина ничего не добавила к сказанному, переведя взгляд на галуны капитана, красовавшиеся на его униформе. Фиктивное звание, как, впрочем, и сама его функция. Охранники, в чьи обязанности входило гарантирование безопасности жителей этого района, в действительности были всего лишь бодибилдерами в униформе. Их навыки были получены в ходе трехмесячного платного курса, проводимого полицейскими-пенсионерами неподалеку от местонахождения компании, нанявшей их на работу. Снаряжение охранников состояло из наушников портативной радиостанции и газового баллончика… Поэтому Альберту не составило особого труда обвести их вокруг пальца. Кроме того, в ограждении жилого комплекса была обнаружена брешь диаметром до полутора метров, хорошо замаскированная под толщей растений, обвивавших стену в виде живой изгороди. Этот эстетический каприз привел к тому, что сделал совершенно бесполезной единственную существовавшую в Капо-Альто настоящую меру безопасности. Теперь речь шла о том, чтобы понять, почему Альберт выбрал именно это место и именно эту семью. Боязнь очередной раз оказаться перед лицом нового Александра Бермана подвигла Роке дать разрешение на проведение в отношении Кобаши и его жены допроса в любой форме, включая самую пристрастную. Функция оказания давления на дантиста была возложена на Бориса. Хозяин дома не имел ни малейшего представления об особой системе обработки, уготованной ему в последующие часы. Допрос профессионала не имеет ничего общего с допросом, проводимым обычно в полицейских участках в доброй половине белого света, где все основывается на подавлении подозреваемого путем многочасового психологического прессинга: принудительного лишения сна в сочетании с требованием ответов на одни и те же вопросы. Борис почти никогда не пытался запутать допрашиваемых им людей, поскольку знал, что стресс зачастую оказывает негативное воздействие на свидетельские показания, и это, в свою очередь, способствует массированной атаке на мнение судей со стороны искусного адвоката. Его не интересовали ни имеющиеся в его распоряжении средства воздействия, ни даже попытки подозреваемых, находящихся на пределе психических сил, прийти к соглашению. Нет. Спецагент Борис Клаус старался получить только полное признание. Мила видела его на кухне Бюро, когда он готовился к своему выходу. По сути, это означало не что иное, как настоящее представление, исполнители в котором зачастую менялись местами. Воспользовавшись заведомой ложью, Борис сможет проникнуть за барьер психологической защиты Кобаши. В рубашке с закатанными по локоть рукавами, с бутылкой воды в руках, он прохаживался взад-вперед, разминая ноги: в отличие от Кобаши, Борис ни разу не присядет, дабы возвышаться над ним всей своей массой. В это время Стерн знакомил его со сведениями, оперативно полученными им в отношении подозреваемого: — Дантист избегает уплаты части налогов. У него есть счет в офшорной зоне, на который стекаются все нелегальные доходы его амбулатории, а также денежные вознаграждения, получаемые им практически каждые выходные от участия в состязаниях по гольфу в качестве полупрофессионала… Госпожа Кобаши, наоборот, предпочитает другой тип времяпрепровождения: каждую среду во второй половине дня она встречается с известным адвокатом в одном из отелей в центре города. Само собой разумеется, что адвокат играет в гольф с ее мужем каждые выходные… Эта информация станет ключевой в ходе допроса. У Бориса в распоряжении сотни подобных сведений, которыми он воспользуется в любой подходящий для этого момент, чтобы расколоть дантиста. Комната для проведения допросов, находящаяся по соседству с гостевой, была оборудована задолго до появления самого Бюро. Она была тесной, почти душной, без окон, с единственным выходом, который Борис всякий раз закрывал на ключ, едва они с допрашиваемым оказывались внутри. Затем он клал ключ себе в карман: простой жест, утверждающий его позицию силы. Яркий неоновый свет, раздражающее жужжание лампы — этот звук также является инструментом давления Бориса. Для того чтобы это жужжание не мешало ему самому, он пользуется ватными затычками для ушей. Фальшивое зеркало отделяло эту комнату от другого помещения, имеющего свой собственный вход для доступа других членов следственной группы, присутствующих при допросе. Очень важно, чтобы допрашиваемый всегда находился в профиль к зеркалу и никогда анфас: он должен чувствовать, что за ним следят, не имея возможности обмениваться взглядом со своим невидимым наблюдателем. И стол и стены окрашены в белый цвет: однотонность не позволяет допрашиваемому сконцентрировать на чем-либо свое внимание, чтобы обдумывать вопросы следователя. Одна ножка стула короче остальных: его неустойчивое положение на протяжении всего времени безмерно раздражает подозреваемого. Мила вошла в смежную комнату в тот момент, когда Роза Сара настраивала анализатор голоса — аппарат, позволяющий измерять уровень стресса в зависимости от изменений частоты звучания. Микроколебания вкупе с мышечными сокращениями определяют показатель вибрации в минуту при частоте от десяти до двенадцати герц. Когда человек говорит неправду, количество крови, поступающей к голосовым связкам по причине внутреннего напряжения, уменьшается и, как следствие, снижается вибрация. Компьютер анализирует мельчайшие изменения частоты колебаний голоса Кобаши, разоблачая его в случае лжи. Но наиболее важная методика, которую использовал в своей работе Борис Клаус — и в которой он преуспел, — была та, что основывалась на наблюдении за поведением. После того как Кобаши вежливо предложили дать разъяснения в связи со сложившейся ситуацией, он без предварительного уведомления был препровожден в комнату для ведения допросов. Агенты, получившие задание сопровождать подозреваемого из отеля, в котором он поселился вместе с семьей, усадили его одного на заднем сиденье автомобиля и поехали в Бюро самой длинной дорогой, с тем чтобы внушить ему еще больше сомнений и неуверенности в себе. Ввиду того что речь шла только о неформальной беседе, Кобаши не потребовал присутствия адвоката. Он опасался, что такая просьба вызовет подозрения в его виновности. Это как раз и была та цель, которой Борис добивался. Дантист, оказавшись в комнате для допросов, выглядел измотанным. Мила пристально наблюдала за ним. На мужчине были летние желтые брюки. Вероятно, они были частью костюма для гольфа, который он брал с собой в тропики и который остался теперь на нем в качестве единственного предмета его гардероба. На Кобаши был еще кашемировый свитер цвета фуксии, из выреза которого выглядывала белая рубашка поло. Мужчине сказали, что скоро появится следователь, который задаст ему несколько вопросов. Кобаши кивнул и принял оборонительную позицию, скрестив руки на животе. Борис между тем наблюдал за ним, находясь по ту сторону зеркала: он позволил себе задержаться, с тем чтобы получше изучить подозреваемого. Кобаши заметил лежавшую на столе папку, на которой было написано только его имя. Это Борис оставил ее там. Дантист ни разу не дотронулся до нее и пальцем, равно как ни разу не перевел взгляд на зеркало, прекрасно понимая, что находится под наблюдением. В действительности папка была пуста. — Похоже на приемную кабинета дантиста, не так ли? — сыронизировала Роза Сара, уставившись на незадачливого мужчину за стеклом. Потом Борис произнес: — Ладно, начнем. Он переступил порог комнаты для допросов, поприветствовал Кобаши, запер дверь на ключ и извинился за опоздание. Еще раз он пояснил, что вопросы, которые будет задавать, требуются исключительно для внесения ясности, потом взял папку со стола и, открыв ее, сделал вид, будто что-то читает. — Доктор Кобаши, вам сорок три года, ведь так?