– Спасибо за совет. – Нет, серьезно. Я могу помочь, если хочешь переселиться куда-нибудь поприличнее. Мила вопросительно приподняла бровь: – Уж не к себе ли приглашаешь, спецагент? Он смутился и поспешил оправдаться: – Да нет, я просто могу поспрашивать у знакомых: может, кто готов потесниться. – Я не собираюсь задерживаться надолго, – пожала плечами Мила. Она вытерла лицо полотенцем и нацелилась на принесенный им пакет. Забрав его из рук Бориса, она уселась на кровать, скрестив ноги, и заглянула внутрь. Кофе и круассан, как она и ожидала. Бориса удивил и этот жест, и ее перебинтованные руки. Но он ничего не сказал, а лишь робко поинтересовался: – Голодная? Она ответила с набитым ртом: – Два дня ничего не ела. Если б не ты, я бы сейчас вряд ли нашла в себе силы переступить порог. Мила знала, что не должна говорить такие вещи: звучало слишком ободряюще. Но она не нашла иного способа поблагодарить его, к тому же действительно проголодалась. На лице Бориса засияла торжествующая улыбка. – Ну и как тебе у нас? – спросил он. – Я неприхотлива, так что все нормально. «Если не считать твоей подруги Сары Розы, которая меня практически ненавидит», – но этого Мила вслух не сказала. – Я в восторге от твоей догадки насчет кровных сестер. – Мне просто повезло. Я порылась в детских воспоминаниях. Наверняка и ты делал глупости в двенадцать лет, не так ли? Он растерянно и безуспешно думал, что ответить, и Мила опередила его улыбкой: – Шучу, Борис. – Ну конечно, – отозвался он, покраснев. Мила доела последний кусок, облизала пальцы и набросилась на второй круассан в пакете, который Борис принес для себя, однако при виде такого аппетита протестовать не решился. – Скажи мне вот что, Борис… почему вы назвали его Альбертом? – Это любопытная история. – Он без стеснения сел рядом с ней и начал рассказывать: – Пять лет назад мы столкнулись с очень странным случаем. Серийный убийца похищал женщин, насиловал, душил и подбрасывал нам трупы без правой ступни… – Без правой ступни? – Именно! Никто не мог понять, почему этот аккуратист и чистюля не оставляет следов, кроме вот этой ампутации. А удары, сукин сын, наносит непредсказуемо. В общем, нашли мы уже пять трупов и все никак не могли его поймать. И тут у доктора Гавилы возникла идея… Мила прикончила второй круассан и принялась за кофе. – Что за идея? – Он велел нам искать в архивах все дела, даже самые нелепые или банальные, где фигурировали ступни. Мила озадаченно уставилась на него. Потом высыпала в стаканчик три пакетика сахара. Борис это заметил, поморщился, хотел было как-то отреагировать, но предпочел не прерывать рассказ. – Мне тоже вначале это показалось абсурдом. Но что делать – мы стали рыться в делах и наткнулись на воровство женских туфель, выставленных перед обувными магазинами. Выставляют всего одну туфлю каждого размера и каждой модели, ну, чтоб не воровали, и обычно правую, чтобы покупателям было легче примерить. Мила застыла со стаканчиком кофе в руке – так поразила ее эта интуиция сыщика. – Вы стали караулить в обувных магазинах и поймали вора? – Альберта Финли. Инженера тридцати восьми лет, женатого, отца двоих малолетних детей. У него был загородный дом и фургон для путешествий. – Обычный человек. – В гараже мы обнаружили морозилку, и там были аккуратно завернутые в целлофан пять правых женских ступней. Он для развлечения обувал их в украденные туфли. Своеобразное наваждение фетишиста. – Правая нога, левая рука. Поэтому и Альберт! – Ну да, – кивнул Борис и в знак одобрения положил ей руку на плечо. Мила резко стряхнула ее и поднялась. Молодой полицейский обиженно нахмурился. – Извини, – сказала Мила. – Без проблем. Это было не так, и Мила ему не поверила. Но решила притвориться, что верит. Она снова повернулась к раковине. «Я мигом соберусь, и поедем». Борис поднялся и пошел к двери: – Не торопись. Я подожду тебя в машине. Она проводила его взглядом и посмотрелась в зеркало. – О господи, когда же это кончится? – спросила она себя. – Когда я снова смогу терпеть чьи-то прикосновения? За весь путь к дому Бермана они не обменялись ни словом. Сев в машину, Мила обнаружила включенное радио как намек на путешествие без всякого общения. Борис обиделся, и, возможно, у нее в группе появился еще один враг. Добрались они чуть меньше чем за полтора часа. Жилище Александра Бермана оказалось загородным домиком, утопающим в зелени тихого предместья. Улица была перекрыта. За ограждением толпились любопытные – соседи и журналисты. Взглянув на них, Мила подумала: ну все, началось! В дороге она слышала по радио новости о том, что найден труп маленькой Дебби; упомянули также имя Бермана. Мотив этой медийной эйфории простой: сейчас они зубами вцепятся в этот сюжет и в мгновение ока не оставят камня на камне от жизни Бермана. Его самоубийство равнозначно признанию вины. Поэтому СМИ изо всех сил станут отстаивать свою версию. Они без малейших сомнений уверены в роли этого монстра, и подобное единодушие – их главный довод. Они подвергнут его расчленению так же, как он предположительно поступил со своими малолетними жертвами, и даже не заметят иронии в этой параллели. Они выльют литры крови, дабы новость на первую полосу выглядела аппетитнее. Прочь сдержанность и беспристрастие! А если кто-то посмеет усомниться, они мгновенно выставят свое вечное «право хроники», прикрывая таким образом собственное оголтелое бесстыдство. Выйдя из машины, Мила протолкалась сквозь толпу репортеров и зевак, вошла за ограждение, поставленное силами правопорядка, и направилась к подъездной аллее, ведущей к дому. Несмотря на быстрый шаг, ей не удалось уклониться от слепящих вспышек. На подходе она поймала взгляд Горана, стоявшего у окна. И вдруг ощутила абсурдное чувство вины за то, что он видел, как она подъехала с Борисом, после чего сразу же обругала себя дурой. Но Горан уже снова смотрел внутрь дома, порог которого через минуту переступила Мила. Стерн и Сара Роза с помощью других сыщиков уже развернули оживленную деятельность – сновали взад-вперед по дому, как деловитые муравьи. Они успели все перевернуть вверх дном: просеять ящики через частое сито, обшарить стены, обнюхать каждый угол в поисках улик, которые позволили бы прояснить дело. И вновь Мила не смогла подключиться к обыску: Сара Роза бросила ей прямо в лицо, что она не более чем наблюдатель и на большее права не имеет. И Мила стала осматриваться, держа руки в карманах, чтобы не давать объяснений по поводу забинтованных рук. Ее внимание привлекли фотографии. В элегантных ореховых и серебряных рамках повсюду стояли и висели десятки снимков, представляя счастливые моменты жизни Бермана и его жены. Жизни, которая была уже далека и казалась невозможной. Они много путешествовали, отметила Мила. В каких только краях не побывали! Но, по мере приближения к настоящему времени, по мере старения, выражение их лиц изменялось. Что-то стоит за этими снимками, это несомненно. Но что – она пока не поняла. При входе в дом ее охватило странное ощущение, которое теперь, кажется, стало проясняться. Чье-то присутствие. Среди сновавших по дому агентов обнаружилась еще одна наблюдательница. Мила узнала ее по фотографиям: Вероника Берман, жена предполагаемого убийцы. Она тут же поняла, что эта женщина с характером. Она держалась с гордым достоинством, в то время как чужие люди рылись без спросу в ее вещах, бесцеремонно нарушая их личный характер и святость воспоминаний. В ней не было смирения, лишь молчаливое согласие. Она выразила старшему инспектору Рошу свою готовность сотрудничать, хотя и утверждала, что все эти чудовищные обвинения против ее мужа беспочвенны. Мила долго наблюдала за ней, пока нечто другое неожиданно не отвлекло ее внимание. Коллекция забальзамированных бабочек, занимавшая целую стену. Они хранились в стеклянных рамках. Были среди них и странные, и совершенно изумительные экземпляры. Под каждой вывешена медная табличка с выгравированным именем и местом обитания. Самые великолепные происходили из Африки и Японии. – Они так прекрасны, потому что мертвы. Это сказал подошедший Горан, который стал рассматривать стену вместе с ней. Сегодня на нем был черный пуловер и вигоневые брюки. Воротничок рубашки с одной стороны выглядывал из выреза пуловера. – Перед такой картиной мы забываем главное и очевидное. Эти бабочки больше не взлетят. – Это неестественно, – согласилась Мила. – Но так завораживает. – Именно так действует смерть на отдельных личностей. Отсюда и серийные убийцы. Горан сделал почти незаметный жест, но его было довольно, чтобы вся группа мгновенно собралась вокруг него. Признак того, что, несмотря на занятость, они не упускали его из виду, ожидая, когда он что-нибудь скажет или сделает.