И не только потому, что шестая девочка заплатила более высокую цену, чем остальные. «Он искусственно замедлил кровопотерю, чтобы смерть была долгой. Не иначе хотел насладиться зрелищем». Нет, тут что-то иное. Отчего убийца изменил свой modus operandi? Как и тогда, на совещании с Чаном, Мила почувствовала щекотку в основании шеи. До бунгало оставалось всего несколько метров, и она сосредоточилась на этом ощущении, уверенная, что на сей раз уж точно сумеет его ухватить. Погруженная в свои мысли, она споткнулась о какую-то неровность на земле. И тут она услышала шорох. Быстрый шорох за спиной мгновенно рассеял ее размышления. Шаги по гравию. Кто-то копирует ее поступь. Идет шаг в шаг, чтобы подкрасться незаметно. Стоило ей споткнуться, преследователь сбился с ритма и обнаружил себя. Мила не растерялась и не замедлила шаг. Звук шагов преследователя снова совпадал с ее шагами. Предположительно он где-то метрах в десяти от нее. Мила начала перебирать варианты. Пистолет доставать из кобуры бесполезно: если он вооружен, то успеет выстрелить первым. Сторож, подумалось ей. Комнатка была пуста, а телевизор работал. «Может, от него уже избавились. И теперь моя очередь?» До порога бунгало два шага. Надо решаться. И она решилась. Выбора все равно нет. Порылась в кармане в поисках ключа и быстро проскочила три ступеньки. Дверь открылась со второй попытки; сердце ухнуло куда-то вниз – и вот она уже в комнате. Она вытащила пистолет, протянула руку к выключателю. Загорелась лампа у кровати. Мила не двинулась с места, вытянувшись как струна, придавив дверь плечами и до предела напрягая слух. «Не напал, однако», – подумала она. Ей почудились шаги по дощатой площадке под навесом. Борис говорил ей, что здесь для всех дверей один и тот же ключ, – хозяину надоело менять замки, поскольку неплательщики уезжают, забрав с собой ключ. «Тот, кто шел за мной, тоже знает это? Возможно, у него есть ключ, как и у меня». Она решила: если он попытается войти, она сможет захватить его врасплох. Согнув колени, она соскользнула на заляпанный палас и ползком добралась до окна. Оперлась на стену и вытянула руку, чтоб открыть его. Петли застыли от холода. С трудом она все-таки сумела распахнуть одну створку и поднялась на ноги. Одним прыжком она очутилась на улице, снова в темноте. Перед ней был лес. Верхушки высоких деревьев раскачивались синхронно, ритмично. Сзади мотель окружала бетонная дорожка, соединявшая между собой все бунгало. Мила вышла на нее, пригнувшись и стараясь уловить любое движение вокруг себя. Быстро миновала соседнее бунгало и еще одно. А затем остановилась в узком пространстве, отделявшем один домик от другого. Теперь надо высунуться, нужно увидеть, что делается под навесом ее бунгало. Однако это риск. Она обхватила пистолет обеими руками, усиливая нажим; про боль от ожогов она совсем забыла. Быстро сосчитала до трех, сделала три глубоких вдоха и выглянула из-за угла с нацеленным стволом. Никого. Не может же быть, что все это ей причудилось? Она уверена, кто-то ее преследовал. Кто-то, умеющий бесшумно двигаться за мишенью, скрывая звук своих шагов. Хищник. Мила оглядела площадку в поисках врага. Не иначе улетучился с ветром под аккомпанемент оркестра деревьев, обступивших мотель. – Простите… Мила отскочила назад и уставилась на человека, не поднимая оружия, парализованная этим простым словом. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы узнать сторожа. Он понял, что напугал ее, и повторил: – Простите. – На сей раз извиняющимся тоном. – В чем дело? – отозвалась Мила, все еще не в силах унять бешеное сердцебиение. – Вас к телефону. Сторож указал на свою клетушку, и Мила направилась туда, не дожидаясь, когда он укажет ей дорогу. – Мила Васкес, – сказала она в трубку. – Добрый вечер, это Стерн. Доктор Гавила хочет вас видеть. – Меня? – удивленно, однако с ноткой гордости переспросила она. – Да. Мы позвонили полицейскому, который отвозил вас утром. Он возвращается за вами. – Хорошо, – озадаченно ответила она. Стерн больше ничего не добавил, и она решилась спросить: – Есть новости? – Александр Берман кое-что скрыл он нас. Борис пытался настроить навигатор, не упуская из виду полотно дороги. Мила неподвижно глядела перед собой и молчала. Гавила поместился на заднем сиденье, кутаясь в поношенное пальто и прикрыв глаза. Они едут в дом сестры Вероники Берман, где она прячется от репортеров. Берман пытался что-то скрыть. К такому выводу Горан пришел на основе записи на автоответчике: «Э-э… Это я… Э-э… У меня мало времени… Но я все равно хочу тебе сказать, что сожалею… Обо всем сожалею… Надо было раньше сказать, но я не решался… Прости, если можешь. Это я во всем виноват…» По распечаткам они установили, что Берман звонил с поста дорожной полиции примерно тогда, когда был обнаружен труп Дебби Гордон. Горан вдруг спросил себя, почему человек в положении Александра Бермана, с трупом в багажнике и с намерением лишить себя жизни при первом же удобном случае, отправил жене подобное телефонное послание. Серийные убийцы не оправдываются. А если и оправдываются, то не потому, что испытывают чувство вины, а просто хотят создать себе иной имидж, что свойственно их натуре мистификаторов. Их цель – замаскировать истину, окутать ее дымовой завесой, какой окутаны они сами. Но у Бермана все иначе. В его голосе слышалась какая-то поспешность, словно он торопился довести что-то до конца, пока не поздно. И за что он просил прощения? Горан пришел к убеждению, что все это относится только к его отношениям с женой, и больше ни к чему. – Будьте добры, доктор Гавила, повторите, пожалуйста. Горан открыл глаза и увидел Милу, которая, обернувшись, смотрела на него в ожидании ответа. – Возможно, Вероника Берман что-то про него узнала. И это стало причиной ссоры между ней и мужем. Я думаю, он просил у нее прощения за это. – А почему это так важно для нас? – Я не уверен, что так уж важно. Но человек в его положении не станет терять время на примирение с женой, если не преследует дальнейшую цель. – И что это за цель? – Возможно, жена сама не отдает себе отчета в том, что знает это. – А он своим звонком решил урегулировать размолвку, чтобы жена не докопалась и не сообщила об этом нам? – Да, я так думаю. Вероника Берман добровольно сотрудничает со следствием. Не думаю, что она стала бы скрывать от нас какие-то сведения, которые не имеют отношения к обвинению против ее мужа, а касаются только их двоих. У Милы наконец прояснилось в голове. Криминолог тоже не склонен успокаиваться на достигнутом. Надо прежде все проверить. Поэтому Горан пока ничего не сообщил Рошу. Они надеются выяснить какие-то важные подробности из разговора с Вероникой Берман. Борис, большой специалист по опросу свидетелей и причастных лиц, мог бы провести с ней неформальный разговор. Но Горан решил, что с женой Бермана повидаются только они с Милой. Борис смирился с этим как с приказом шефа, а не какого-то штатского консультанта. Но его враждебность по отношению к Миле усилилась. Он не мог понять, почему она должна участвовать в допросе. Мила чувствовала напряжение и в самом деле не очень понимала, почему Гавила предпочел ее Борису, предоставив тому лишь проинструктировать ее, как вести разговор. Что он и делал до сего момента, то есть когда начал сражаться с навигатором, отыскивая место назначения. Мила вспомнила реплику Бориса, когда Стерн и Роза набрасывали портрет Бермана: «Прямо глаза слепит. Уж больно чистенький». Да, в такой идеальный облик поверить трудно. Как будто он специально подготовлен для кого-то. «У всех есть свои секреты, – мысленно повторила Мила. – В том числе и у меня». Всем есть что скрывать. Отец говорил ей в детстве: «Все в носу ковыряют. Некоторые стараются ковырять, когда никто не видит, но ковыряют все». Какой же секрет был у Александра Бермана? И что знает его жена? Как зовут девочку номер шесть? Они прибыли на место уже перед рассветом. Городок вклинился между небольшой церковью и изгибом дамбы; окна всех домов смотрят на реку. У сестры Вероники Берман квартира над пивной. Сара Роза по телефону предупредила ее о визите. Как и следовало ожидать, жена Бермана не выказала протеста и не собиралась утаивать сведения. А предупреждение должно было убедить ее в том, что речь идет не о допросе. Но Веронику не интересовали реверансы спецагента Розы; она бы, наверное, смирилась и с допросом третьей степени. Госпожа Берман приняла Милу и Горана, когда на часах еще не было семи утра; ее, казалось, нисколько не смущали тапочки и халат. Она проводила их в гостиную и угостила только что сваренным кофе. Мила и Горан уселись на диване; Вероника опустилась на краешек кресла; у нее был потухший взгляд человека, не способного ни спать, ни плакать. Руки она сцепила на животе, и лишь по ним Горан понял, как она напряжена. Комната была освещена теплым желтым светом лампы, прикрытой старым шарфом; от аромата цветов на подоконнике веяло уютом. Сестра Вероники подала кофе и унесла пустой поднос. Они остались втроем, и Горан предоставил говорить Миле. Вопросы, которые она должна была задать, требовали большого такта. Мила медлила, прихлебывая кофе. Она решила не торопиться, дать женщине возможность полностью снять оборону. Борис предостерег ее: порой довольно одной неверной фразы, чтобы собеседник замкнулся и прекратил всякое общение. – Госпожа Берман, простите, что мы свалились вам на голову в такой час. Мы понимаем, как вы устали. – Ничего страшного, я привыкла рано вставать. – Мы бы хотели прояснить характер вашего мужа. Только поняв, что он за человек, мы сможем составить представление о степени его причастности. А в этом деле, поверьте, еще столько темных мест. Расскажите нам о нем. Вероника ничуть не изменилась в лице, разве что взгляд стал чуть жестче. – Мы с Александром, – начала она, – познакомились еще в лицее. Он был старше меня на два года и играл в хоккейной команде. Игрок он был не бог весть какой, но все его любили. Моя подруга была с ним в одной компании, через нее и я с ним познакомилась. Мы начали вместе проводить время, но в компании, как друзья. Между нами тогда ничего еще не было, мы даже не думали, что нас может связывать что-то, кроме дружбы. Думаю, он не смотрел на меня как… ну, как на будущую невесту. Да и я тоже. – Это пришло позже? – Да. Странно, правда? По окончании лицея мы потеряли друг друга из виду и несколько лет не встречались. От общих друзей я знала, что он учится в университете. Потом он вдруг снова появился в моей жизни. Позвонил и сказал, что обнаружил мой телефон в записной книжке. Впоследствии я узнала, что он защитил диплом, вернулся в наш город и стал расспрашивать общих друзей обо мне. Слушая ее, Горан подумал, что Вероника Берман не просто отдается ностальгическим воспоминаниям, но рассказывает с определенной целью, словно подводит их к какому-то месту, где они найдут то, зачем приехали. – И с того момента вы начали встречаться, – сказала Мила. Горан с удовлетворением отметил, что присланная к ним женщина-полицейский, вопреки инструкциям Бориса, не задает Веронике вопросы, а высказывает свои соображения, предлагая дополнить или уточнить их. Таким образом между ними сразу же завязалась беседа, а не допрос. – И с того момента мы начали встречаться, – повторила жена Бермана. – Александр активно ухаживал за мной, уговаривал выйти за него. И в конце концов я согласилась. Горан сосредоточился на последней фразе. Она резанула слух как ложь или хвастовство, поспешно вставленное в рассказ в надежде, что никто этого не заметит. Это свойство он подметил еще с первого раза. Вероника не красавица и, вероятно, никогда ею не была. Да и женственностью особой не отличается. Александр же был видный мужчина. Голубоглазый, улыбчивый, явно знавший о своем обаянии. Криминалисту не верилось, что он так уж уговаривал Веронику выйти за него замуж.