– За дурака вы меня держите, или как? – удивился Цент. – Никто не уйдет с моих глаз. Ясно? Вова понял, что сейчас разразится катастрофа, и он совершит грязное дельце на глазах своей возлюбленной. Если Катя увидит все это, она никогда не захочет быть с ним. Он бы, на ее месте, не захотел. – Я вас прошу! – рыдал он. – Войдите в мое непростое положение! – Нет! – отрезал Цент. – Если приспичило, то устраивайся здесь, у меня на виду. Или так, или терпи. Терпеть уже было невозможно, и Вова, мысленно прощаясь с надеждой на большую и чистую любовь, выбрал меньшее из двух зол. Оно было ненамного меньше другого зла, но все же меньше. Он едва успел спустить штаны и присесть, как слабительное показало свою силу. Вова выпил минералки больше всех, вот и доза коварного препарата ему досталась лошадиная. Точнее – слоновья. Такого позора Вова прежде не переживал, и очень надеялся, что не переживет никогда. Напрасно наделялся. Первым над ним засмеялся бездушный изверг Цент. Прямо-таки захохотал, глядя на сидящего на корточках юношу с красным от стыда и мокрым от слез лицом, из которого со свистом и грохотом вылетали последствия передозировки слабительным средством. Второй засмеялась Машка. Следом за ней Таня, а потом Саша с дядей Геной. Катя крепилась долго, но когда она залилась звонким хохотом, Вове реально расхотелось жить. Лишь одного человека не насмешило чужое унижение – Владика. Тот вообще не понимал, что тут смешного. Ну, ему было ясно, почему ржет Цент – тот всегда любил посмеяться над чужим горем. Но с остальными-то что? Или они думают, что сами никогда не окажутся в такой же ситуации, как несчастный Вова? Если так, они плохо знают Цента. – Да отоприте вы уже, наконец, эту дверь, пока Вова бесстыдник не загромоздил все подступы! – сквозь смех потребовал Цент. Дядя Гена и Саша навалились на колесо, и то медленно сдвинулось с мертвой точки, издавая отвратительный визг и скрежет. Они провернули колесо трижды, затем потянули его на себя. Взвыли ржавые петли, и толстая дверь медленно приоткрылась. Пока все смотрели на черный прямоугольник входа, Вова быстро подтерся листиками с ближайшего куста, и попытался принять самый невинный вид, дескать, ничего не случилось. – Идем внутрь, – скомандовал Цент. – Вы первые, мы за вами. – Всем идти необязательно, – намекнул дядя Гена. – Я мог бы один показать вам все, а остальные…. – Останутся валяться здесь, зверски убитые, – закончил за него Цент. – Мне что – сто раз повторять? Живо все внутрь! Почти сразу за дверью начиналась железная винтовая лестница, уводящая куда-то во тьму. К счастью, участники экспедиции захватили с собой фонарики. Ступени и перила были покрыты толстым слоем бурой ржавчины, которая явно указывала на то, что уже многие годы нога человека не ступала в это подземелье. Звуки шагов эхом скатывались вниз и терялись в загадочных глубинах. На бетонных стенах колодца сверкали капли конденсата. – Как давно построили этот бункер? – спросил Цент. Голос его прозвучал непривычно глухо, будто он произносил речь, сидя в пустой бочке. – Я точно не знаю, – признался дядя Гена. – Давно. Еще в пятидесятые годы. – А консервы с тех пор не испортились? – забеспокоился Цент о самом дорогом и милом сердцу – о еде. – Запас пищи периодически обновлялся. В последний раз это случилось в конце перестройки. Но ты не волнуйся, эти консервы могут храниться сотни лет. – Хорошо бы, – произнес Цент. – Прямо не терпится их отведать. – И тогда ты нас отпустишь? – уточнил дядя Гена. – Конечно. Как и договаривались. Как же приятно было иметь дело с наивными лопухами. Они, похоже, действительно верили в то, что он позволит им уйти. Им, единственным, кому известно местоположение бункера. Цент едва не рассмеялся. Ну, да, размечтались. Уйдут они, как же. Если только на тот свет. Заодно подумал, что под горячую руку можно ликвидировать и Владика. Программист слишком много ел. По винтовой лестнице они спустились в глубину метров на двадцать, и очутились в большой бетонной комнате, где не было ничего, только одна дверь, большая, железная, и, похоже, очень толстая. На полу ворсистым ковром раскинулся слой пыли, в углах свисали клоки паутины. Дядя Гена подошел к двери, ухватился за ручку и крутанул ее. Та провернулась удивительно легко. Похоже здесь, на глубине, смазка не вытекла и не выпарилась из механизмов, и они по-прежнему исправно функционировали. Цента снедало нетерпение. Скорее бы увидеть сокровище – тысячи банок с тушенкой, и все они его, только его. О, он славно устроится здесь. Бункер старый, но просторный. Если провести здесь генеральную уборку, кое-что подкрасить, наклеить обои с веселенькими цветочками, завезти мебель, бытовую технику и генераторы, можно жить и горя не знать. Он бы стал властелином тушеночного подземелья, восседающим на троне, отлитом из пустых консервных банок, а Владик его страдающим от карательного недоедания рабом. За дверью протянулся длинный и широкий коридор. Цент заметил на потолке полусферические колпаки ламп, и пришел к выводу, что где-то в бункере есть источник электроэнергии. Он, вероятно, давно вышел из строя, да и топливо для него едва ли сохранилось. Но когда-то все здесь заливал свет электрических ламп. В их свете эти рукотворные пещеры определенно выглядели уютнее, чем теперь. Коридор вывел их в следующее помещение. Это было то самое распутье, с тремя дверьми на выбор. – Сюда, – сказал дядя Гена, указав на одну из дверей. – За ней склад с тушенкой. Я могу…. Он не успел договорить. Цент оттолкнул его с дороги, и сам бросился к двери. Когда речь заходила о консервах, посредники ему не требовались. – Здравствуйте, мои дорогие! – пропел он, распахивая дверь. – Я так по вам…. Он успел увидеть главное – никаких консервов внутри нет. Совсем. А в следующее мгновение кто-то мощно лягнул его ногой в зад, и Цент с криком полетел вперед. Перед ним возник старый фанерный стол. Цент врезался в него, опрокинул, и сам кувыркнулся через него, больно врезавшись плечом в холодную бетонную стену. Не успел опомниться, как услышал возмущенные крики Машки и скулеж Владика. Тех схватили, и впихнули следом за ним. А затем дверь с грохотом захлопнулась, и Цент прекрасно расслышал, как лязгнул запорный механизм замка. – Вот и верь после этого людям, – мрачно произнес он, поднимаясь на ноги. Они очутились в небольшой комнате, где, помимо стола, вдоль стен выстроились старые желтые шкафы, на полках которых громоздились папки, пухлые от набитых в них бумаг. На стене висел большой портрет, запечатлевший какого-то нерусского пожилого мужика с усами. Рядом с ним красовался плакат, на котором жизнерадостные рабочие вкалывали за еду, а сияющие счастьем крестьяне ишачили за трудодни. Была и надпись, зовущая вперед, к победе чего-то там над чем-то этим. Цент даже читать не стал. Машка и Владик в четыре хилых кулачка барабанили в запертую железную дверь, и хором просили выпустить их. – За что вы так с нами? – искренне возмущалась Машка, демонстрируя эталонную девичью память. – Мы ничего плохого вам не сделали. – Простите нас! – выл Владик, разбрызгивая слезы на метр перед собой. – Мы больше не будем! – Замолчите! – негромко приказал им Цент. Спутники повернулись к нему. На их лицах он прочел боль и отчаяние. А конкретно на лице Владика еще и глупую надежду на то, что все это какая-то шутка, и сейчас их новые друзья отопрут дверь, после чего все они дружно посмеются над этим. – Почему они это сделали? – спросила Машка. Цент испустил тяжкий вздох, и вымолвил горькие слова: – Нас кинули. Как лохов. – Что они хотят сделать с нами? – дрожащим голосом спросил Владик. – Ничего, – пожал плечами Цент. – Просто оставят здесь. – Надолго? Цент посмотрел на программиста, и невесело усмехнулся. – Навсегда, Владик, навсегда. – Как это – навсегда? – вздрогнул тот. – Но ведь…. Ведь если они бросят нас здесь навсегда, мы…. – Умрем, – закончил за него Цент. – Все верно. В этом и заключается их гнусный план. – А как же наш уговор? – простонала Машка. – Мы же с ними договорились. – Увы, они оказались бесчестными людьми, – вынужден был признать Цент. – Не захотели играть по правилам. – И что же с нами будет? – спросила Машка. – Что? Неужели…. Тут она обхватила голову руками и горько заплакала. Спустя секунду к ней присоединился Владик. Цент заткнул пальцами уши, чтобы не слышать хоровую истерику двух малодушных девок. А в это время, по другую строну двери, люди торжествовали победу. Все поздравляли друг друга и хвалили дядю Гену за ловко придуманный им план. – Я думал, ты и вправду отведешь их к бункеру с консервами, – смеясь, сказал Саша. – Будь такой бункер, и знай я о нем, мы бы уже давно были там, – ответил дядя Гена. – А это место? – спросила Таня. – Что оно такое? – Да какой-то заброшенный секретный объект. Мне о нем давным-давно рассказал приятель. Наплел об этом месте каких-то небылиц, чисто страшилок пионерских. Ну, он тогда пьян был, вот и врал всякое. А, не важно. Самое главное, избавились от этих отморозков. – И как мы с ними поступим? – спросила Катя. – Мы что, просто оставим их здесь? – Они обошлись бы с нами не лучше, – вздохнув, ответил дядя Гена. – Они это заслужили! – отчеканил Саша. – Тетю Лену убили. Козлы! – Но не все они плохие, – возразила Таня. – Эта девчонка, Машка, она не злая. – Она-то Ленку и шлепнула, – мрачно напомнил дядя Гена. – Случайно ведь. Ну, она так сказала. – Не важно, случайно или нет, – отмахнулся Саша. – Мы не можем их отпустить. Особенно этого Цента. Да он ведь нас пытать собирался. Пытать, а затем убить. Господи! – Боюсь, это так, – согласился с Сашей дядя Гена. – Придется оставить их здесь. Это жестоко, знаю. Но и времена сейчас жестокие. – Ну, хорошо, – согласилась Таня, а Катя молча кивнула головой.