Тут девушки снизили громкость голосов, долго о чем-то шушукались, а затем вновь оглушительно рассмеялись. – Бабы, кончайте визжать! – ворчливо потребовал Цент. – У меня от вас уже голова болит. Девушки опять стали шушукаться, время от времени озорно хихикая. Владик слышал лишь обрывки фраз. Вдруг он с ужасом понял, что речь зашла о нем. Девушки обсуждали его, и, как ему показалось, отзывались о нем намного хуже, чем о Вове. Всего Владик не слышал, он, по сути дела, почти ничего не слышал, потому что Цент, дабы спасти свои уши от женского трепа, включил любимый шансон про волков, козлов и несчастного мальчугана-уголовника, получившего от матери-старушки слезное письмо. Слышать не слышал, но сам все успешно додумал. Девушки насмехались над ним, унижали его, втаптывали его в грязь. Владик весь изошел на страдания. Это было невыносимо. Пусть бы над ним глумились эти новенькие, он их, по сути, знать не знает, но Машка, любовь всей его несчастной жизни, она ведь тоже смеется над ним. Владик решил показать девушкам, что он не какая-то бесполая тряпка, а самый настоящий мужик. – Мне нужен пистолет, – сказал он, обратившись к Центу. Просьба оказалась столь неожиданной и удивительной, что изверг из девяностых едва не съехал с дороги. – Что тебе нужно? – переспросил Цент, не веря ушам своим. – Пистолет, – повторил Владик, стараясь сделать так, чтобы его голос звучал круто. – Если ты собрался покончить с собой, лучше воспользуйся веревкой, – посоветовал Цент. – Там, в багажнике, валяется. Найдем подходящее дерево, и повесишься себе спокойно. И ты удовлетворишь свои суицидальные наклонности, и у нас появится повод для поминок на свежем воздухе, с танцами, песнями и мясной пиньятой. Уж я тебя палкой отхожу будь здоров. Люблю веселые конкурсы. Девушки снова засмеялись, Владик надулся, обидевшись на весь мир. И прочему никто не воспринимает его всерьез? Нарочно они все, что ли? В душе программиста поднялась волна решимости доказать всему миру, что он не какое-то бесполое существо, а самый настоящий мужик. Скорее бы представилась возможность. Вот бы на них прямо сейчас напали зомби. Он бы показал и Центу, и девушкам, и всем остальным, что такое героизм и мужество. Во всяком случае, в своем воображении он был героем – раскидывал мертвецов, повергал демонов, спасал красавиц и был любим ими до изнеможения. Поездка затянулась часов на шесть, и это было дольше, чем заявлял дядя Гена. Центом начали овладевать подозрения, что старый врун обманул его, сочинив историю о бункере, полном консервов, лишь для того, чтобы спасти свою шкуру от заслуженного возмездия. Эти подозрения только укрепились, когда они свернули с трассы и начали углубляться в какие-то дебри. Вначале долго ехали по грунтовке, затем просто по колее, заросшей высокой травой. Местность за бортом выглядела предельно дико, и все больше напоминала дремучий лес. А разве мог какой-то секретный бункер находиться среди леса? Цент сомневался в этом. Он начал догадываться, что дядя Гена что-то затеял. Что ж, в таком случае дядю Гену ждал большой сюрприз, потому что Цент опередил его, и затеял кое-что еще раньше. В кармане у Цента уже давно валялась пачка мощного слабительного. Прихватил его тайком, когда они однажды залезли в аптеку. Все ждал удобного случая, чтобы подсыпать адский порошок Владику, но для того нашлось более удачное применение. Всю упаковку Цент ссыпал в бутылку с минеральной водой, которую затем коварно подложил в машину новых знакомых. День выдался жарким, и те наверняка неоднократно приложились к емкости, а то и вовсе опустошили ее. Судя по описанию препарата, его действие должно было начаться примерно часов через шесть. И действие это обещало быть бурным. На упаковке было написано крупными буквами, что передозировка строжайше не рекомендуется, и что оптимальная доза для взрослого человека – одна капсула. В бутылку Цент засыпал содержимое двадцати капсул. Пусть теперь эти умники попробуют предпринять какие-нибудь агрессивные действия. Уж им-то будет точно не до этого. В какой-то момент колея, по которой они ползли последние двадцать минут, просто кончилась, упершись в тупик. Головной автомобиль остановился, Цент тоже нажал на тормоз. – Ну и где этот бункер? – спросил он, выглядывая в окна. Вокруг них вставал темный лес. – Пора побеседовать с дядей Геной, – проворчал Цент. Он повернулся к девушкам, и скомандовал: – Бабы, на выход! Быть постоянно у меня на виду. Резкие движения не приветствуются. Машка, будь бдительна. Я не доверю этим людям. Они выбрались из машины. Дядя Гена, Саша и Вова тоже покинули свой автомобиль. – Я не вижу хранилища консервов, – ледяным тоном проинформировал их Цент. Его ладонь лежала на рукоятке пистолета, торчащей из поясной кобуры. – Дальше придется идти пешком, – сообщил дядя Гена. – Ты прикалываешься? – возмутился Цент. – Это ведь секретное хранилище, – пояснил отставной военный. – Его нарочно построили в таком месте, чтобы никто не знал. А всех строителей потом расстреляли. Заметив, что Цент все еще не верит ему, дядя Гена произнес: – Да тут осталось-то пройти всего метров триста. Сами все увидите. – Ну, хорошо, – сдался Цент. – Веди. С собой бывший рэкетир взял пистолет и дробовик, оставив шашку в машине. Машка не стала нагружать себя винтовкой, ограничившись одним мечом, которым все еще владела очень плохо, но, по крайней мере, могла попасть клинком по мертвецу, если тот стоял прямо и не шевелился. У Владика осталось его прежнее оружие – свисток. Другого ему не полагалось. Группа расхитителей чужих припасов двигалась впереди, Цент, Машка и Владик шли за ними на незначительном расстоянии. Цент честно предупредил новых знакомых, что если тем вдруг в голову взбредет осуществить дерзкую попытку побега, пусть пеняют на себя. Никаких предупредительных выстрелов в воздух не будет, и по ногам он им палить не собирается. Только в головы! – А уж стрелять я умею! – похвастался Цент. – Один раз, еще в девяностые, в тире все призы выиграл – сорок раз стрелял, и ни одного промаха. На самом деле все было несколько иначе. Цент зашел в тир в компании очередной подруги, навел на сотрудника сего заведения извлеченный из кармана ствол, и выиграл все призы и все деньги из кассы, не сделав ни единого выстрела. Они брели через лес, ведомые дядей Геной, который, вроде как, знал дорогу. Цент не спускал глаз с новых знакомых. Пальцы его не отрывались от рукоятки пистолета. Чем дальше, тем больше его одолевали подозрения, что вся история с бункером чистой воды вранье. И если оно так, в этом лесу неминуемо произойдет групповое убийство с предварительной групповой пыткой. Вдруг Вова резко остановился и схватился за живот. Из его утробы прозвучал весьма зловещий звук. Там, внутри, что-то неистово бурлило. – Что с тобой? – заволновалась Катя. – Не знаю, – признался парень. – Может, что-то съел? Вот только ел он в последний раз вчера вечером, и с того момента времени утекло немало. Если он действительно отравился консервами, это проявилось бы гораздо раньше. – Почему стоим? – крикнул Цент, не приближаясь к пленникам. – Вове нехорошо, – сообщила ему Катя. – Хорошо ему быть и не должно. Идите, или я рассержусь. Вова сделал еще три шага, и резко остановился, согнувшись вперед. – Ай! Ай! – запричитал он, держась руками за живот, из которого неслось несмолкаемое бурление. – Ему совсем плохо, – сказала Центу Катя. – Он не может идти. Цент пожал плечами и вытащил из кобуры пистолет. – Ладно, – не стал спорить он. – Не может идти, пусть останется здесь. Навеки. Как только ствол пистолета нацелился на Вову, у того чудесным образом все прошло и рассосалось. – Со мной все хорошо! – выпалил он в ужасе, поскольку прекрасно понимал: этому страшному человеку что его убить, что муху прихлопнуть – все едино. – Так и знал, что симулируешь, – кивнул Цент. – Еще раз вздумаешь нас задерживать, и я решу все твои проблемы со здоровьем одним движением пальца. А теперь пошел вперед! В тот момент, когда Цент окончательно уверовал в то, что никакого бункера нет, и новых знакомых пора валить, они достигли цели путешествия. Посреди леса возвышался холм, высокий, большой, выглядящий чужеродным элементом среди окружающего ландшафта. Его можно было бы принять за древний курган, если бы в одном из его склонов не чернел провал входа, тщательно замаскированный высаженными по краям кустами. Цент разглядел массивную железную дверь, круглую вращающуюся ручку на ней, и выцветший, почти стершийся символ дефицита, очередей и талонов – серп с молотом. – Мы на месте, – сказал дядя Гена, повернувшись к Центу. – Вот вход. Внутри вы найдете все, что я перечислил. Теперь мы можем идти? – Можете, – не сдержав усмешки, ответил Цент. Он не мог понять, действительно ли дядя Гена держит его за идиота, или просто тыкает наугад – авось прокатит. Изверг из девяностых указал пистолетом на металлическую дверь. – Вы пойдете туда, – сообщил он. – Первыми. А мы за вами. – Мы же договорились… – обиженно загудел дядя Гена. Цент навел на него пистолет и нахмурил брови. – Мы договорились, это да. Договорились, что вы отведете нас к великим запасам еды, оружия и амуниции. А не к железной двери, за которой скрывается непонятно что. Как только я увижу свою тушенку, вы можете быть свободны. Но не раньше. Он кивком головы указал на дверь, и повторил приказ: – Отпирай ее! Живо! Дядя Гена уронил голову и поплелся исполнять полученное распоряжение. 6 Чтобы провернуть ручку, пришлось попотеть. Вначале ее тянул один дядя Гена, затем к нему присоединились Саша и Вова. Потянули, кряхтя от натуги. И тут Вова почувствовал, что сейчас разразится катастрофа. В его животе творилось нечто страшное, нечто такое, природу чего он не понимал. – Эй, ты куда это намылился? – крикнул ему Цент, когда Вова, на полусогнутых ногах, попытался забежать за другую сторону холма. – Мне надо! – приплясывая, и корча гримасы страдания, признался Вова слезным голосом. Цент навел на него пистолет. – Терпи! – приказал он. – Или ты не мужик? Вове очень хотелось быть мужиком, но в животе уже бушевала настоящая буря. Он понял, что не вытерпит. – Я не могу! – простонал он. – Пожалуйста, отпустите меня.