— Про меня ты грамотно Вовчику рассказал, — никак не мог успокоиться Петр. — Правильно сделал. Эта гадина способна на что угодно и окружающий мир по себе меряет… Мы уже закончили чаепитие и теперь потихоньку катились на «крузаке» к дому Марычей, забирать сундучок с архивом. Выслушав во время перекура мою историю о нечаянном госте, Петр поменялся в лице, и взгляд его стал сочувственным. Он рассказал, как из-за Козлякина погиб друг детских лет, не найдя выхода после умело организованного обвала. — Все прошли, все! А он попал, — горестно вспоминал мой собеседник. — Шахта слепой оказалась. Когда мы его откопали, он уж задохнуться успел. — А откуда известно, что это Вова? — Только он любит в призраков играться. Все пытается жути побольше нагнать, а потом слухи по городу распускает. — Тот раз тоже? — Конечно. Я прибить его хотел, когда понял, что он это, да разве его поймаешь? — А в Слюдянке? — В городе тоже не найдешь. Он после шахт ведет себя как ниндзя. Одним маршрутом не ходит, а когда ему надо, появляется словно из-под земли. Только-только не было, и вот он. Не удивлюсь, если он и теперь нас слушает. — Ты серьезно? Я прикусил язык. Хотел ведь прямо сейчас новости излагать. — Конечно. Это ж для простых горожан все как всегда. На самом деле те, кто касался «подземли», нормально не живут. Особенно кто со смертью поигрался. Здесь такой Заморенок есть. Один из тех, кто в этой подземной войне выжил, так он на окружающих как на стадо смотрит. Жена от него ушла, дети тоже неинтересны. Но у них, похоже, с Козлякиным договоренности. — ??? — Друзья детства они, да и в шахты сейчас мало кто ныряет, вот они незваных гостей вместе и отваживают. — Что за гости? — Туристы там, спелеологи да праздношатающиеся всякие. Правда, сейчас попасть на нижние горизонты сложно. Доступных лестниц нет. Ходы, которые остались для прохода в самую глубину, знает совсем немного народа. Путь вниз открыт только зимой, да и то с альпинистским снаряжением. — Зимой? — Инерция температур. Стволы шахт наледями затягивает. Получаются линзы, через которые не пробиться. Оттаивают они начиная с октября, а в феврале — марте опять замерзают. — А ты-то вниз дороги знаешь? — поинтересовался я. Петр внимательно заглянул мне в глаза, утвердительно моргнул, а вслух произнес: — Давно не ходил, да и какая нужда? Выпить хочешь? Вопрос прозвучал заговорщицки, и неожиданно я спиной почувствовал сверлящий взгляд. Хотелось обернуться, но Петр положил руку мне на колено и незаметно сжал пальцы. Я понял, что он тоже чувствует, и теперь надо верно ответить, чтобы не насторожить наблюдателя. — Выпить можно, — сказал я. — Вот только Лидия Иннокентьевна пьяниц не привечает… — Поехали тогда ко мне, — улыбнулся Петр. — Я сегодня один. — Давай, только сначала к Марычу. — А что там? Чужой взгляд не оставлял мою спину ни на секунду. — Архив Петровича. — В доме, что ли, оставил? — нервно вскинулся Петр. Теперь настала моя очередь сжимать его колено. — Да, — подмигнул я. Сверливший меня взгляд неожиданно пропал. — Поехали, — поднялся Петр. — Только с Быковыми попрощаемся. Когда сели в машину и поехали к Марычам, я в двух словах рассказал Петру о своем исследовании документов. Узнав, что есть письмо с разъяснениями, мой новый товарищ успокоился. — Читать поедем ко мне в новый дом, — сказал он. — Там не подкрадешься. Машину на двор загоним, если что, у меня и заночуешь. — Да мне Марыч ключи оставил, — похвастался я. — Ты не понимаешь, — наклонился ко мне Петр, — Козлякину известно больше. Я не знаю, что там, в архиве, но чую — интересное что-то. Мой-то папаша покойный ничего не рассказывал, а вот Козлякины всегда жадные были, и, значит, старший младшему поведал что-то. Только нет у него деталей, вот он за тобой и погнался. — Послушай, — вспомнил я секретничанья на подворье Быковых. — Ты же заметил, что за нами кто-то следил? Ну, когда курить в последний раз выходили. — Конечно, — улыбнулся Петр. — «Подземля» знаешь какое чутье придает! Тоже уловил? — У меня это после уголовного розыска, я и Козлякина останавливать не стал, когда он в дом сегодня утром ворвался. Петр вернулся к утренним событиям: — Интересно, откуда он про архив узнал? — Серега рассказал. — Серега? Не может быть, они же не общаются. — Тогда кто? — удивился я. — Ладно, после будем думать, — ответил Петр, выскакивая из машины. — Пойдем, архив заберем. Когда отпирал калитку, из дома послышался стук. На подворье Маркиных обычно царила тишина, и звук насторожил сразу. — Слышал? — спросил я. — Давай отпирай быстрее, — скомандовал Петр. Мы ввалились в калитку и побежали к крыльцу. Замок открылся, но дверь не поддавалась. — Заложка, — прорычал я и побежал вокруг дома, вспомнив про окно без шпингалетов. Оно оказалось распахнуто, и из него вился черный дымок. Боковым зрением я заметил две темные фигуры, которые перебирались через забор в дальнем конце огорода. Первый спрыгнул на другую сторону, а второй подал ему какой-то предмет. «Сундучок Быкова», — узнал я, и мысли понеслись за похитителями, но соображения о пожаре остановили. Обдумывая после свои действия, понял: погонись я за ними, ничего хорошего не вышло бы. Парни, способные на такие поступки, могут и большее. Напугать попробовавших крови невозможно, тем более что уходили они с добычей. Побеги я следом — валяться бы мне с каким-нибудь штырем в животе среди кустов соседской малины, а дому Маркиных — медленно догорать. Когда заскочил через окно, сваленная на полу куча уже занялась. Хорошо, мое детство прошло в лесу. Огонь, конечно, штука страшная, но тушить что-либо мне доводилось не раз. «Сразу не обжигает», — вспомнились слова соседа по даче, летчика-фронтовика. Таскал он тогда из костра угольки, прихватывая их заскорузлыми пальцами, подкуривал и успевал бросить обратно. В раскрытое окошко полетели загоревшиеся обломки стула, которыми похитители архива затеяли разжечь импровизированный костер. Следом я вышвырнул затлевший матрас. Петр ломился в двери. Я заорал: — Не ломай! И подскочил к опасно прогибающемуся косяку. Откинул кованую задвижку. — Правильно побежал, — оценил обстановку партнер. — Еще бы минут десять, и прощай, берлога Бульдозера. — Знал дядю Толю? — поинтересовался я.