25. М. Птахин Никогда не думал, что буду так нервничать. Когда поехали на гору, за руль сел племянник Петра. Я — пассажиром. Сижу, смотрю, как паренек тачку ведет. Слюдянка — город маленький, но практика у пацана неплохая. Понемногу стал успокаиваться. Когда Петр паренька инструктировал, тот слушал внимательно и указаниям не морщился. Отношения у дядьки с племянником правильные. С таким тылом можно спокойно вниз нырять. Разобрали груз. Александр, на что у нас рук не хватило, взял. Небольшая кучка таки осталась. Петр командует: — Донесешь. У входа в штольню оставишь. Нас не жди, езжай домой. Сами перетаскаем. Пошли. Иду и думаю, что вот он, мой первый поход в недра, да еще такой экстремальный. Серега что-то почуял и подбадривает: — Все бывает когда-то в первый раз и когда-то в последний. Обрадовал! Развивать эту тему не стал — незачем беду звать рассуждениями о последнем разе. И так снова почувствовал и дыхание между лопаток, и взгляды настороженные. Когда с подворья петровского выезжали, все головой крутил, смотрел, может, замечу кого. Пусто. Ничего не вижу, но чую — смотрят. С Лысым поделился, а тот и говорит: мол, когда в первый раз под землю собирался, тоже чудилась и снилась всякая хрень, так что не переживай. Когда к штольне подошли, увидел я сгущающуюся в каменной щели темноту. Запереживал о клаустрофобии: «Вдруг шагну сейчас туда, — думаю, — и в панике назад побегу?» А темнота густая такая на меня из щели глядит, жирная. Дыхание между лопаток усилилось и… пропало вдруг. Взгляды только остались. «Чертовщина», — думаю и за Петром иду. На самом входе Аня скомандовала остановку и раздала каски. Я воспротивился было: мол, каски для лохов. Лысый смотрит на меня как на идиота и пальцем манит. Подхожу. — Гляди, — говорит он и рот разевает. Оказывается, какой-то камень зуб ему в свое время в Тофаларской пещере отколол. — Если б чуть побольше был, то прощай, челюсть. Тут сколько метров ориентировочно? — спрашивает Серега у Петра. — Около ста. — Видишь? Любая мелочь как пуля башку прошибет, если что… Стыдно мне стало. Прилаживаю касочку на голову. Аня смеется. — Тебе идет, — говорит, а сама фонари проверяет и внутрь штольни внимательно смотрит. Петр планчик, племянником нарисованный, разглядывает. Тот сказал, что от входа до места не больше сотни метров. Я носильщиком стал. Лысый командует: — Грузись больше. Нам с Анечкой перед спуском руки беречь надо, а ты сейчас — тягловая сила. Взвалил на себя баулов под завязку. Прямо челнок какой. Петр улыбается: мол, главное — в штольню зайди, а дальше, как на бульваре. Широко. Заходим. Я третий. За спиной Лысый сопит. Загрузила его Анечка тоже неплохо: мол, нечего сачковать… Фонарики по стенкам штольни мечутся. Впечатлений масса, от изменения температуры до подземных запахов. Камнем пахнет и вечностью. Идем глубже. Клаустрофобии нет. Когда вход за поворотом исчез, пропали взгляды, так я и не понял — казались они мне или нет? Под ногами хлюпало, но недолго. Неожиданно воздуха стало не хватать. Тащусь с грузом, а рот как у рыбы разевается. Паника стала наваливаться, чуть вещички не побросал. «Вот уж, — думаю, — весело командировочка начинается, и что дальше?» Тут Лысый говорит вдруг сзади: — Давай передохнем чуток. Место сухое. Присел, как стоял. Серега рядом. Фонарем только моргнул в затылок Петру пару раз и пристроился на ящике, который тащил. Я сижу, отдышиваюсь и переживаю про себя. «Надо же, герой какой. Еще идти не начали, а уже странности появились». Воздуха вроде больше стало. Тут Петр вернулся из черноты, фонарем слепит. — За поворотом метров пять. Дотащитесь? — Конечно, — на ноги поднимаюсь. Прислушался к себе, вроде прошло. Петр обратно ушел, а мы — к месту спуска. Поворот. Анечкин фонарик мелькает. Делает что-то девчонка. Груз около петровской кучи сбросили, и Серега сразу потащил какие-то петли и крючочки. — Как пойдем? — Анечке кричит. — Станцию бьем, или есть за что арканиться? — Вон рельс торчит, — тыкает пальцем девчонка. — Только его пробовать надо. Точно, из кучи, что сверху, рельс выглядывает, загнутый, как крючок для мяса. Не порадовала меня такая аналогия. Хищно так торчит крючок. Жертву ждет. Гляжу, Серега в героя играть собрался. Веревку потащил. — Шевелила? — спрашивает. — Нет пока. Подходит товарищ мой к крюку, на самый краешек черного провала, и рукой его толкает. — Давай я повисну, — предлагаю. — Все равно Серегина проба, по мне, пустой звук. Я его по весу вдвое. Оба на меня как на идиота глянули. — Без страховки? — Анечка спрашивает. — А он чего собрался? — ткнул я пальцем в сторону Лысого. — Мы же говорим, пошевелить. Если не гуляет, тогда на страховке повиснем, чтобы проверить. Махнул я рукой и обратно за вещами пошел. Каждый должен свое дело делать: мне — грузы таскать, а у альпинистов собственный выход. За поворотом с Петром столкнулись. Идет груженный как медведь. — Там тебе на раз осталось, — говорит. — Не заблудишься? Смеется. Лицо довольное. — Радуешься, что полезли? — интересуюсь. — А ты думал? Столько лет не был. Даже кровь быстрее побежала. Глаза в свете фонарика озорно так сверкают. Я вздохнул лишь и на выход пошел. «Все тут радуются, — думаю. — А мне до моего счастья сероводородного еще шагать и шагать». Никогда не привлекали меня шахты да пещеры. Лес, море и все, что на земле, — мое. Подземное царство не про меня. Еще когда про Данилу-мастера сказку читал и камушек его, картинка рисовалась вовсе не радужная. Сидит бедолага в темноте, трудится, а его лишь спрашивают: «А вышел ли камушек, Данила-мастер?» Мне тогда даже на своем диванчике детском воздуха не хватало. А тут понесла вдруг нелегкая к самому центру земли… «Придется привыкать. Научился же морскую болезнь гасить в самом зародыше? Так и здесь, — смекнул я. — А иначе хоть в изолирующем противогазе под землею ходи, чтобы кислород уж точно был». Рассмешила меня эта мысль лучше некуда. Представил я сочувствующие лица Ани с Серегой и понял, что блажь все это и нужно просто работать над собой. Сразу силы появились. Навьючился я, что твой ишак, и в черный проем без сомнений занырнул. Когда допыхтел до места, оказалось, ничего интересного не пропустил. Лысый как раз на «мясном» крюке из рельсы повис, что твой червяк. Руками схватился и болтается. Анечка веревкой страхует. — Нормально, — качнулся Серега и спрыгнул на край штольни. — Любого выдержит. — Я килограмм на сорок тяжелей тебя, — опять забеспокоился я. — Вот Серегу первого и отправим, — подытожила Анечка. — Пускай пока промежуточные станции бьет.