— И ты здэсь. Жывой, сука. — А я помирать и не собирался, — отвечаю. — Вот только объясни, зачем я вам понадобился? Понял паренек, что сболтнул лишнего, и отвернулся. Лежит молчит, а я не настаиваю. Спросил только, где Роин, но он лишь глянул злобно и зубом цыкнул еще раз. Подумал я, что правды не будет, и пошел с полковником нашим откровенничать. Васильич сначала вполуха слушал. А когда я про быковский архив рассказал, догадываться стал, во что мы их втянули. Сидим болтаем. Решил я все как на духу выложить, а история немаленькой оказалась. Это же только с первого взгляда все просто: зашли и вышли, а на самом деле, если в кучу собрать, целая повесть получается. Когда до поджога в штреке дошел, распорядился Васильич проверить, как задержанных спеленали. — Нам бы только наверх их доставить, — говорит. — Мы же как спасатели шли, наручников не брали. Письмо быковское ему прочитать дал, но концовку не тороплю — пускай проникнется, думаю. Просматривает послание Васильич и глазом на меня зыркает. Улыбается. — Ну и что это за тайна столетняя? — спрашивает. — И что это за значки, про которые с таким страхом покойный пишет? А Вова Козлякин в бреду отвечает неожиданно: — Камушки это мои. Камушки. — Вот, — говорю и в сторону носилок пальцем тычу. — Вот и ответ поспел, Сергей Васильевич. А сам Петра подзываю. — Каюсь властям, — говорю. — Подходи смотреть, партнер, что я приволок. И кусок, что отколол, из-за пазухи тащу. Васильич рот открыл и смотрит, как находка наша переливается. Камень, который чистой воды, действительно заколдовать может. Играет светом от фонариков, и кажется, что внутри у него собственное пламя горит. Козлякин все чушь свою несет, но под лекарствами спокойнее стал. — Изумруды, — Васильич выдыхает. — Они же дорогие, наверное? — Думаю, да. Мы же и сами не знали, что это за значок. В архиве, что псих этот утащил, он редко упоминается. Как обнаружат каверну, так всех участников в НКВД тащат, а то и под арест. — Да, дела, — Васильич гудит. — Ну и что дальше с этим делать? — А государству придется сдавать, премиальные же полагаются. Васильич ко всему спокойно отнесся и властность свою не показывал. Хороший дядька. Честный. Мне даже стыдно стало, что использовали мы их, но сомнения мои Анечка развеяла. Когда я с ней поделился, она посмеялась только. — Васильич — мужик правильный, — говорит. — И вся команда у него такая, настоящие государевы люди. Петруха давай вопросы Козлякину задавать, а тот щерится только и бредятину несет. Пошарил он тогда по карманам у него и достал бумажку какую-то. Смотрел-смотрел, а потом и говорит: — Интересный планчик. Не бывал я там. Похоже, Заморенка территория. Я спросил, как обратно пойдем. Дела-то закончены. — Мы наверх, — Сергей Васильевич отвечает. — Нам же надо спасенных-задержанных доставлять. — А мы тогда по планчику этому прогуляемся, — Петр говорит. — Вверх — не вниз, да и боюсь я чего-то веревок. Лучше уж пешедралом. Договорились, что налегке пойдем. Анечка с Лысым весь бутор из лагеря поднимут, Сашку вызовут, а тем временем и мы наверху появимся. Принято решение. Васильич не против. Увязали вещички. Чайку по стакану на дорожку выпили. Схватили по баулу, да и нырнули опять в темноту. Эпилог Четыре месяца прошло, пока история эта завершилась. Правильно сказано: «Не ищите вам непринадлежащего». Это только показалось нам, что исчез город подземный, а он просто другой стал. Раньше НКВД за всеми следил, а мы после находки своей под такое внимание спецслужб попали — мама не горюй! Допрашивали нас с пристрастием, только что не били. Если бы решили утаить чего, то на противоречиях бы поймали нас безо всяких сомнений. В коллективе нашем лишь у меня имелся опыт общения со следствием. Но решение рассказывать только правду оказалось верным, да и своих дел у фээсбэшников хватало — отстали от нас понемногу. Экспедицию за остатками камней спланировал Васильич. Проводниками Петр пошли с Анечкой. Нас с Лысым с «подземлей» бортанули в последний момент, уже в Слюдянке. — Слишком непредсказуемые, — поставил точку подполковник. Обидно. Гуляли они два дня, а мы у Петрухи дома водку с Сережкой жрали. Когда вернулись, товарищ полковник по-другому на нас смотрел. — Натерпелись вы, парни, — говорит. — Налейте-ка и мне рюмаху. Куратор фээсбэшный тоже выпил. — Молодцы, — говорит, — честь по чести находка. И список камней показывает. Протокол — все как полагается. Коробка специальная. Опечатана. Целых пятнадцать камней чистой воды, да еще наших три. Размеры разные. Остальные только в коллекцию — мутные и с трещинами. После, как в Иркутск приехали, по второму кругу допрашивать нас стали, но больше для проформы. Тут я и поинтересовался судьбой противников наших. Козлякина, оказывается, лечат и к суду готовят. Покаялся он в нескольких убийствах — разговорил его таки психиатр. Шлейф кровавый давно за ним, и все с «подземлей» связано. Леван выжил, но, как только Красноярск проверили, выяснилось, что он в розыске там как неизвестный — за разбойное нападение какое-то. Оперативник фээсбэшный, что со мной работал, позже информацией поделился: мол, не сами они по мою душу в Иркутск приехали, а вроде как заказ у них воровской был, но кто и что — данных нет, так что загадка осталась. Анечка в последнем походе с одним разведенным капитаном МЧС пересеклась. Виноватилась, когда говорили. А меня такое разрешение узла нашего только обрадовало. Что у нас могло получиться кроме проблем? Четыре месяца прошло, и вызвали нас к следователю еще раз. Повестки вручали лично. Созвонились мы между собой, и оказалось, на одно время у всех назначено. Понимаем: затевается что-то. Десять утра. Около кабинета, куда вызвали, наш Васильич стоит с парочкой своих бойцов. Анечкин бравый капитан тоже здесь. Ведут всех в актовый зал. Усаживают за стол круглый. Смотрю, генерал чеэсный. Заместитель губернатора и парочка важняков в стороночке сидят. Зачитывать бумаги стали. Начали с эмчеэсников: ценные подарки парням, внеочередные звания, Васильичу — денежная премия. Свободны. Уходят. Вчетвером остаемся. Тут эта важная парочка слово берет. Поблагодарили за участие и особо — за молчание. — Ни к чему нам лихорадка золотая еще раз, — говорят. — Молодцы! Надеемся на ваше гражданское понимание и в дальнейшем. Приятно, хотя с самого начала нам следователь рот протоколом запечатал. Пауза. Думаю: «Неужели все? Вот вам, получайте спасибо за гражданское понимание!» Чуть не психанул я, а выступающий паузу выдержал и сумму оценки найденного называет. Когда на улицу вышли, говорить не хотелось. Любая точка, пусть и такая сладкая, послевкусье оставляет. В машину садимся, и чую, у каждого на сердце тяжело. Закончилась история — хоть и красиво. Четыре месяца мы по инерции жили. Допросы, беседы — не затихала возня, а сейчас все. Деньги через полгода получим — сумма немаленькая и официальная. Минус налоги. Казалось бы: чего еще? Но грустно до боли. Разбежимся сейчас от Москвы до Слюдянки и будем перезваниваться все реже. Соберемся, конечно, не раз, но не будет уже азарта того. Редко такая удачная карта выпадает, да и удачная ли? Время покажет. 2011 г. 8 января