– Теперь мы проходим «рощу». Задача: не касаясь земли, перебраться с одного ее конца на другой. Любым способом – перехватывайтесь руками, ползите, раскачивайтесь, кто как сможет. Если упал, встаешь в очередь и начинаешь сначала. Свалился трижды – выбываешь. Слиток ведет счет на барабане. Рекорд снаряда – тридцать девять ударов, и он принадлежит нашему наставнику. Построились в цепочку! Работаем в темпе. Барабан оказался здоровенной бочкой, а палочка была похожа на палицу. Бум, бум, бум! Гулкие удары Слитка встряхнули зрителей, те оживились и ответили на ритмичные звуки свистом и улюлюканьем. Новобранцы подходили к «роще» один за другим, прыгали на первую перекладину и, перебирая руками, перекидывали свои тела на следующий «древесный ствол». Чем дальше, тем сложнее становились снаряды и переходы между ними. Вот сорвался первый курсант, за ним второй, а потом начался настоящий «листопад» из призывников. Из первой десятки только двое парней сумели закончить упражнение с первого раза. Хоракт слетел сразу, как показалось, он даже не очень-то и старался. Когда он направлялся в хвост очереди, на его лице была явно заметна гримаса боли. Риордан едва дождался своей очереди. Годами он карабкался по горам за горными козлами, повисал на кончиках пальцев на скальных уступах, поэтому был уверен в том, что «роща» ему по силам. Он легко прошел первую перекладину, так же без видимых усилий перелетел на вертикальный ствол и, почти не задержавшись на нем, прыгнул дальше, на наклонное бревно, по которому все курсанты двигались ползком. Риордан не стал на него карабкаться, а повис снизу и стал продвигаться, рывками пробрасывая свое тело все дальше и дальше. Дойдя до окончания препятствия, он раскачался так, что сумел обхватить бревно ногами, отпустил руки и, изогнувшись, вися вниз головой, уцепился за следующую горизонтальную перекладину, которая была внизу. Выждал пару мгновений, а потом отпустил ноги и за счет инерции сразу перелетел на следующий вертикальный снаряд. Толпа на трибунах охнула. Не снижая темпа, Риордан продолжил перехватываться руками, постепенно приближаясь к окончанию «рощи». – Да он, как летающая ящерица! – не выдержал ктото из курсантов, за что тут же отправился к экзекутору. Закончив упражнение, Риордан с красным от прилива крови лицом спрыгнул на землю с последнего «древесного ствола». Слиток тут же прервал счет и показал Кавалеру сначала четыре пальца, а потом еще один. – Ты уложился в сорок один удар, – с удивлением сказал старший по призыву. – Это второй результат по «роще». Так, ребята, пока у нас два чемпиона дня – Крушитель и… как тебя… Риордан, – с видимым усилием выговорил Кавалер. – Следующей и последней на сегодня будет полоса препятствий. Самое сложное на полосе оказалось преодолеть участок с бревнами, висящими на цепях. Преодолевать его нужно было по узким мосткам, под которыми был вырыт бассейн, заполненный грязной жижей. Вся трудность состояла в том, что бревна висели под разными углами, и Слиток не раскачивал их взад и вперед, а крутанул каждое так, что они стали вертеться вокруг своей оси. С виду получилось очень даже устрашающе. Бревна вращались с разной скоростью и с треском стукались между собой, разлетаясь в стороны, и было почти невозможно предугадать траекторию их движения. Это был такой древесный измельчитель для человеческой плоти. Риордан видел, как медлили новобранцы, когда делали первый шаг на полосу, как словно от холодного ветра поеживались их шеи. И вот через короткое время некоторые из них, грязные от глинистой жижи, фыркая и отплевываясь, вылезали из бассейна на радость публике. Стало понятно, почему с другой стороны школы народу собралось больше, чем с фасада. Наблюдать за этими ударами и падениями было наверняка интереснее, чем созерцать каждодневный быт солдат и резервистов. Когда пришел его черед, Риордан легко преодолел частокол жердей, перепрыгнул через ровик с водой и небольшой барьер, взобрался по канату, спрыгнул на барабан, который норовил повернуться и уйти из-под ног, и остановился перед участком с бревнами. По обе стороны от него в нерешительности замерло еще несколько рекрутов, которым совсем не хотелось принимать грязевую ванну. Каждый старался найти какую-то закономерность в движении бревен, чтобы благополучно проскочить эти деревянные жернова. Наконец один из парней выбрал момент и что есть силы рванул вперед. Он балансировал на узком мостике туда-сюда, уворачиваясь от снарядов, а один раз распластался по нему, пропуская летящее бревно над собой. Последние метры ловкач преодолел, нырнув через крутящийся в воздухе деревянный столб, перекувырнулся и встал на ноги, с улыбкой до ушей. Следующему повезло гораздо меньше. Он уже на первых шагах получил толстой жердиной под зад и сверзился с мостика прямо в жижу. За спиной Риордана вырос уже следующий новобранец, поэтому медлить дальше не было смысла. Он двигался рывками, пригибался, отскакивал. Но когда до конца мостика оставалось буквально пару шагов, одно из бревен столкнулось с другим на расстоянии вытянутой руки от его головы. Риордан не стал искушать судьбу. Он оттолкнулся ладонью от торца деревянного снаряда и сам спрыгнул в грязевой бассейн. «И не такой уж он ловкий», – бросил кто-то из зомердагцев, когда Риордан выбирался на другую сторону полосы препятствий. Кавалер и Слиток сделали вид, будто ничего не слышали. После полосы препятствий одежда половины курсантов была покрыта грязью. В число неудачников попал и Хоракт, а Тиллиер умудрился благополучно проскользнуть по мостику, и теперь он стоял с гордым лицом покорителя бревен. Слиток дождался, пока ученики образуют какое-то подобие строя, и высказал первые слова за сегодняшний день. – Занятие окончено, – вышло действительно малопонятно, но смысл все уяснили. После чего наставник по-приятельски кивнул Кавалеру и удалился в направлении главного здания школы. «Странно, что он ему благоволит. Слиток же из Венбада и должен во всем поддерживать Мастера войны», – подумал Риордан. За сутки пребывания в Воинской школе он понял, какие распри и интриги будоражат течение ее внутренней жизни. Биккарт затеял масштабную перестройку всей системы. Прав он или нет, Риордан пока не решил, но ведь Овергор проиграл несколько войн, и далее медлить не имело смысла. Нужно было что-то менять, и в первую очередь принципы отбора и подготовки поединщиков. Похоже, что все тут полностью утонуло во взятках, и у талантов не оказалось шансов себя проявить. Скиндар поддержал Мастера войны, а все хозяйственники и те, кто сидел на прикормленных местах, оказались в оппозиции. Но пока король верит Биккарту, тот продолжит гнуть свою линию. Биккарт произвел на Риордана впечатление думающего и решительного человека. Поскольку все поделились на два лагеря, этот процесс, конечно, затронул и самих поединщиков. Кто-то остался привержен старым порядкам, кто-то выступил за новую политику Мастера войны. Касаемо новичков, то в отсутствие гроендагцев верховодить стали столичные парни и ребята из предместий. Наверняка не обошлось без протекции, ведь многие из них – сынки богатеев. Стало быть, Кавалер и его группа тоже против Биккарта. И против них, призывников из Вейнринга, поскольку именно они могут на деле доказать верность принципов Мастера войны. К самому Кавалеру Риордан испытывал смешанные чувства, несмотря на то что тот оказался во вражеском лагере, поскольку со своей должностью старшина справлялся превосходно. Риордан не был уверен, что сам он управился бы лучше на его месте. А Крушитель, что Крушитель – тот просто дуболом, карающая рука Кавалера, он ненавидит выскочку всей душой и сегодня изо всех сил попытается воплотить свою ненависть в удары боевым топором. – Так, ребята, на сегодня занятия закончены, но нас еще ждет обычная разминка. Топаем к навесу перед амбаром, там для вас уже приготовили кучу поленьев, которые нужно поколоть. Поможем кухне, а заодно отработаем рубящие удары сверху. На каждого, без разницы чистого или грязного, придется по паре десятков поленьев. После все направляются в душевые и смывают с себя пыль, пот и жижу. На кроватях вас ждет новая форма, испачканную оставьте в помывочной, в баке для грязного белья. В два часа обед, далее час личного времени, потом все идут в учебный класс на урок отца Виллайди, – распорядился Кавалер. – Построились в колонну. Бег трусцой. Обед превзошел все ожидания. Кроме пряного супа, в котором плавали толстые ломти мяса, поварята поставили на стол цельного запеченного поросенка. Каждому желающему в тарелку отваливали здоровенный кус, а внутри поросенок оказался нафарширован кашей, перемешанной с кусочками ливера. И вновь всем раздали настои доктора, только на этот раз они были молочно-белые, с кисловатым и вяжущим вкусом. – Вот это пир, – восхищался Тиллиер. – Вот это житуха у поединщиков! А почему пойло такое странное? Не то молоко, не то сыворотка. Ему ответил Варан, который сидел напротив: – Не знаю, что там за рецепт, но этот настой превосходно восстанавливает силы. И отлично излечивает ушибы. Как бы ты ни вымотался на занятиях, на следующий день будешь словно заново рожденный. Дертин после экзекуции пребывал в глубокой задумчивости. На вопросы односельчан он отвечал односложно: – Терпимо. Но лучше без этого. После обеда они всем Прочным кругом прогулялись по территории школы, еще раз посмотрели на учебные снаряды, совместно поразмыслили, какими способами их лучше преодолевать. Они не боялись опоздать на урок, потому что о его начале их известили ударом небольшого медного колокола, что висел неподалеку от оружейной. Учебный класс оказался просторной комнатой, все стены которой были завешаны разными плакатами, а в углу стоял жутковатого вида манекен человека с ободранной кожей. Риордан спросил у Варана, зачем в классе нужна эта кошмарная статуя, а тот объяснил, что нам нем доктор Пайрам показывает, где находятся жизненно важные органы, куда следует наносить удары и какие места стоит защищать в первую очередь. – Что беречь, это я и без него знаю, – отмахнулся Тиллиер и выразительно поддернул штаны. – Удары в пах не запрещены, но считаются бесчестными, – Кавалер услышал их разговор и счел нужным вмешаться. – Поединщик надолго запятнает свое имя, если применит такой прием. Но напугать, сымитировать, выполнить ложную атаку – это совсем другое дело. Риордан, видя, что старшина группы после обеда пребывает в благодушном настроении, решился задать вопрос: – Кавалер, а какая у тебя специализация? Тот посмотрел на Риордана взглядом, каким обычно следят за порхающей по комнате молью, и ответил: – Меч, как и у тебя. Легкая изогнутая сабля. Рубящая школа боя, – после чего сразу отошел в сторону. Риордан понял, что момент для примирения пока не наступил. Отец Виллайди выглядел человеком в возрасте. Но годы оставили свою печать лишь на его лице, а телосложение у него осталось мощным, осанка прямой, и черная накидка священника не могла скрыть широкие плечи и развитый торс. Его фигура была под стать фигурам поединщиков, уже позже Риордан узнал, что отец Виллайди провел немало боев на Парапете Доблести, но потом ушел в отставку, чтобы проповедовать Истину. Он приезжал в Школу из королевского дворца Глейпина, потому что кроме всего прочего отец Виллайди являлся духовником самого Вертрона и вообще был причастен к политике Овергора. Как показало будущее, он всегда оставался за ширмой на официальных приемах, зато его голос хорошо резонировал с теснотой гардеробных и будуаров, а слова глубоко проникали в головы первых лиц государства. И этот голос пастыря был негромким и мягким, но обладал свойством притягивать внимание собеседника. Тяжесть в желудках располагала к дремоте, но через некоторое время после начала урока Риордан понял, что его полусонное состояние куда-то улетучилось и он с живейшим интересом воспринимает все, что говорит священник. Первым делом отец Виллайди повесил на стену карту, которую Риордан видел и раньше – это была карта мира с нарисованными замками, границами государств, реками и горами. Только эта карта была разукрашена намного красивей, чем та, что висела у них в Вейнринге в зимней школе. И проповедь духовника Вертрона очень отличалась от тех занятий, которые проводил в Прочном круге отец Гольдриг. – Наш мир молод, но земля, на которой он вырос, очень старая. Если задаться целью и вырыть глубокий котлован, настолько глубокий, что в нем поместится весь наш город, можно докопаться до пластов, оставленных нашими предками. Только делать этого ни в коем случае нельзя, потому что неизвестно, какой ужас придет оттуда. Говорят, что у людей выпадут волосы и заживо слезет кожа с рук, если они тронут хотя бы один предмет из ушедшей эпохи. Наши предки жили иначе. Ходят слухи, что они умели летать по небу и строили механизмы, которые могли разговаривать вместо них. Все это кануло в землю нашего мира и надежно сокрыто ее толстым-толстым слоем. Один из шестерки венбадцев поднял вверх руку, желая задать вопрос. Отец Виллайди жестом разрешил ему говорить. – Если они летали, значит, у них были крылья? – Нет, они были такие же, как мы. Но они умели создавать крылья из различных материалов. – Эта способность могла бы и нам пригодиться! – Зачем? Ты думаешь, что это сделало бы тебя счастливее? Ты бы смог больше съесть или выпить? Или солнце стало бы ярче светить для тебя? Нет, все осталось бы, как прежде. Как я уже упомянул, наш мир очень древний. Гораздо древнее, чем мы с тобой могли бы вообразить. Измерить эту толщу лет невозможно, как невозможно осознать вечность. Мыслители ушедших лет пытались заглянуть в будущее, не понимая, что философский ключ понимания сущего сокрыт в прошлом. Это привело их культуру к гибели. Прошлое надежно скрывает следы этого ужасного коллапса. Докопаться до этих пластов может разве что безумец. Докопаться, рассмотреть и сгинуть вовеки, пораженный остатками их гибельного распада. Бесполезно заглядывать вперед, поскольку ты увидишь там только конец мира. Гораздо умнее будет обратиться назад мыслью, а не руками, чтобы понять причины, приводящие к плачевному финалу. Понять и постараться отсрочить. Говорят, что люди могли бы летать верхом на железных птицах. Я допускаю это. Говорят, что человек мог бы стать властелином энергии, сокрытой в элементарных частицах сущего. Может статься. Иногда из ниоткуда возникают предположения, что существовали технологии, которые были способны передать любое слово на другой конец Земли. И это я принимаю. Но вот вопрос: будет ли счастлив человек от обладания всем этим? И как зависит человеческое счастье от технического прогресса? Ответ прост: никак. Более того, оно уменьшается пропорционально тому, как человек отдаляется от мира, отделяет себя от него посредством создаваемых им инструментов. Ибо это и есть его гордыня. Голым он приходит в этот мир и голым покидает его. Он не заберет с собой мощь стальных крыльев или господство над элементами. Но вот, что он потеряет точно – сродство с миром, породившим его. Суть не в создании новых приспособлений, а в гармонии с тем, что ты имеешь. Тем более что боги не дают ничего просто так. Они всегда требуют чего-то взамен. Вот смотри… – отец Виллайди сделал шаг и положил ладонь на стену – Что я чувствую? Я ощущаю камень. Я чувствую его холод, мои пальцы осязают его мелкие неровности и выбоины в нем. Ощущение камня дает мне понимание его. А теперь представь, что я создал бы себе механическую руку. Она коснулась бы камня вместо меня. Что чувствовал бы я тогда? Ее, свою механическую руку, но перестал бы ощущать камень. Каждое приспособление, которое использует человек, отдаляет его от мира и самой жизни ровно на то расстояние, которое это приспособление занимает. Да, мы используем многие орудия. Но мы не отдаляемся от нашего мира совсем, не перестаем быть частью его. Это называется гармония. Баланс между миром и нашими чувствами. Предки забыли о гармонии. И были наказаны. Хоракт поднял руку. – Наказаны богами? Отец Виллайди улыбнулся. – Нет, они наказали себя сами. Боги только дают и наблюдают, но на земле живут люди. И все беды и невзгоды они прекрасно организовывают себе самостоятельно. Отсутствие гармонии в познании мира неизбежно вызывает потерю гармонии в отношении людей друг к другу. Рождается непонимание, которое приводит к враждебности и заканчивается войнами. А болезни и эпидемии довершают процесс разрушения. Так сгинули многие культуры. Одна за другой они сгорели в пожаре войн, а их прах погребен тысячелетием прошедших лет. Ты о чем-то хочешь спросить, юноша? Со своего стула поднялся парень из Зомердага. Его лицо выражало сомнение и недоверие. – Простите, отец Виллайди, но я не понимаю. Вы говорите о пожаре войн… Но война – это же… – он запнулся, подыскивая слова. – Это же праздник! Да, мы проиграли последнюю кампанию, мы заплатили контрибуцию и все такое. Но для простого люда она явилась радостным событием. Вы сами знаете, какие огромные делегации приезжают в Овергор со стороны противников. Тысячи кибиток, море костров на равнине близ Зомердага. Ярмарки, шатры под открытым небом, народные гуляния, пляски и песни. Театральные труппы проводят бесплатные представления, процветает меновая торговля, вельможи щеголяют нарядами, пиво и вино льются рекой. У моего отца своя винодельня. Он много раз говорил, что за одну неделю войны мы зарабатываем больше, чем за полгода обычной работы. И так же у всех ремесленников и торговцев! Война – прибыльное дело для обеих сторон, а вы говорите о пожарах, которые все уничтожают! По классу пробежал говорок одобрения. Этот сын винодела высказал то, что у всех было на устах. Отец Виллайди снисходительно улыбнулся: – Я понимаю твои сомнения, юноша, и сейчас их развею. Можешь сесть на свое место. Дело в том, что под войной ты подразумеваешь тот смысл, который вкладываем в него мы. Это наше мироустройство, мы так существуем. Войны ведут замки и дворцы, а для хижин простых людей военная кампания почти всегда означает прибыток и театральное действо. У предков все обстояло иначе. Когда начиналась война, в ней участвовал весь народ. Не прекрасно обученные поединщики, готовые рискнуть своей жизнью, а обычные крестьяне и ремесленники. Из них набирались армии воюющих государств, и именно их правители гнали на верную смерть. – Но им же нужно работать и кормить детей? Кто будет это делать, если они все уйдут на войну? – спросил кто-то с места. – Именно так. Пока государства воевали, посевы зарастали сорняками, ремесла приходили в упадок. Армия противника, как стая саранчи, наступала на вражескую территорию, захватывала земли, попутно их разоряя. Осаждались города, сжигались дома, гибли беззащитные женщины и дети. – И во имя чего творилось такое? – не поднимая руки, выкрикнул Тиллиер. Отец Виллайди задумчиво почесал мочку уха. – Причины могли быть разными. Территориальные споры, религиозные распри, но чаще всего – конфликты политиков. За амбиции правителя расплачивалось все население страны. Мы можем только додумывать, но вероятно, все начиналось так же, как происходит ссора двух добрых соседей. Например, какая-либо страна вдруг вспоминала, что может претендовать на земли, ныне принадлежащие другой державе. Это как спор между двумя семьями относительно межевого камня, который укатился с горы в результате оползня. Слово за слово, вопли вельмож, чтобы подогреть междоусобицу, и вот уже одна нация готова уничтожать другую. Причем разжигатели конфликта, как правило, оставались в безопасности, за их интересы прекрасно гибли простолюдины, которые сами никогда не получат ни малейшей выгоды, даже если их страна одержит победу. Тотальная вражда двух держав обычно выливалась в огромные жертвы, как солдат, так и мирного населения. С места вскочил Хоракт. – Отец Виллайди, но в это невозможно поверить. Мой отец содержит большую мельницу. Благодаря бабкиным рецептам, мы подмешиваем в муку некоторые хитрые горные травки, и выпеченные из нашей муки хлеба могут долго лежать и не портиться. Так вот за нашей мукой приезжают даже торговцы из Фоллса. И вы хотите сказать, что жители Фоллса сообща могут прийти и сжечь нашу мельницу? Тогда кто будет поставлять им нашу знаменитую муку? Его поддержал один из бывших каменотесов: – К востоку от Венбада лежат земли Меркии. Их ремесленники производят неплохого качества горнодобывающий инструмент. Эти изделия у нас в почете, мы их закупаем. Наши святые отцы возносят молитвы богине Скельде, меркийцы поклоняются Орпину. Неужели из-за алтаря или курительных палочек меркийцы могут додуматься истребить нас поголовно, чтобы впредь продавать друг другу свои мотыги? Зачем обычным людям убивать друг друга? У всех такие же семьи, одинаковые заботы. Неужели с нашими предками приключалась какая-то напасть, что они все разом обезумели? Отец Виллайди в задумчивости сделал несколько шагов вдоль карты мира, что висела позади него на стене. – Касательно охватившего предков безумия, тут есть несколько теорий. У каждой свои приверженцы, готовые отстаивать ее с пеной у рта. Здесь, в Овергоре, мы полагаем, что окружив себя приспособлениями и механизмами, люди обрели гордыню от своих свершений, но при этом утратили мудрость. Нарушилась их связь с окружающим миром. А только жизнь вокруг нас, мир, в котором мы живем, дает ту гармонию, в которой познание сочетается с ощущением себя, как маленькой частички пространства. Из-за великой гордыни предки стали легковерными и внушаемыми. Они присвоили себе права богов. Они решили, что могут свободно изменять мир, созданный не ими, каждый народ считал, что только его вера или представление о жизни правильные. И за эти внушенные им истины они могут отнимать у других народов земли и убивать таких же, как они, людей. Риордан понял руку. – Ваше преподобие, расскажите, а как сейчас начинаются войны? По какому принципу сговариваются между собой королевства? И когда все пришло в норму? Откуда появилась эта правильная система, в которой наш мир пребывает сейчас? Отец Виллайди покровительственно улыбнулся: – Ты задал слишком много вопросов. Этого урока не хватит, чтобы ответить на все. Попробую объяснить, как все начинается. Я уже упомянул ранее, что сейчас война – это самый простой способ экономического роста. Между двумя странами с момента заключения договора на войну начинает действовать принцип беспошлинной торговли, что очень выгодно купцам. Самим поединкам, и неважно на чьей территории они проводятся, сопутствует настоящее паломничество болельщиков или просто туристов из одной державы в другую. Ярмарки, карнавалы, концерты идут беспрестанно каждый день, пока продолжаются бои. Все это способствует циркуляции капитала. Ну, и не надо забывать о контрибуции от проигравшей стороны. Она не слишком обременительна, но тем не менее увеличивает доходы победителя. Все эти условия находят отражение в договоре. А что касается формального повода, то годится любой. Иногда его создают искусственно. Например, правитель Меркии написал нашему глубокоуважаемому монарху письмо, в котором выразил недвусмысленное желание украсить полы своего дворца синим венбадским мрамором. В ответном послании писец Глейпина допустил умышленную ошибку в титуловании меркийского самодержца, а король Вертрон без промедлений подписал сей документ. Далее последовало объявление войны, которую мы, как вы знаете, выиграли. А вот еще более забавный случай. Крайонский епископат вообще не утруждает себя изысканием повода. Их нота содержала всего несколько строчек: «Братство взыскующих Истину монахов Крайоны с грустью наблюдает невежество жителей Овергора, погрязших в прискорбном Многобожии. Мы готовы силой оружия доказать верность наших убеждений. Сообщите, когда вы будете готовы принять наш отряд поединщиков, а если короткое путешествие вас не обременит, то мы с радостью окажем соседское гостеприимство прославленным бойцам Овергора и всем, кто сопутствует им». Славная была битва! – тут отец Виллайди задумчиво умолк. – Не будучи пророком, я предсказываю, что через некоторое время мы сможем процитировать еще один документ подобного рода. Так что Овергору следует готовиться к новой войне изо всех сил. Пастырь в полной тишине прошелся по кабинету туда-сюда, а потом показал ладонью на карту, висящую на стене позади его могучей спины. – Здесь вы видите тему нашего следующего урока. Прошу всех посетить библиотеку, наставник Фравик выдаст вам нужные книжки. Тема следующего занятия – история мира и установление порядка. Подготовьтесь к ней основательно, беседа предстоит длительная. А еще хорошенько поразмыслите над тем, что услышали сегодня. Итог занятия подвел Тиллиер, когда весь Прочный круг направлялся по коридору на прием к доктору Пайраму. – Вечно священники разводят какую-то словесную дребедень. Ага, раздоры политиков могли стать поводом для взаимного истребления народов. Конечно! Ну, допустим, епископ Крайоны плюнул нашему королю во время светского раута в чечевичную похлебку. Чем, конечно, нанес немалую обиду. И что, теперь нам собраться гуртом и вырезать под корень всех крайонских работяг вместе с их семьями? Которые вообще никак не касаются пьяной выходки одного-единственного урода? Да такой бессмыслицы никогда не могло приключиться! Доктор Пайрам оказался невысокого роста, крепким и жилистым мужчиной с черными кудрявыми волосами и аккуратной бородкой. Впрочем, почти все работники школы выглядели как на подбор, молодцевато, к этому Риордан уже привык. Врач выстроил новобранцев в коридоре, напротив двери в свой кабинет, после чего произвел краткий осмотр каждого. – Жалобы есть? Нет? Что-то я вам не верю. Все раздеться до исподнего. Он прошел мимо ряда рекрутов, потом велел им повернуться и осмотрел всех со спины. Риордан заметил, как побледнело лицо Хоракта во время обхода врача. Он как-то сумел подобрать живот, чтобы выпирающая мышца не бросалась в глаза, и это сработало. Найдя несколько ушибов и ссадин, Пайрам, ненадолго отлучился в свой кабинет и вернулся с небольшой стеклянной банкой в руках. – Здесь мазь. Каждому пострадавшему по очереди натереть ей травмированное место. Будет немного жечь, но быстро пройдет, – Пайрам ткнул пальцем в Риордана. – Это в тебя попала молния? Хм… кто накладывал глиняный пластырь? – Доктор Арист из Гроендага.