— Две вещи, — произносит голос Мандарина в ухо Нанао. — Первое — когда ты говоришь, что мы все уладим в Мориока, это звучит так, будто ты уверен, что победишь. — Почему ты так говоришь? У вас по меньшей мере численное превосходство. Двое против одного. — Несмотря на это. — Ой, ты только что сказал «несмотря на…». Нанао чувствует, что Мандарин улыбается. — Второе — мы не можем ждать прибытия в Мориока. Мы должны сдать тебя в Сэндае. — Почему в Сэндае? — Люди Минэгиси будут ждать нас с проверкой в Сэндае. — Зачем? — Чтобы убедиться в том, что с сыном Минэгиси всё в порядке. — Но ведь это не так. — Вот поэтому-то нам и нужно поймать тебя к тому времени, как мы прибудем в Сэндай, очкарик. — Но это… — Нанао понимает, что преподаватель с курсов все еще стоит прямо рядом с ним, как будто поймал детей за шалостью. И он явно не собирается никуда уходить. — Послушай, ты не будешь против, если я ненадолго отключусь? Я сейчас тебе перезвоню. — Конечно, мы будем просто наслаждаться пейзажем за окном, ожидая твоего звонка — ты это хочешь от меня услышать? Как только ты отключишься, мы придем за тобой, очкарик. — Голос у Мандарина острый, как лезвие ножа, но Нанао слышит, как Лимон говорит на заднем плане: «Отличная идея! Давай наслаждаться пейзажем!» — Мы все на одном поезде, так что некуда торопиться. До прибытия в Сэндай еще больше получаса. — Мы не можем ждать так долго, — говорит Мандарин, но Лимон снова встревает: «Да ладно тебе, расслабься, отключайся уже». Затем в трубке действительно воцаряется тишина. В отчаянии из-за такого провала переговоров Нанао едва не перезванивает, но затем вспоминает, что Мандарин — не тот человек, который будет действовать опрометчиво. Возможно, нет никаких причин для паники. «Сохраняй спокойствие, — убеждает он себя. — Не пытайся решить несколько вопросов одновременно, действуй последовательно». И смотрит на учителя: — В чем дело? — А, нет-нет, ничего, — говорит мужчина, словно только что обнаружив, где он находится. Он кланяется, извиняясь — быстрое механическое движение — как игрушка, которой только что поменяли батарейки. — Когда поднял телефон, я услышал, что человек, с которым ты разговаривал, сказал нечто весьма тревожное, — и задумался. — Тревожное? — Да, что кого-то убили. Мне стало так страшно… Несомненно, он говорит про сына Минэгиси. — Ты не выглядишь особенно испуганным, учитель. — Но кого убили? Где? — Это случилось в нашем поезде. — Что? — А что бы ты сделал, если б это было правдой? Возможно, лучше всего было бы побежать к проводнику и рассказать ему об этом. Или воспользоваться системой внутренней связи. Сделать объявление: «Не могли бы подойти сюда присутствующие в поезде сотрудники полиции?» — Но в таком случае… — отвечает мужчина с тусклой улыбкой — будто исчезающая линия, прочерченная пальцем по поверхности воды. — В таком случае я мог бы также сказать: «Не могли бы подойти сюда присутствующие в поезде убийцы?» Нанао смеется, услышав этот неожиданный ответ. «Да, это гораздо больше соответствует действительности». — В любом случае я просто шучу. Если б я узнал, что в синкансэне произошло убийство, я не был бы так спокоен, разве нет? Скорее всего, я заперся бы в туалете и сидел бы там всю дорогу, пока поезд не приедет на остановку. Или упал бы в ноги проводнику и умолял его защитить меня. Если бы в таком замкнутом пространстве случилось что-то подобное, это наделало бы шума. Нанао и сам понимает, что все его слова от первого до последнего — чистая ложь. Он только что убил Волка и подрался с Лимоном, не наделав вообще никакого шума. — Но раньше ты говорил, что тебя постоянно преследуют неудачи. Так что я не очень удивился, когда поднял твой телефон и услышал, как кто-то говорит про убийство. Закон Мерфи, верно? Каждый раз, когда едешь на синкансэне, ты оказываешься втянутым в какие-то неприятности, за исключением тех случаев, когда ищешь неприятности специально. Он подходит на шаг ближе. В его глазах вдруг вспыхивает искра какой-то странной принуждающей силы. Эти глаза похожи на два черных дупла в старом дереве[61] — как будто между двумя мужчинами внезапно появилось огромное дерево — невидимое, за исключением двух черных провалов ровно напротив глаз учителя, источающих смутное сияние. Нанао не отрываясь смотрит в них, чувствуя, что в любой момент может провалиться и раствориться в клубящейся там темноте. Охваченный страхом, он отшатывается назад. Эти глаза кажутся ему дурным знаком, но, сколько ни пытается, Нанао не может отвести от них взгляд, и от этого ему делается еще страшнее. — Ты ведь… ты ведь тоже… — заикается он. — Я хочу сказать… ты тоже из тех людей, которые занимаются опасной работой? — Какой забавный вопрос. Конечно же, нет. — Мужчина слабо улыбается. — Твое место — в самом конце четвертого вагона. Ты мог пойти в туалет между четвертым и третьим вагонами. Почему ты пошел сюда? — Нанао изучающе смотрит на своего собеседника. — Я просто ошибся, вот и всё. Пошел в сторону передних вагонов, но, когда понял, что иду не туда, уже прошел бо́льшую часть пути, так что не было смысла возвращаться. — Ах, вот как… — с облегчением произносит Нанао, однако все еще не до конца убежденный его словами. — Но в прошлом я попадал в опасные ситуации. — Я попал в одну прямо сейчас, — отвечает Нанао, не успев подумать. Слова сами собой непрошено выпрыгивают из его рта. — Сын одного ужасного человека убит. Я не видел, как это произошло. На самом деле никто не видел, как это произошло, но он мертв. — Сын одного ужасного человека, — задумчиво повторяет учитель, как будто обращаясь к самому себе. — Да, верно. Сначала он был жив, а теперь мертв. Нанао сам не может поверить, что говорит об этом, хотя он ни в коем случае не должен об этом говорить, — но не может остановиться. «Этот человек каким-то образом вызывает желание рассказать ему все до единого слова, — думает он. — Как будто у него какая-то особенная аура. Как будто пространство вокруг него — это исповедальня». Он хочет заставить себя больше ничего не рассказывать этому человеку, но в его сознании словно появляется прозрачная непроницаемая мембрана, ограждающая его от его же собственных предостережений. «Все дело в его глазах», — думает Нанао, но эта мысль тоже остается по ту сторону мембраны. — Раз уж ты об этом упомянул… в те дни, когда я имел некоторое отношение к опасной работе, был другой ужасный человек, чьего сына убили. На самом деле сам ужасный человек тоже был убит. — О ком ты говоришь? — Я не думаю, что ты знаешь его имя. Хотя он был весьма известен в определенных кругах. — Впервые за все их общение на лице мужчины вдруг появляется страдальческая улыбка. — Не могу сказать наверняка, о каких «определенных кругах» ты говоришь, но что-то мне подсказывает, что я знаю его имя. — Его звали Тэрахара. — Тэрахара, — повторяет Нанао. — Он был очень известен. Его отравили. — Он не собирался этого говорить — и, едва произнеся эти слова, тотчас о них жалеет. Но учителя это, похоже, нисколько не смущает. — Да, все верно. Отец был отравлен. Сына сбила машина. Слово «отравлен» запускает в голове Нанао цепочку ассоциаций. — Яд, — бормочет он себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь, и имя профессионала, убившего Тэрахару, само собой появляется среди его мыслей. — Шершень? — Что? — Мужчина слегка склоняет набок голову. — Я думаю, что сына Минэгиси тоже убил Шершень, — произносит Нанао и, уже не в силах остановиться, показывает на своего собеседника пальцем. — Ты… ты — Шершень? — Посмотри на меня хорошенько. Я разве похож на шершня? — Мужчина слегка повышает голос. — Я всего лишь учитель на подготовительных курсах. Мое имя Судзуки, — говорит он с оттенком самоуничижения. — Я человек. А шершень — это насекомое. — Я вижу, что ты не насекомое, — серьезно отвечает Нанао. — Но все же думаю, что ты — натуральный священник. Нанао совершенно не представляет, как выглядит наемный убийца с кодовым именем «Шершень», каковы его особые приметы, и вообще не знает о нем ничего конкретного. «Уверен, что Мария в курсе», — думает он, начиная искать в телефоне ее номер. Но когда поднимает глаза, мужчины уже нет. Нанао снова испытывает приступ страха от мысли, что, возможно, он только что разговаривал с привидением. Нажав на кнопку вызова на телефоне, он смотрит через окно двери, ведущей в пятый вагон, и видит спину уходящего от него учителя. Он успокаивающе проводит ладонью по груди, где как бешеное колотится его сердце. «По крайней мере, он не призрак». Возвращаясь к дверям поезда, за окнами которых проносится пейзаж, Нанао подносит телефон к уху. Грязь на стекле почти стерлась, превратившись в крохотные разрозненные капельки. Вызов идет, но Мария не снимает трубку. Нанао беспокоится все больше, боясь, что в любую минуту в тамбуре могут появиться Мандарин и Лимон. Соединение двух вагонов, прикрытое металлическими пластинами, извивается, как тело рептилии. — Где ты? — наконец он слышит в своем ухе голос Марии. — Что это?! — вдруг удивленно вскрикивает Нанао. — Что случилось? — Он здесь, — говорит Нанао, совершенно сбитый с толку. — Что здесь? Нанао сам позвонил Марии, но теперь он совершенно забыл, о чем хотел ее спросить. Он ошеломленно таращится на черный чемодан. Вот он — здесь, лежит прямо на багажной полке, где он в первый раз нашел его. Как будто тот изначально никуда не пропадал. — Чемодан. Неожиданное появление этой вещи, которую он так искал, кажется Нанао не вполне реальным. — Под «чемоданом» ты подразумеваешь тот самый, который тебя наняли украсть? Это он? Ты все-таки его нашел?