— И как нам убить Шершня? Спреем от насекомых? — В романе Вирджинии Вулф «На маяк» персонаж убил осу с помощью ложки. — Ложки? Как ему это удалось? — Сам каждый раз себя спрашиваю, когда перечитываю этот эпизод. — Затем Мандарин слышит, как Нанао произносит что-то неразборчивое. — Что ты сказал? Нет ответа. Он спрашивает еще раз, и спустя мгновение Нанао отвечает: — Извини, я покупал себе чай. Мимо ехала тележка, а я очень хотел пить. — Даже когда тебя преследуют, ты находишь на это время? — Нужно правильно питаться и употреблять достаточно жидкости, когда представляется возможность. И вовремя ходить в туалет. — Ладно, — говорит Мандарин. — Я не могу сказать, что абсолютно тебе поверил, но мы попробуем выяснить, есть ли в поезде эта девушка. Потребуется еще некоторое время, чтобы проверить каждого пассажира, но это не невозможно. Затем Мандарину приходит в голову мысль, что, возможно, у Нанао есть план и он пытается выиграть себе еще немного времени до прибытия поезда в Сэндай. — Э-э-э-эй, — протягивает вдруг осененный внезапной догадкой Лимон, тыча пальцем в лицо девушки на фотографии. — Да это же она! — Кто? Лимон, кажется, удивлен, что Мандарин не узнает это лицо. — Проводница. Девушка, которая возит тележку с напитками и закусками. Она же все это время ходит взад-вперед по всему синкансэну. Божья Коровка Еще немного раньше: Нанао собирается передать чемодан проводнику. С правой стороны тамбура между восьмым и девятым вагонами находится узкая дверь с табличкой «Комната для персонала». Едва Нанао подходит к ней, как дверь открывается и в тамбур выходит проводник, так что они едва не сталкиваются друг с другом. — Ой, прошу прощения, — извиняется Нанао. «Я искал проводника и едва не сбил его с ног. Как всегда, невезение». Пока он пребывает в растерянности от смущения, молодой проводник в аккуратном форменном двубортном костюме спокойно спрашивает его: — Чем я могу вам помочь? Ни секунды не раздумывая, Нанао протягивает ему чемодан. — Могу я отдать вам это? На лице проводника отражается недоумение. Форменная фуражка ему великовата, и из-за этого он выглядит как маленький мальчик, который любит поезда и каким-то образом устроился работать в синкансэне. Несмотря на официальный вид его униформы, он выглядит очень участливым. Мягко уточняет: — Вы хотите, чтобы я взял ваш чемодан? — Я нашел его в туалете, — на ходу врет Нанао. — В тамбуре между пятым и шестым вагонами. — Вот как, — отвечает молодой проводник, не выказывая ни тени подозрительности. Он осматривает чемодан, поворачивая его вправо и влево, пробует открыть замок и обнаруживает, что тот закрыт на код. — Я обязательно сделаю об этом объявление. Нанао благодарит его и идет в зеленый вагон, затем — в тамбур за ним, соединяющий зеленый вагон с десятым. Здесь заканчивается синкансэн «Хаятэ». Нанао думает о Волке, о Шершне и о существующей между ними возможной связи. Затем достает свой телефон и набирает номер. Мандарин отвечает, и Нанао излагает ему ситуацию так быстро, как только может, стараясь не сбиваться. Он говорит о том, что готов сдаться, что отдал чемодан проводнику, и рассказывает свою теорию, что сына Минэгиси мог убить Шершень и что фотография Шершня находится в кармане мужчины, сидящего в конце шестого вагона. Затем Мандарин отключается. Нанао прислоняется к стеклу окна и смотрит наружу, сжимая в пальцах телефон, словно ожидая звонка от любимой девушки. Поезд въезжает в тоннель. Когда все вокруг погружается в темноту, Нанао кажется, будто он оказался глубоко под водой, и он инстинктивно задерживает дыхание. За окнами вновь появляется пейзаж, и у Нанао возникает ощущение, будто он снова может дышать, как раньше. Но почти сразу же начинается следующий тоннель. Погружение, возвращение на поверхность, снова погружение, снова возвращение, тьма, свет, тьма, свет, невезение, везение, неудача, удача… Он вспоминает старую пословицу, в которой говорится, что счастье и несчастье переплетены, подобно нитям в веревке. «Вот только в моем случае это в основном несчастье», — с грустью думает Нанао. В этот момент в тамбуре появляется проводница со своей тележкой. Тележка наполнена закусками и напитками, сверху на ней возвышается небольшая башенка из сложенных стопкой бумажных стаканчиков. Нанао покупает бутылку чая как раз в тот самый момент, когда ему перезванивает Мандарин. Он зажимает телефон между плечом и ухом, расплачиваясь с девушкой. Мандарин спрашивает, что происходит, и Нанао объясняет ему, что покупал себе чай. — Даже когда тебя преследуют, ты находишь на это время? — Нужно правильно питаться и употреблять достаточно жидкости, когда представляется возможность. И вовремя ходить в туалет. — Большое вам спасибо, — вежливо благодарит его проводница и направляется со своей тележкой в десятый вагон. — Послушай, Нанао, — вдруг взволнованно говорит Мандарин. — У меня для тебя хорошие новости. Похоже, что девушка с тележкой — это и есть Шершень. — Что?! — Это сообщение застает Нанао настолько врасплох, что он неожиданно для самого себя произносит это гораздо громче, чем собирался. Тележка с напитками останавливается. Проводница все еще стоит к нему спиной, но она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него через плечо. На ее молодом миловидном лице с округлыми щеками приветливая улыбка, как будто она хочет спросить его: «У вас все в порядке? Я могу вам чем-нибудь помочь?» Она выглядит совершенно естественно. Нанао нажимает на кнопку завершения вызова и пристально смотрит на нее. «Неужели она и есть Шершень?» В это трудно поверить. Он внимательно оглядывает ее с ног до головы. — Что-то не так? — Девушка медленно к нему поворачивается. Одетая в униформу персонала синкансэна и передник работницы торговли, она выглядит так, будто не может быть никем, кроме как девушкой-с-тележкой-с-напитками. Нанао кладет свой телефон в задний карман. — Нет-нет, всё в порядке. — Он старается скрыть от нее свою нервозность. — Скажите, кто угодно может воспользоваться этой комнатой? — Показывает на дверь слева, табличка на которой гласит «Универсальная комната». Рядом с дверью на стене находится еще одна табличка, на которой написано, что пассажиры должны информировать сотрудников персонала, если хотят воспользоваться помещением. «Видимо, именно об этой комнате говорила Мария, и упомянула еще про кормление грудью…» Нанао дергает ручку и обнаруживает, что дверь не заперта. Внутри находится тускло освещенное пространство — самая обыкновенная пустая комната с единственным сиденьем. — Большинство пассажиров используют ее для ухода за детьми, — отвечает проводница. — Однако необходимо ставить в известность сотрудников персонала. Теперь ее улыбка кажется словно искусственной, нарисованной на ее лице. Он не может сказать, что это в действительности — дежурная улыбка сотрудницы персонала, обслуживающей клиента, или свидетельство сильного внутреннего напряжения. Напротив универсальной комнаты справа располагается туалет — больше, чем те, что находятся в других тамбурах. На стене рядом с ним — крупная круглая кнопка для открытия двери, без сомнения, предназначенная для пассажиров в инвалидных колясках. Проводница продолжает улыбаться. «Что мне делать, что же мне делать? — снова рефреном крутится в голове у Нанао. — Должен ли я попробовать выяснить, что это действительно она? А если да — тогда что делать?» Слышится тихий звук, как будто что-то рвется. Это этикетка на бутылке чая, которую Нанао держит в руке. Все это время он бессознательно теребит ее. — Простите, в этом поезде, случайно, нет шершней? — Нанао старается говорить самым обычным тоном, как будто это только что пришло ему в голову. Отступая в сторону от двери в универсальную комнату, он окончательно отрывает этикетку от бутылки. — Извините? — Девушка выглядит растерянной. — Ш… шершня? — Ну, знаете, японский гигантский шершень. С ядовитым жалом, — с нажимом говорит Нанао. — Мне кажется, в поезде есть один. — Вы видели, как он летал по салону? Должно быть, он попал в синкансэн на одной из станций, где мы останавливались… Это может быть очень опасно. Я проинформирую проводника. Он опять не может сказать, специально ли проводница уходит от ответа или действительно не понимает, куда он клонит. Ничто в поведении ее не выдает. Девушка снова мило улыбается и поворачивается в сторону десятого вагона. — А, нет, я лучше сам скажу проводнику. — Нанао тоже поворачивается и делает вид, что собирается обратно в зеленый вагон. Все его внимание сосредоточено на том, что происходит за его спиной — он старается почувствовать любое движение. Поднимает пластиковую бутылку перед глазами, чтобы использовать жидкость в качестве зеркала. В бултыхающемся в бутылке чае отражается нечеткий силуэт женщины — она бесшумно приближается к нему. Нанао мгновенно разворачивается. Она стоит прямо перед ним. Он швыряет бутылку ей в лицо. Проводница отражает удар, но в этот момент открывается, и Нанао обеими руками изо всех сил толкает ее. Она отшатывается и с размаха врезается в тележку: раздается громкий звук столкновения, башня из бумажных стаканчиков опрокидывается, по полу разлетаются упаковки с сувенирами и закусками. Прижимаясь спиной к тележке, девушка сползает вниз и садится на пол. Нанао замечает еще кое-что: нечто, выглядящее как кусок толстой веревки, извиваясь, выползает из-под тележки. «Змея». Та самая, которую он видел выпрыгивающей из террариума в хвосте поезда. Видимо, она спряталась среди картонных коробок с закусками внизу тележки. Змея скользит вдоль стены тамбура, и в мгновение ока Нанао теряет ее из виду. Женщина берется за ручку тележки и поднимается на ноги. В ее правой руке что-то поблескивает. Игла. Ее подогнанная по фигуре светло-синяя форменная рубашка с пуговицами и передник цвета индиго явно не предназначены для занятий спортом, но это нисколько не замедляет ее движений. Проводница не колеблясь бросается вперед. По ее движениям невозможно понять, как она собирается атаковать: вонзить иглу в противника или швырнуть ее. Она приближается. Нанао ударяет раскрытой ладонью правой руки по большой кнопке рядом с туалетом для людей с ограниченными возможностями. Дверь отъезжает в сторону. Женщина отвлекается и бросает мимолетный взгляд на дверь. Нанао не упускает свой шанс. Он уворачивается от ее удара, отклоняется влево, оказывается позади нее и пинает ее изо всей силы, чтобы затолкать в туалет. Не имеет значения, кто твой противник — мужчина, женщина или ребенок; если это профессионал, то нельзя поддаваться жалости.