– Убили его прямо по Маяковскому, – нервы у детективов крепкие, поэтому следователь, не щадя их, живописал картину места преступления самыми яркими красками, на которые только был способен. Ни один из детективов не изменился в лице. «Выходит, зря старался», – подумал Шура. И сказал: – Мы установили, чем именно был убит буржуй. Это, конечно же, только предварительная версия, – добавил он осторожно. – И чем же? – Не поверишь, булыжником. – Вполне даже оружие пролетариата. – Вот и я про то же. Хотя интеллигент тоже может приложить. Мирослава взяла из вазы сочное яблоко, надкусила его, села на краешек дивана и спросила: – Шура, у тебя есть подозреваемые? – Есть, – кивнул Наполеонов. – Кто? – в один голос спросили детективы. – Школьный учитель Королёв. Ему семьдесят восемь лет, а он всё работает. – Шутишь? – Ничуть. Мне на него вдова указала. Мирослава фыркнула. – И ты расследуешь эту версию? – Нет, но на моё начальство давят сверху. Мирослава подмигнула Морису так, чтобы Наполеонов не заметил, и проговорила: – Шура, я тебе не верю! Кончай прикалываться! – Ты ещё больше не поверишь, если я скажу, что нашёл его на могиле Щорса. – Да ты что? – воскликнула Мирослава. Морис выглядел растерянным. – Что, темнота европейская, не знаешь, кто такой Щорс? – почему-то саркастически спросил Шура. Морис не понял его сарказма и отвернулся. – Не обращай внимания, – Мирослава встала и похлопала Миндаугаса по плечу, – это в нём взыграла классовая ненависть. Она как гены, – невесело усмехнулась Мирослава, – передаётся по наследству. – Да, извини, – нехотя повинился Наполеонов, – Мирослава права. – Объясни мне, кто этот Щорс, – потребовал уставший находиться в неведении Морис, – хотя я могу и в интернете посмотреть. – Не надо, – остановил его Наполеонов, – ты хоть раз слышал песню о красном командире? – Шура напел несколько строк, которые помнил сам. – Вроде бы что-то знакомое, – неуверенно ответил Миндаугас. – Это про него. Про Щорса. Морису от Шуриных слов яснее не стало, и он решил всё-таки позже посмотреть в интернете. – Слав! – снова начал заводиться Шура. – Ты вот скажи мне, почему люди, при том заметь, молодые, отдавали свою жизнь за светлое будущее! Сражались с буржуями за народ. А в результате? Через какое-то время снова буржуины изо всех щелей вылезали и ну сосать кровь из трудового народа. – Ты так говоришь, словно имеешь в виду клопов или тараканов. – Ага, паразитов. И не берёт их ни дуст, ни дихлофос. – Моя мама, между прочим, – проговорил Морис, – учитель французского языка. – Вот именно! Русская интеллигенция и устраивала революции. – Моя мама вообще-то не русская, – напомнил Морис. И сделал он это не вовремя, ох, не вовремя. – Тем более, – рявкнул Наполеонов. – Лучше помолчи, – сказала Миндаугасу Мирослава, – дай ему перебеситься. Морис пожал плечами, но про отца, капитана рыболовецкой шхуны, решил пока не напоминать съехавшему с катушек другу. Только позднее спросил у Мирославы, имея в виду родителей Наполеонова: – А разве преподаватель музыки и учёный не относятся к интеллигенции? – Относятся, ещё как относятся, – отозвалась Мирослава, – но на данный момент Шуру переклинило. Сам Наполеонов, ощущая неясное жжение в груди, и не догадывался о том, что это «дело рук» искры, которую заронил в его душу старый коммунист, учитель истории Королёв. Он уснул на диване в гостиной, и никто не стал его будить, так что комната, в которой он спал, оставаясь ночевать у Мирославы, в эту ночь пустовала. Луна заглядывала в гостиную через неплотно закрытые шторы. Один из лучей ночного светила, точно серебряный перст, сначала коснулся подушки, а потом уткнулся в уголок рта спящего следователя, поднялся выше, легко коснулся ресниц. Но Наполеонов ощутил это касание света и, что-то недовольно пробормотав, перевернулся на другой бок. Проснулся он рано. Втянул носом воздух. Из кухни доносился вкусный мясной запах. Потянувшись, он встал с дивана и, умывшись, появился в дверях кухни. – Чем это таким вкусным пахнет? – радостно воскликнул он. – А где твоё доброе утро? – спросил Морис. – Тут оно! – горячо заверил его Шура. – Доброе утро, Морис! – Доброе утро, Шура. Котлеты будешь? – Ещё как буду! – обрадовался Наполеонов. – А что на гарнир? – Спагетти. – Пойдёт! Хочешь, я тебя расцелую? – Нет, – испуганно ответил Морис и попятился. – Ладно, не боись! Я вместо тебя усатого расцелую. Дон, сидевший на подоконнике, тотчас спрыгнул на пол и выскользнул из кухни. Морис посмотрел ему вслед сочувствующим взглядом. Шура, сделав вид, что ничего не заметил, сел за стол, уничтожив весь завтрак до последней крошки, сказал «спасибо» и отбыл в город. Машина Наполеонова выехала на дорогу, ведущую в Старый город. Непонятно почему, но большинство бизнесменов предпочитали именно там размещать свои офисы. Хотя арендная плата в Старом городе была заоблачной. Неожиданно машины, идущие впереди, стали сначала сбавлять скорость, а потом и вовсе останавливаться. «Неужели я застряну в пробке? – сердито подумал следователь. – Только этого мне не хватало до полного счастья». Он уже хотел было выбраться из салона, но вовремя сообразил, что изменить ничего в сложившейся ситуации не получится. Если бы рядом было метро. Но строительство метро в направлении Старого города только начато, и пользоваться им, по словам властей, можно будет только через три года. Наполеонову тотчас же пришла на ум пословица, что обещанного ждут три года. И он, достав книгу из бардачка, чтобы сберечь себе нервы, уткнулся в неё носом. Но разговор с компаньоном Тавиденкова Кобылкиным у следователя всё-таки состоялся. Пробка рассосалась за полчаса, и счастливая вереница автомобилей ожила и продолжила движение. Денис Сергеевич Кобылкин не стал отговариваться занятостью и строить из себя крутого босса, он принял следователя сразу же, как только секретарь сообщила ему, что тот прибыл лично, чтобы побеседовать. Первое, что встретил следователь, войдя в кабинет бизнесмена, был острый изучающий взгляд его хозяина. Наполеонов замер в дверях. – Проходите, проходите, – тут же разулыбался Денис Сергеевич. – Следователь Наполеонов Александр Романович. – Как же, как же, – благодушно проговорил Кобылкин, – наслышан. – От кого же?