В особняке Висконти тихо, если не считать жужжания механических рождественских украшений и шторма, бьющего в окна от пола до потолка в прихожей. — Входи! — зовёт Рори, когда я стучу. Просовываю голову в дверь спальни, и меня встречают ее подвыпившая улыбка и пушистая собака. — Пожалуйста, скажи, что ты пришла присоединиться к ночевке? Я бросаю взгляд на кровать, где длинные черные волосы расползлись по кремовой подушке. Где-то под одеялом похрапывает маленький комочек. — Ты променяла своего мужа на Тейси? Она одаривает меня виноватой улыбкой. — Он не очень хорошо себя чувствовал, поэтому был отправлен в гостевую комнату. Я подумала, что может дело в индейке, но ведь все, кроме нас с тобой, ее ели, верно? И все они в порядке. Я изучаю ее большие, невинные глаза. Либо она лучшая лгунья, которую я когда-либо встречала, либо случайно выбрала идеальный день, чтобы тоже стать вегетарианкой. — Угу, — сухо отвечаю я. — Может быть, это было унижение от переодевания в эльфа. В любом случае, как тебе удалось убедить его сделать это? Она понимающе улыбается. — У меня была денежная мотивация. Я смеюсь. — Так или иначе, я принесла тебе подарок. Ее глаза загораются при виде Ролекс, болтающихся на ремешке между моим большим и указательным пальцами. — Это часы Каса? — Ага. Подумала, что тебе они понравятся после того, как он сказал тебе, что пакет замороженных овощей и самообслуживание на баре не заменят полноценного кейтеринга на Рождество. — Он такой сноб. Как будто я собиралась заставлять своих сотрудников работать в Рождество, у них ведь тоже есть семьи, — она выхватывает у меня часы и подносит их к свету. — Мне они нравятся. Затем она опускает их в недопитый бокал с белым вином, стоящий на комоде. — У тебя есть все, что нужно? Я растерянно смотрю на пузырьки, покрывающие часы за шестизначную сумму. — Э-э, да. То есть, нет. У тебя есть какая-нибудь пижама? — я окидываю взглядом ее стройную фигуру. — Которая могла бы мне подойти? Буря налетела из ниоткуда, с силой сдув весь искусственный снег с окон. Раф сообщил, что вода слишком неспокойна, чтобы возвращаться на яхту на катере, поэтому мы останемся здесь на ночь. Мы не можем вернуться домой, Куинни, сказал Раф. От его слова «домой» у меня что-то взорвалось в груди и прожгло там дыру. Рори бросает мне оверсайз футболку. — Будь с ней поласковее, это моя любимая. Разворачиваю ткань и читаю логотип: Ассоциация Орнитологов Штата Вашингтон. Я ловлю взгляд Рори, и она усмехается. — Гордый член клуба с пяти лет. Мы желаем друг другу спокойной ночи, и я иду по коридору, перекинув через руку свою новую пижаму. В конце коридора из-под двери нашей спальни на ночь просачивается мягкий свет. С каждым шагом к ней мое сердце бьется все быстрее, зная, что от открывшегося вида у меня перехватит дыхание. Раф лежит на кровати в одних черных боксерах и татуировках. Он закинул одну руку за голову, и то, как напрягается его бицепс, вызывает у меня желание снова вонзить в него зубы. Смотрит на меня с ленивым весельем. — Привет, милашка. Несмотря на румянец, заливающий мои щеки, я закатываю глаза. — Пробуешь новые прозвища? — он обнажает зубы в ухмылке и кивает. — Как насчет Карты Гибели? Или Неудачливого Талисмана? Его взгляд вспыхивает. — Не очень броско. Думаю, остановлюсь на Куинни. Я отмахиваюсь от него и исчезаю в ванной комнате. Несмотря на то, что у меня был идеальный день, меня охватывает страх. Он накатывает неожиданными волнами с тех пор, как Раф объяснил, почему он называет меня Куинни. Королева Червей. Рыжеволосая девушка, которая поставит его на колени. Это странная смесь вины и разочарования, которая преследует меня, и ирония тоже не ускользает от меня. Мои пальцы находят кулон, проводят им по цепочке вверх-вниз, наблюдая, как он сверкает в зеркале. Может быть, я везучая, потому что для других я невезучая? Чем больше я об этом думаю, тем больше это имеет смысла. Я устраиваю пожары, ворую кошельки, часы или что угодно, до чего могут дотянуться мои липкие пальцы. Если я выберу Вас в качестве цели, обязательно ждите удар судьбы, по той простой причине, что я планирую с Вами сделать. Чувствуя жар, ополаскиваю лицо ледяной водой и пытаюсь прогнать эти мысли. Нахуй других мужчин, они мне безразличны, но я бы солгала, если бы сказала, что мне наплевать на Рафа. Я умываюсь, чищу зубы и надеваю футболку Рори. Когда возвращаюсь в спальню, Раф переворачивается на бок лицом ко мне, прищуриваясь при виде логотипа. — Лучше бы ей не принадлежать другому мужчине, — тихо говорит он. — Вообще-то она принадлежит твоей невестке. Он морщит нос. — Еще хуже. Лучше сними ее, пока я тебя не трахнул. Я бросаю ему в голову подушку, он ловит ее одной рукой. — Кто сказал, что мы будем трахаться сегодня? — хотя, наблюдая за тем, как напрягается его пресс, когда он подкладывает подушку под голову, я знаю, что это неизбежно. Он одаривает меня кривой ухмылкой, тон приятен и сладок. — А какая у нас альтернатива? Хочешь поговорить о наших чувствах? Наслаждаясь жаром его взгляда, пока я прохожу по комнате, я изображаю беспечность. — Нет, но мы можем поговорить о чем-нибудь другом. Например, почему Тор Висконти появился ранее и почему ты ударил его. Он едва слушает, так как слишком занят наблюдением за тем, как я наклоняюсь, чтобы положить сложенную одежду на кресло в углу. — Из-за семейной драмы, к тому же скучной, — он спрыгивает с кровати, хватая меня за ноги. — Иди сюда. Может, это водка замедляет его, но в кои-то веки мне удается вовремя уйти из его досягаемости. — Нико сказал, что ты хорошо его отделал. — Да, — говорит он небрежно. — А теперь иди сюда. Остановившись в изножье кровати, я поднимаю взгляд на него. Он мрачный и раздраженный, взгляд короля, не привыкшего к тому, чтобы ему отказывали в том, чего он хочет. Ухмыляясь, я наклоняюсь, собираю все свои подарки и бросаю их на кровать. — Давай посмотрим, что все подарили мне на Рождество, хорошо? — ласково говорю я. Его взгляд обжигает. — Нет. Кроме того, все продолжали благодарить меня за подарки, о которых я никогда не слышал. Это Лори в этом году разошлась, или это ты написала оба наших имени на всех своих подарочных открытках? — Оба наших имени, — я одариваю его своей самой ангельской улыбкой. — Это казалось справедливым, учитывая, что я заплатила за них твоей Amex, папик. Он смеется и качает головой. — Я купил твоему соседу, который за всю свою жизнь сказал мне всего три слова, путевку в Торонто туда и обратно, чтобы посмотреть на игру «Maple Leaves». Как это мило с моей стороны. — Кстати, о Мэтте, ты видел приветственный коврик, который он мне подарил? — я вынимаю его и поднимаю вверх. — Каламбурный, как и у него. Раф зачитывает слоган. — Привет, я Пенни. И я просто зарабатываю центы20, — он морщится. — Это чертовски ужасно. Он не вернется домой вместе с нами. Я замираю. Вот опять. Домой. Слово, которое звучит слишком постоянно, чтобы мое сердце могло с ним справиться. Наши глаза встречаются, Раф изучает мои с легким замешательством.