— Он вернется домой вместе со мной, — тихо говорю я. Секунду он не понимает. Затем я вижу, как от осознания у него сводит челюсти и так же быстро переходит в безразличие. — Ах, да. Я и забыл, что ты обычно живешь в притоне наркоманов с выломанной дверью, — сухо говорит он. Я ничего не отвечаю. С медленным выдохом он откидывается на подушки, заложив руки за голову. — Тогда давай, покажи мне остальное. Я показываю ему ожерелье Van Cleef, которое подарили мне Рори и Анджело. Персонализированный набор для игры в Блэкджек от Нико и косметичку Charlotte Tilbury от Тейси. Он едва смотрит на подарки, предпочитая вместо этого смотреть на меня с нежным выражением на протяжении всего представления. — Прелестно, — говорит он, когда я заканчиваю. — А теперь иди сюда, или я перебужу весь дом, таща тебя к себе. Но я не слушаю. На дне моего пакета лежит еще один подарок, о котором я совсем забыла. Не тот, который я получила, а тот, который я не решалась дарить. Дискомфорт сжимает мои ребра. Однако я с трудом скрываю это, потому что Раф хмурится еще больше. — Что не так? — Ничего... Но его взгляд уже прикован к пакету. На этот раз он быстрее и выхватывает ее у меня, прежде чем я успеваю его остановить. Он достает подарок, переворачивает бирку и смотрит на меня. — Это для меня? — Да, но... — От тебя? Мои щеки краснеют. — Нет, от самого младенца Иисуса, — огрызаюсь я в ответ. — Но это ничего особенного, просто глупый маленький... — Почему ты пытаешься его спрятать? Он взорвется, когда я открою? Я свирепо смотрю на него. — Нет, но жаль, что я об этом не подумала. Он срывает бумагу и поднимает подарок к свету. Пара блевотно-зеленых носков с четырехлистными клеверами. Когда его взгляд встречается с моим, я не могу прочитать выражение его лица, и от этого чувствую себя еще более неуютно. — Это всего лишь носки, — бормочу я, переминаясь с ноги на ногу. — Может быть, счастливые носки. Знаю, что у тебя, вероятно, появляется сыпь от одного взгляда на полиэстер, и знаю, что, вероятно, я заставила тебя возненавидеть четырехлистный клевер, но... Мое объяснение тает на глазах. По правде говоря, я купила их в магазине все за доллар на центральной улице, когда проживала одну из тех волн опасений. Я подумала, может быть, если у него будут счастливые носки, как у меня есть счастливый кулон, это может помешать мне разрушать его жизнь. Понимаю, что только что сказала это вслух. Он пристально смотрит на меня. Снаружи так шумно, дождь барабанит по окнам, как будто мы сделали что-то, чтобы разозлить его, но в спальне можно услышать, как падает иголка. Раф кладет носки на прикроватную тумбочку. — Иди сюда. На этот раз команда не пронизана похотью, и я вынуждена подчиниться. Онемев, я заползаю на кровать и ложусь на сгиб его руки. Он приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз, загораживая собой весь свет. — Думаешь, эти счастливые носки сработают? — бормочет он, проводя пальцем по кулону. — Может быть, — задыхаясь, шепчу я. Хотелось бы надеяться. Он бросает взгляд на мои глаза, исследуя их. — Когда ты купила кулон? — Я не покупала, мне его подарили. — Твоя мама? Я смеюсь. Да, точно. — Наверное, чья-то мама. Но не моя. — Почему она дала его тебе? Наши глаза встречаются, и он терпеливо смотрит на меня. Я ерзаю под теплом его тела, не желая воскрешать это воспоминание, только не в Рождество. Не сейчас. Но когда я пытаюсь сесть, Раф толкает меня обратно, удерживая на кровати, положив руку мне на бедро. — Расскажи мне. Я сосредотачиваюсь на узорчатом потолке и вздыхаю. — Без обид, но мужчины в казино — мудаки, — он не смеется, но ждет, когда я продолжу. — Когда я росла в Visconti Grand, все завсегдатаи считали меня удачливой. Теперь он ухмыляется. — Нико сказал мне, что ты брала с них по доллару за то, что дула на их кости, — его костяшки пальцев скользят по моей щеке. — Почему я тебя не помню? Вместо того чтобы пошутить о том, какой он чертовски старый, я сглатываю и продолжаю, понимая, что если остановлюсь, то никогда не смогу рассказать об этом. — Сначала я не брала денег. Я была талисманом на удачу бесплатно, пока однажды вечером один из завсегдатаев не посадил меня к себе на колени за рулеткой. Он был пьян, я чувствовала запах виски в его дыхании, — свой свирепый взгляд, я бросаю на него. — Еще одна причина, по которой я чертовски ненавижу виски. В общем, он вел себя безрассудно. Поставил все, что у него было, на черное, а поскольку раньше ему всегда везло, он думал, что не может проиграть, — я сглатываю. — Моя мама была крупье за столом в тот вечер. Он убедил ее позволить мне подуть на шарик и даже бросить его на колесо, хотя это было совершенно против правил казино. Оно крутилось и крутилось, и по мере того, как замедлялось, я помню, как хватка крепче сжимала мое бедро. Мой взгляд скользит к Рафу. Его челюсть дергается, и в полумраке он выглядит демонически. — На что он упал, — спокойно спрашивает он, хотя вовсе таким не является. — На ноль, — шепчу я. Мы смотрим друг на друга, и я прерывисто выдыхаю. Черт, ненавижу это воспоминание и никогда никому не рассказывала об этом, даже моему анонимному телефонному другу. Если бы Раф не был таким теплым, если бы его рука под головой не была такой твердой, я бы тоже ему ничего не рассказала. — Я знала, что у меня неприятности, чувствовала это. Спрыгнув с его колен, я выбежала в переулок. Через несколько секунд он последовал за мной, — мой смех горький, с привкусом самоуничижения. — Он был первым, кто заманил меня в западню в переулке, Мартин О'Хара был вторым. — И он будет, блять, последним, — рычит Раф, проводя рукой по волосам и свирепо глядя на бурю. Я возвращаю его внимание к себе, поглаживая голову змеи его татуировки. — Именно тогда узнала, что когда ты больше не можешь быть полезной мужчине, они отворачиваются от тебя. Или, что хуже, оборачиваются против тебя. Он был зол и хотел преподать мне урок. Его руки пытались прикоснуться там, где никогда не должны касаться тела десятилетней девочки. Знаешь, под моим платьем... Эмоции, сжимающие мое горло, обрывают мой рассказ. Раф выдыхает, прижимаясь лбом к моему. — Блять, Пенни. Но я продолжаю. Теперь мне кажется, что должна это сделать. — К счастью, он не успел далеко зайти, потому что из ниоткуда появилась женщина. Думаю, она просто вышла на улицу покурить, но ее присутствия было достаточно, чтобы отпугнуть его. На ней было самое красивое платье, а переулок был грязным, но ей было все равно. Она села рядом со мной, обняла меня и позволила мне плакать там столько, сколько мне нужно. Чёрт, я до сих пор помню ее запах. Он был теплым и уютным. Она пахла благополучной жизнью, свежесрезанными цветами и воскресными ужинами за кухонным столом. Все, чего у меня никогда не было. — Когда мои слезы высохли, она сняла этот кулон с шеи и застегнула его на моей, — мои пальцы тянутся к нему, оживляя воспоминание. — Она сказала, что он приносит ей удачу, и теперь будет приносить ее и мне. Сначала я отказалась, потому что вдруг ей больше не будет везти без кулона? Что, если она вдруг начнет проигрывать в казино? Но то, что она сказала дальше, запомнилось мне навсегда. Удача — это вера в то, что тебе повезло. Кулон просто придаст тебе немного сил, когда ты забудешь об этом. Раф молчалив, его разум кипит и колеблется между грустью и насилием. Теперь, когда мое худшее детское воспоминание покинуло мой рот, у меня такое чувство, будто у него выросли когти и он до крови царапает кожу. — Скажи что-нибудь, — выдавливаю я из себя. В конце концов, его большая ладонь обхватывает мою челюсть. — Я убью его, — говорит он безучастным голосом, а потом кровать прогибается, и мне становится холодно. Раф стоит на краю кровати, подбирая брюки, делая глубокий вдох и смотря на стену. — Я найду его и убью, — он делает паузу. — Медленно. — Раф... — Нико узнает, кто он такой. Может быть, и этот ублюдок Тор тоже. В Grand повсюду охрана. Я знаю, что это было десять лет назад, но... — Он мертв, — выпаливаю я, приподнимаясь на локтях. Раф замолкает, поднимая на меня глаза. — Что? Я обхватываю рукой кулон.