Когда Лон Коэн говорил, что площадь заполонит орда женщин, желающих воочию узреть коляску с ребенком, он несколько польстил себе, склонный, должно быть, переоценивать силу воздействия «Газетт» на читателя. Наш воскресный урожай составил всего двадцать шесть снимков; семь были сделаны утром, а девятнадцать во второй половине дня. В начале шестого, когда Салли вернулась с прогулки, я помог ей извлечь из коляски аппаратуру и вынуть пленки. Хотя с помощью камеры, скрытой в передней части коляски, было отснято всего два кадра, мы все-таки отдали на проявку и эту пленку. Что такое пара лишних долларов, когда клиентские денежки утекали у нас буквально рекой. А сутки спустя мы по-прежнему пребывали в неведении, есть у нас фотография матери или нет. Во всяком случае, из двадцати шести женских лиц на отпечатанных фотографиях Люси не сумела опознать ни одного. По словам Джулиана Хафта, Лео Бингэма и Уиллиса Кинга, им тоже знакомые лица не встретились. Утром Вулф побеседовал с каждым из них по телефону, попросив взглянуть на фотографии, не объясняя, каким образом мы их раздобыли, а около полудня, получив от Эла Познера шесть полных комплектов отпечатков, я разослал их с посыльными. К пяти часам мы получили ответы от всех троих мужчин – все, как я говорил, отрицательные. Один комплект я отвез Люси, которая не пожалела времени на просмотр фотографий и даже сочла одну из них подозрительной. Однако выяснилось, что женщина, которую она имела в виду, значилась в ее же списке, и Сол ее давно проверил. Люси предложила, чтобы я задержался у нее до возвращения Салли с дневной прогулки и взял вновь отснятый материал, но мне не терпелось вернуться домой и дождаться звонков Кинга, Хафта и Бингэма. К двадцати минутам пятого, когда раздался телефонный звонок, двое последних уже отзвонились, и я решил, что звонит Кинг, однако не успел даже толком представиться, когда меня перебил знакомый голос: – Арчи, это Сол. Я из автомата на Юниверсити-Плейс. – Ну и?.. – Похоже, нам наконец повезло. Все вышло, как мы и рассчитывали. Ровно в четыре на площади, в северной части, притормозило такси, и из него выбралась женщина. Перешла на противоположную сторону улицы и огляделась по сторонам, а такси осталось ждать ее, причем во втором ряду. Женщина заметила коляску и направилась прямиком к ней через площадь. Ни разу не наклонилась и не попыталась прикоснуться к коляске или к ребенку, но заговорила с Салли. Они говорили меньше минуты – секунд сорок. Машина Орри была за углом, но предупредить его я бы не успел, ведь ее ждало такси. Женщина села в него и укатила. Мне оставаться здесь до пяти? – Нет. Разыщи таксиста. – Номер тебе дать? – Непременно. Мало ли, вдруг ты под машину попадешь или еще куда. Сол продиктовал номер такси, а я предупредил, что с 16:45 до 18:00 меня не будет – поеду забрать у Салли пленки и отнести их Элу Познеру. Положив трубку, я с минуту сидел, переводя дух, и впервые за несколько недель ощутил, что жизнь прекрасна. Затем позвонил по внутреннему телефону в оранжерею. – Да? – раздраженно рыкнула трубка. – Поздравляю. Ваша задумка о том, что женщина, родившая ребенка полгода назад, захочет посмотреть, каким он стал, оказалась вполне здравой. Равно как и замысел использовать нашу бравую троицу совместно со скрытыми камерами. Хотел еще предупредить, что через десять минут ухожу. Ставлю два против одного, что мамашу мы заарканили. Даже три против одного. – Будь любезен, сообщи подробности. – С удовольствием. – Я изложил все, что узнал от Сола. – Так что если эта женщина и есть мать ребенка, то она у нас в руках. Мы, конечно, узнаем, где ее высадило такси, но главное даже не в этом, а в том, что Сол покажет нужную фотографию. Еще раз поздравляю. – Приемлемо, – похвалил Вулф и повесил трубку. Несколько минут спустя, когда я уже собирался уходить, позвонил Кинг. Представляю, как он изумился, когда я ничуть не огорчился, услышав, что на снимках он не встретил ни одного знакомого лица. Понедельничный улов превысил воскресный раза в два, и в полдень Салли пришлось перезарядить камеры. В итоге на этот раз в проявку я понес не три, а целых шесть пленок. В общей сложности Салли отщелкала пятьдесят четыре кадра, из которых один был для нас дороже золота. На Сорок седьмую улицу я поспел с ними еще до шести часов, однако в тот же вечер Эл отпечатать снимки не мог; двое его служащих были в отпуске, а третий приболел, и Эл был завален работой по самые уши. Мне удалось уговорить его принять меня в восемь утра, а пленки я увез с собой. Во время обеда позвонил Сол. Таксиста звали Сидни Бергман, и за пятерку он с радостью выложил Солу все, что запомнил. Женщину он посадил на Мэдисон-авеню между Пятьдесят второй и Пятьдесят третьей улицей, отвез сначала на Вашингтон-сквер, а потом назад, на перекресток Пятьдесят второй улицы с Парк-авеню. Прежде он никогда ее не видел и ничего про нее не знал. Я попросил Сола посматривать, не появится ли она снова утром, а потом приехать к нам и дождаться в кабинете моего возвращения с фотографиями. На следующий день, во вторник, я привез их домой без четверти двенадцать. Я мог бы приехать на полчаса раньше, но задержался в «Позе камера иксчейндж», чтобы подготовить комплекты снимков для отправки Кингу, Хафту и Бингэму. Мало ли, вдруг Люси эта женщина незнакома, а один из них ее опознает. Когда я вошел в кабинет, Вулф сидел за своим столом и потягивал пиво, а Сол расположился в красном кожаном кресле, попивая вино. Слева от него на приставном столике стояла бутылка «Кортон-Шарлемань». Судя по всему, говорили они о литературе; на столе перед Вулфом лежали три книги, а четвертую, раскрытую, он держал в руке. Войдя, я на цыпочках прошел к своему столу, уселся и навострил уши. Да, так и есть – литература. Я встал и направился к двери, но на полпути меня остановил голос Вулфа: – Что, Арчи? Я обернулся: – Не хотелось прерывать ваш интеллектуальный диспут. – Я подошел к Солу. – Порнухой, мистер, не интересуетесь? – И вручил карточки. – Сегодня она не появлялась, – сказал Сол, рассматривая фотоснимки. Управлялся он с ними столь же ловко, как с карточной колодой. Посмотрев почти половину, он наконец остановился и вынул из пачки одну фотографию, чтобы разглядеть при свете. – Вот она! Я взял у него снимок. Фотография вышла четкая, причем почти три четверти ее занимало женское лицо, снятое под тем же ракурсом, что и остальные, снизу вверх. Широкий лоб, глаза расставлены нормально, довольно узкий нос, но довольно большой рот, чуть заостренный подбородок. Взгляд устремлен немного вправо. – А что, она даже миловидная, – сказал я. – Вполне, – согласился Сол. – Походка, кстати, у нее легкая и пружинистая. – А все остальное? – Рост пять футов семь дюймов. Вес около ста двадцати фунтов. Лет тридцать пять – тридцать семь. – Дай, пожалуйста, конверт. – Сол протянул мне конверт, и я убрал в него все фотографии. – Еще раз извините, что помешал вашей ученой беседе, господа! Мне пора идти. Если понадоблюсь, то номер миссис Вэлдон вам известен. Начиная с воскресенья наши с Люси отношения были несколько натянутыми. Впрочем, нет, это не совсем точно. Натянутыми были отношения Люси с окружающим миром, а я просто попал под горячую руку. В воскресенье вечером ей позвонил ее адвокат по поводу публикации в «Газетт», а в понедельник днем он пришел обсуждать статью. По мнению адвоката, Люси допустила серьезную промашку, афишируя эту историю, и он не жалел слов, распекая и осуждая Люси. Еще более резко выразилась Лена Гатри, ее лучшая подруга. Телефон Люси буквально обрывали, звонили и друзья, и враги, причем одним из них, судя по замечанию Люси, был Лео Бингэм. Такая вот ко вторнику сложилась обстановка. Поэтому я ничуть не удивился, когда, после того как Мари Фольц проводила меня наверх в гостиную, мне пришлось прождать там целых полчаса, прежде чем пожаловала хозяйка. Остановившись в трех шагах от меня, она сухо спросила: – Что-нибудь новое, Арчи? – Только свежие фотографии, – ответил я. – Сделанные вчера. – Понятно. Много их? – Пятьдесят четыре. – И что, я непременно должна их просмотреть? У меня голова болит. – Можешь все не смотреть, – уступил я и, порывшись в конверте, достал нужное фото. – Только на одну хотя бы взгляни. Она несколько отличается от других. Люси мельком взглянула на нее: – И что в ней такого особенного? – Ставлю три против одного, что это именно та женщина, которую мы разыскиваем. Мать твоего ребенка. Она приехала в такси, которое поджидало ее, пока она ходила смотреть на мальчика. Она провела рядом с коляской почти минуту, потом уехала в этом же такси. Ты ее узнаешь? Люси присмотрелась повнимательнее: – Нет. – Посмотри получше, – настойчиво попросил я. – К свету поближе поднеси. – Но я не… Впрочем, ладно, будь по-твоему. – Люси поднесла фотоснимок к настольной лампе, включила, присмотрелась и… нахмурилась, потом повернулась ко мне. – Где-то, пожалуй, я ее видела. – Тогда позабудь о своей головной боли, вообще позабудь обо всем на свете и сосредоточься на этой фотографии. Разумеется, рано или поздно мы все равно эту женщину опознаем и найдем, но вот уже полтора месяца мы топчемся на одном месте, бьемся головой о стенку и, главное, тратим твои деньги и нервы. Все это может сразу закончиться, если ты вспомнишь, кто она такая. Будь добра, посиди еще немного возле лампы и подумай. Ладно? Люси закрыла глаза, потерла лоб и присела. На фотокарточку она больше не смотрела, взгляд ее был устремлен в пустоту, губы стиснуты. Внезапно она вздернула голову и хлопнула себя по лбу: – Господи, ну конечно же! Это Кэрол Мардус! Я невольно рассмеялся, потом, видя ее недоумение, пояснил: – Знаешь, Люси, за время нашего знакомства я видел тебя в самом разном расположении духа, от безудержно веселой и даже бесшабашной до мрачной и неразговорчивой. Но такой растерянной, как сейчас, вижу впервые. А рассмеялся я потому, что, оказывается, это довольно забавно. – А вот мне вовсе не до смеха. – Это пустяки. Так ты уверена, что эта женщина – Кэрол Мардус? – Да. Безусловно. Удивительно только, что я сразу ее не узнала. – Кто она и чем занимается? – Это та самая женщина, которая помогла Дику сделать писательскую карьеру. Она была штатным рецензентом в журнале «Женщина и семья», и именно она убедила Мэнни Аптона опубликовать первые рассказы Дика. А позже Мэнни назначил ее редактором отдела художественной прозы. Она и теперь этот пост занимает. – Она редактор отдела в «Женщине и семье»? – Да. – Но ты не внесла ее в свой список. – Да, что-то я про нее не вспомнила. Да я и видела ее всего пару раз, не больше. – Кэрол Мар-дос? – Мар-дус. – Она замужем? – Нет. Насколько я знаю. Одно время она была замужем за Уиллисом Кингом, но потом они развелись. Мои брови поползли на лоб. – Это уже любопытно. Он ее тоже в список не внес. А давно они развелись? – Точно не знаю. Кажется, лет пять назад. А может, четыре. Я познакомилась с Кэрол уже после того, как вышла за Дика. Как и с Уиллисом. – Тогда я должен задать вопрос. Если она и есть мать твоего мальчика, а теперь я уже уверен в этом процентов на девяносто, то насколько велика вероятность, что отец ребенка – Дик? – Не знаю, Арчи. Я же тебе много про него рассказывала. Да, мне известно, что когда-то давно они с Кэрол состояли в интимной связи. Так, во всяком случае, мне кто-то сказал. Но если мать она… – Люси порывисто вскочила. – Сейчас же позвоню ей и выясню… – Не «сейчас же»! – Я уже хотел удержать ее за руку, но затем одумался. Без крайней необходимости смешивать личные отношения с деловыми нельзя – так гласит правило. – Люси, я должен тебя несколько удивить. Прежде я не раз обращался к тебе с просьбами, предложениями и даже уговорами, однако никогда не приказывал. А вот теперь вынужден это сделать. Так вот, вплоть до моего разрешения ты не должна упоминать имя Кэрол Мардус ни единой душе. Повторяю: ни единой! И не должна ни звонить ей, ни встречаться. Поняла? Люси улыбнулась: