— Я думал… — Нет, она мне не нужна, — повторил Дробыш. Тухлый вспомнил, что девчонка вечерами сидит у окна той жалкой комнаты в Бруклине. Они с Кротким поднимутся на этаж и войдут. Он возьмет девчонку первым, а Сэм за ним. Тело можно будет завернуть в мешковину и утопить в реке. «Импалу» придется отогнать на территорию соседнего штата и там сжечь. А потом вернуться в Нью-Йорк на другой машине. Тухлый открыл ящик для перчаток, отодвинул в сторону полупустую пачку бумажных салфеток и убедился, что двенадцати зарядный кольт на месте. Если все кончить сегодня, то уже завтра можно возвращаться в Россию. На утренний рейс из аэропорта Кеннеди наверняка найдется один билет. — Мне не хочется тебя задерживать в Америке, — сказал Дробыш. — Ты хорошо поработал. Но я тут посидел, подумал… Не сходятся концы с концами в этой истории. Надо выяснить одну штуку. Кто стоит за этим юристом? Кто направляет его? Кто заказал всю эту музыку? Понимаешь? — Я сам думал об этом, — кивнул Тухлый. — Этот юрист, он же не самоубийца… — Точно. Не мог же он, чужой посторонний человек, вот так просто забрать Инну и увезти ее в Америку. Радченко должен сознавать последствия этого поступка. Во всяком случае, лично для себя. И своей семьи. Но он поступил вопреки здравому смыслу. Вопреки инстинкту самосохранения и простой логике. Вот и надо узнать: почему. Я должен понять, кто за этим стоит. Кто платит Радченко. Короче, тебе придется еще немного задержаться. В Москве тебя будет ждать отличный подарок. Кстати, я дал команду, чтобы завтра твоего отца перевезли в Москву. В самую лучшую клинику, к лучшим врачам. Мне передали, он держится молодцом. У него все в порядке. — Спасибо. Старику действительно лучше? — Я же сказал: он молодец. Привет тебе передавал. Тухлый дал отбой, опустил стекло и выплюнул окурок. — Босс приказал юриста пока не трогать, — сказал он. — Надо выяснить: от кого Радченко получил заказ. Но только осторожно. Нам потребуются люди. — Сколько? — спросил Кроткий. — Ну, пятеро или больше. Пока не знаю. Глава пятнадцатая Прошли по длинному коридору в другое крыло дома. Дик остановился перед дверью и прижал палец к губам. Не слышно ни звука, только с верхнего этажа доносятся звуки музыки, за соседней дверью кто-то надрывно кашляет. Дик выбрал из связки нужный ключ, воткнул его в замочную скважину. В прихожей было темно, на кухне тоже света не было. Справа просторная комната, где горел верхний свет. На диване валялся худой парень, с бледным лицом. На нем были только трусы и майка без рукавов. По комнате плавали клубы сладковатого дыма. Дик вошел в комнату, загляну в соседнюю спальню. Пусто. — Когда они ушли? — спросил он. — Ушли, — повторил Роберт. — Ты что-то купил? — У меня не было денег. Тогда я позвонил тебе… — Передай своим друзьям, что в следующий раз я их перестреляю. Прямо здесь. — Мне надо немножко… Я умру. У тебя есть хотя бы курнуть? Радченко остановился в прихожей, но Дик махнул рукой, мол, проходи сюда и выбирай любое из двух кресел. Радченко вошел, глянул на кресла, усеянные сомнительными пятнами. Он выбрал деревянный стул, закинул ногу на ногу и стал смотреть в окно. Младший брат никак не реагировал на появление незнакомого человека. Только скосил глаза и наморщил лоб, обтянутый прозрачной кожей. А затем с надеждой посмотрел на брата. Тот сказал: — Курнуть найду. Роберт тяжело вздохнул, перевел взгляд на потолок и затосковал всем сердцем. Это было сильное чувство. Наверное, так бездомная собака тоскует по сытному куску или калека по отрезанной руке. Дик принес из кухни стакан со льдом, достал из кармана фляжку с виски и плеснул на три пальца. Затем он вытащил из кармана серебряную коробочку, высыпал на столик щепоть канабиса, сломал сигарету и перемешал табак с дурью. Он достал клочок бумаги, скрутил сигарету, прикурил и сунул в рот брата. Роберт сел на диване и затянулся. Взял в руки стакан и мелкими глотками выпил его содержимое. Через полчаса Дик отвел брата в спальню. Роберт снял штаны, вытянулся на матрасе, зевнул и облизал губы, будто чувствовал, что сон, который предстоит вскоре увидеть, будет про любовь. Дик сделал брату укол снотворного, погасил свет и вернулся. — Черт, даже не помню, когда начался весь этот кошмар. Все случилось как-то незаметно… Радченко подумал, что в жизни все начинается с малого. Любовь со случайного взгляда, алкоголизм с кружки пива. Но никогда наперед не узнаешь, с чего начинаются большие неприятности. — Если он выпивает виски, желание уколоться слабеет, — Дик принес из кухни стаканы со льдом, налил виски из фляжки. — Поэтому я всегда ношу с собой бутылку. Выпивка — меньшее из двух зол. — И часто он срывается? — Ну, раз в полгода. Он уже научился себя контролировать. — Тут телевизор есть? — Я пять раз покупал телевизор. Тут остались только те вещи, на которые не найдешь покупателя. — Тогда пойдем? — Посидим немного, — Дик хлебнул виски и налил еще. — Надо подождать, пока Боб заснет. Был такой случай. Я отвел его в спальню, как сейчас. Он знал, что я сижу здесь, значит, уйти и купить дозу он не сможет. Тогда Боб вынул из стенного шкафа и положил на кровать две зимних куртки и пару подушек. И закрыл их одеялом. Посмотреть со стороны, кажется, что человек лежит. Я несколько раз заглядывал в комнату. Подумал, что Боб накрылся с головой и спит. А он поднял раму, выбрался на пожарную лестницу. — Я видел в окно. Площадка лестницы как раз между спальней и этой комнатой. — Точно. И спокойно спустился вниз. Он купил дозу в шприце. Вернулся к лестнице и, перед тем, как начать подъем, укололся. Затем поднялся наверх. Но тут пришел кайф. Он уснул прямо на площадке пожарной лестницы. И проспал до утра. Весь окоченел от холода. Не знаю, как он вниз не грохнулся. Утром зашел в комнату, там пусто. С тех пор окно в спальне больше не открывается. Через некоторое время Дик заглянул в спальню и сказал, что брат спит. Можно отправиться в одно интересное место. Там хорошая музыка. Они вышли на улицу, накрапывал дождь. Когда машина тронулась, Радченко обратил внимание, что следом за ними увязалась черная «Импала». — Обернись, — сказал Радченко. — Видишь эту тачку? Она едет за нами от дома твоего брата. Может быть, машиной пользуются знакомые Роберта? — Они ездят на пикапе. Когда Радчекно снова оглянулся, «Импала» исчезла из поля зрения. * * * Девяткин и Лебедев оставили машину на улице и прошли наискосок через прямоугольник двора, зажатого между домами. Моросил дождь, вокруг было пусто, только фонарь выхватывал из темноты человека в плаще и шляпе, выгуливающего собачонку. Они вошли в полутемный подъезд, лифтом поднялись на восьмой этаж. Дверь открыла женщина лет сорока с уставшим серым лицом. Она вернулась с работы буквально пять минут назад и не успела переодеться, поэтому была в сером костюме и светлой блузке. Она провела полицейских в большую комнату, выходящую окнами во внутренний двор. В правом углу висела большая икона Смоленской богоматери в серебряном окладе, под ней на цепочке лампадка. Пахло ладаном и пылью. Хозяйка зажгла свет и задернула шторы. Сели за стол, стоявший под старомодной люстрой с матерчатым абажуром. — У вас есть новости об Иване? — женщина настороженно смотрела на Девяткина, сразу угадав в нем начальника. — Нет новостей, — сказал Девяткин. — Просто хотел задать пару вопросов. Женщину звали Елена Марковна Глебова, она была матерью мальчика, с которым Инна дружила в ту пору, когда ей разрешали посещать обычную школу. Девяткин объяснил, что в данный момент он ищет эту самую девочку, которая тоже пропала. То ли сбежала из дома, то ли была похищена, — это еще предстоит выяснить. — Инна? — переспросила Глебова. — Да, да… Припоминаю. Хорошая девочка. Они вместе иногда уроки учили. — Иван иногда вспоминал ее? — Не могу точно сказать. — Иван ей звонил? — Нет. Кажется, он хотел позвонить, но не знал ее нового телефона. Кажется, девочка то ли переехала на новую квартиру, то ли что… Они с Иваном не общались последние два года. По полу скользнула тень, в дверном проеме выросла высокая, под самую притолоку, мужская фигура. — Можно присутствовать? — густым басом спросил мужчина. — Это мой супруг Петр, — женщина поднялась и снова села. Мужчина как-то неловко боком пробрался к окну и устроился на низкой кушетке сбоку от жены. Редкие длинные волосы, зачесанные на затылок, обнажали высоченный лоб мыслителя. Окладистая борода покрывала впалую грудь. — Мы старались найти Инну, — продолжил Девяткин. — Но, видимо, придется заняться и вашим мальчиком. С вами уже разговаривали полицейские, протоколы я читал. Но кое-что надо прояснить. Давайте начнем сначала. С того дня, когда Иван убежал из дома. Итак, вы вернулись с работы… Девяткин посмотрел в глаза Елене Марковне. Петр ничего не говорил, не лез с вопросами. Он сидел прямо, будто аршин проглотил, обозначая свое присутствие покашливанием в кулак. Глебова рассказала, что в тот день задержалась на службе, а когда вернулась, сына не было дома. Мальчик не пришел ночевать, они с мужем не спали ночь. Иван и прежде удирал из дома, но ночью или утром всегда возвращался. Но не в этот раз. Первые дни после исчезновения Ивана из отделения полиции им звонили. Сообщали, что мальчик жив, его видели то на железнодорожных путях у Рижского вокзала, то возле заброшенной водокачки, где ночуют бродяги. Но вот прошел месяц, а его нет. И звонков из полиции больше не слышно. — Тот день, когда исчез Иван, был каким-то особенным? — спросил Девяткин. — Что-то произошло? Отец нервно покашлял в кулак. Глебова пожала плечами. — Это был обычный день, — сказала она. — Школьные каникулы. Глеб играл в футбол в школьном дворе. Вечером он пришел. Сказал, что вернется через четверть часа и ушел. И все. — Я так понимаю, что в доме оставался ваш муж? — спросил Девяткин.