— Я слышал, будто босс, ну, как бы сказать, — Кусов решился на смелый вопрос. — Что он человек не очень щедрый. Даже скорее, прижимистый. Это так? — Один раз в Испании он выстоял часовую очередь у магазина. Там продавали обувь со скидкой сорок процентов. Была страшная жара. Он в тот день сэкономил долларов двести. Или около того. А на следующий день подарил одной барышне, местной певице, которая, честно говоря, этого не заслужила, дорогущую квартиру в историческом центре Мадрида. — Я слышал, что он курит? — Хочет бросить, да не получается, — сказал Тухлый. — Смолит по три пачки в день. Раньше он не любил летать в самолетах. А летать по миру приходилось много. Страдал, что нельзя курить даже в первом классе. Эта была настоящая мука, просто пытка. Чтобы курить, когда захочется, он купил собственный самолет. А потом другой самолет, больше первого. Кусов долго хранил молчание, подумал и задал еще один вопрос: — Правда, что на все разборки босс возил с собой не пушку, а самурайский меч? И сам рубил врагов в лапшу? — Насчет меча не в курсе, — Тухлый решил, что у любой откровенности есть свои пределы. — Лично я об этом не знаю. И мечей у него не видел. * * * Боб слетел с ног, провалился в канаву, в пугающую темную пустоту. Уже ничего не соображая, стал карабкаться наверх. Зацепился за скользкие стебли травы, резавшие ладони, и снова оказался внизу, в липкой темноте болота. Бешено вращая глазами, пополз вверх, выбрался на дорогу. Но там ждал Радченко. Пинками он заставил Боба подняться и ударил открытой ладонью в лицо. Падая, Боб боком повалился на багажник машины, перевернулся на живот, медленно сполз на землю. Радченко снова схватил его за ворот, поставил на ноги. Затем повернул Боба к себе спиной, стянул с него куртку. Вывернул ее наизнанку и разорвал тонкую клетчатую подкладку. К ногам упали мобильный телефон и пара продолговатых, с мизинец толщиной, белых пакетиков. Боб стоял, прижавшись задом к багажнику, и только поэтому сохранял равновесие. Голова кружилось, подступала тошнота. Радченко разорвал упаковку одного из пакетиков, высыпал порошок на ладонь и подержал ее под носом Боба. Затем вывалил порошок в грязь. Боб повалился на колени, словно захотел собрать кокаин. Он заплакал, повторяя только одно слово «пожалуйста». Радченко сунул второй пакетик в карман. Он поднял бейсболку, натянул ее на голову Боба. Затолкав его на заднее сидение, сел за руль и, не сказав ни слова, поехал дальше. — И ты, мой брат, сидел и смотрел, как меня убивают, — Боб, плакал, размазывая слезы и кровь по чумазой физиономии. — Ты просто сидел… — Тебя надо было убить, — процедил Дик. * * * Когда снова зазвонил телефон, Тухлый вдруг забеспокоился. На этот раз говорил ближайший компаньон босса Павел Стороженко. — Старик уже звонил тебе? — спросил Стороженко, забыв даже сказать «здравствуй». — Дядя Витя еще не протрезвел? — Стас, дела плохи, босса убили, — Стороженко выдержал длинную паузу, давая возможность собеседнику прийти в себя. — Я еще не знаю всех подробностей, но теперь они не имеют большого значения. Наш человек в полиции сообщил, что стрелял один псих. Этого придурка пришили на месте. Но от этого не легче. — То есть как? — Я же говорю: какой-то придурок стрелял в босса. Почти в упор, несколько выстрелов. И все. Босса привезли в больницу уже мертвым. Ты сейчас где? — Надо разобраться с этими деятелями. Ну, юристом и девчонкой. Ты разве не в курсе? — В курсе, разумеется, — ответил Стороженко. — Но после смерти босса нам ни к чему эта девчонка. И этот юрист тоже. С девчонки больше не получишь ни цента. Понимаешь, все изменилось, весь расклад? — Понимаю, — ответил Тухлый. — Тогда так. Надо чтобы ты немедленно отправился в аэропорт и взял билет на первый же рейс до Москвы. Смерть хозяина осложнит некоторые вопросы. Многие захотят потеснить нас с рынка прямо сейчас. Воспользоваться моментом и нанести еще один удар. Я не могу говорить открытым текстом, но, надеюсь, ты и так все понимаешь. Слух, что босса не стало, уже прошел. Я буду ждать тебя, Стас. Ты меня слышишь? Тухлый подумал, что Стороженко человек тертый и опытный, у него связи на самом верху, среди больших чиновников, и среди московских гангстеров. Еще он умеет считать деньги, говорить и договариваться с людьми, он прижимист, но не жаден. Он как раз тот человек, на которого можно положиться. Босс знал, что Староженко не подведет, поэтому поднял его наверх, сделал компаньоном. Но до босса этому парню еще далеко. — Конечно, слышу. Черт побери… — Езжай в аэропорт, — повторил Стороженко. — Я жду тебя. — Понял, — ответил Тухлый. — Я так и сделаю. Он опустил трубку в карман, закрыл глаза и пару минут просидел так, испугавшись, что и его голос задрожит, а слезы брызнут из глаз, словно у ребенка. Сэм Кроткий тоже молчал, кажется, он понял все. И впал в состояние прострации. Он вытянул вперед руку, и стал смотреть на внешнюю сторону ладони, где была татуировка паука. Сэм сжимал и разжимал кулак, паук шевелил длинными лапками словно живой. — Босса грохнул какой то, — Тухлый длинно выругался. — Стороженко сказал, что надо в Москву срочно лететь. Какие-то разборки намечаются. — И что ты решил? — спросил Сэм Кроткий. — Мы закончим с Радченко, — ответил Тухлый. — Тогда я улечу. Но не раньше. Я дал боссу слово. И слово сдержу. Время тянулось медленно, играло радио, косой дождик сек по крыше и лобовому стеклу. Уже под утро, когда начало светать и стала видна расплывчатая линия горизонта и тяжелые грозовые тучи, висевшие над ней, раздался звонок, которого ждал Тухлый. Тихий голос сообщил, что вся компания находится примерно в двадцати милях восточнее хайвея, на частной ферме. Машина, взятая в прокат, стоит за сенным сараем, Радченко и девчонка в доме. На дорожной развилке перед въездом на ферму большой рекламный щит риэлторской фирмы «Ремикс». На щите большими синими буквами написано, что здесь продается шестьдесят акров земли. Именно эта ферма и выставлена на продажу. Закончив телефонный разговор, Тухлый, пребывавший в самом гнусном подавленном настроении, немного оживился. Он сказал, что информация к нему стекается только первосортная, потому что он платит осведомителям, сколько те спросят, без торга. И даже больше. Он приказал Сэму Кроткому развернуть машину и возвращаться на ту дорожную развилку, которую они недавно проехали. * * * Радченко остановил машину возле большого светлого дома, стоявшего на холме. Он вылез из салона и огляделся. Дождик едва накрапывал, ветер стих, потеплело. Внизу расстелилась бесконечная равнина, занавешенная туманом. Ночная мгла расступилась, небо сделалось пепельно-серым. На высокое крыльцо с покосившимися перилами вышел человек в кепке и черном дождевике. Это был мужчина лет пятидесяти пяти, худой, с вытянутым лицом, серыми водянистыми глазами. Он представился Алексом, сказал, что кровати застелены, гости могут заходить в дом и отдыхать. Радченко объяснил, что двое друзей уже спят в машине, сейчас не хотелось бы их будить. Алекс ответил, что машину можно поставить под навес сенного сарая. И раскрыть дверцы, друзья смогут спать дальше. Если же они проснуться, в сарае есть большая комната, там двухярусные кровати, свежее белье и вода подведена. Радченко поблагодарил за хлопоты, сунул Алексу деньги. Вернулся к машине, отогнал ее под навес. Последним выбрался Боб, пошатываясь, он вошел в сенной сарай, разделенный надвое дощатой перегородкой, хотел пойти в комнату следом за братом, но передумал, опустился на пол из неструганных досок. Прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Он кутался в сырую куртку с разорванным рукавом, на голове козырьком на сторону сидела бейсболка. Грязь, облепившая лицо и шею, стала подсыхать, превращаясь в тонкую коросту, которая трескалась и шелушилась. Запекшаяся кровь оставила следы на подбородке. Разбитый нос распух в основании, из него еще сочилась сукровица. На этом мертвом нечеловеческом лице жили только глаза. Боб поглядывал на Радченко, стоявшего у входной двери. В этом взгляде жила мольба и тревога. Ему казалось, что прямо сейчас этот русский распечатает второй пакетик с порошком, вывалит его в лужу. В таком случае через два-три часа, когда состояние ухудшится, появится ломота в суставах, дозы не окажется под рукой. Это хуже боли, хуже побоев. Из-за перегородки вышел Дик, он вытащил сигареты и закурил. Радченко достал телефонную трубку, протянул ее Бобу: — Звони. Скажешь, где мы. Ферма примерно в пятнадцати милях от поселка. Дом на холме. Они не ошибутся. Боб плюнул на пол, слюна была густой, вперемешку с кровью. — Но я не могу. Язык не шевелится. — Зашевелится, — ответил Радченко. — Сколько их? — Двое. Когда они первый раз пришли ко мне в Нью-Йорке, их было двое. — Звони, — Радченко полез в карман. — Иначе… — Я позвоню, — Боб испугался до обморока. — Только мне нюхнуть надо. Хоть немного. Меня уже ломает. Радченко не ответил. Боб нажал кнопку, когда трубку взяли, придушенным шепотом коротко объяснил, как добраться до места и дал отбой. Радченко бросил пакет с порошком на пол. — На, нюхай. Дик молча стоял в дверном проеме. Он видел сырые поля в белой пелене тумана. В низинах туман был гуще, он поднимался вверх, обволакивая весь мир. Линия горизонта, заметная еще несколько минут назад, теперь стала неразличима. У подножья холма темнела пустая дорога, узкая асфальтовая полоса, уходившая в неизвестность. Слева двухэтажный фермерский дом, обшитый доской и покрашенный белой краской, поблекшей, местами облупившейся. По периметру разрослись кусты роз и форзиции. Слева под навесом стоит трактор, рядом какой-то прицепной механизм, сеялка что ли. За домом изгородь, столбики с длинными продольными перекладинами, за ними начинается луг. В тумане угадываются потемневшие от дождей высокие круглые кипы сена. Они напоминали бумажные полотенца, только огромные, в полтора человеческих роста, вестом в тысячу четыреста фунтов. Дик сказал: — Эх, остался бы тут навсегда и прожил остаток жизни. Слышь, Дима… Еще не поздно передумать. — Какого черта, это рано или поздно случится, — Радченко покачал головой. — Они все равно не отстанут. Садись в машину и увози их куда-нибудь. — Все по-дурацки получилось, — сказал Дик. — Я хотел помочь, а вышло наоборот… — Давай сюда, — Радченко протянул руку. Дик вытащил шестизарядный револьвер «Смит и Вессон» с трехдюймовым стволом и вложил рукоятку в открытую ладонь. Радченко осмотрел револьвер. Короткий ствол, оружие для ближнего боя. Он откинул барабан: из шести гнезд для патронов два пустых. Всего четыре патрона. Это нормально: если гостей двое, то хватит и четырех патронов. Может быть, хватит. — Забыл зарядить, — Дик пожал плечами. Сначала он отвел в машину брата, вернулся за Инной. Она слышала разговор и не хотела уходить. Девчонка смотрела на Радченко заплаканными глазами, хотела что-то сказать, но только всхлипывала. Дик посадил ее впереди, сам сел за руль.